Введение

Классики марксизма-ленинизма придавали важное значение исследованию предыстории человеческого интеллекта. В. И. Ленин писал, что история умственного развития животных является одной из тех областей знания, «из коих должна сложиться теория познания и диалектика» [1].

Исследование интеллекта животных помогает установить преемственную связь организмов в процессе их эволюции, понять происхождение человеческой психики и с материалистических позиций подойти к решению проблемы антропогенеза.

Не случайно основоположники марксизма высоко оценили концепцию Ч. Дарвина о развитии живой природы и о происхождении человека от низших форм животных.

Высоко оценивал значение трудов Дарвина И. П. Павлов, считая Дарвина возбудителем и вдохновителем сравнительного изучения поведения животных, различных по уровню развития. «Гипотеза происхождения человека от животных, — писал Павлов, — естественно, придала захватывающий интерес изучению высших проявлений жизни животных» [2].

Обращаясь к исследованию этапов эволюции , в частности появления прогрессивных черт у ближайших предков человека, Дарвин указывал на решающее значение ряда факторов: изменение древесного образа жизни на наземный, возникновение вертикальной походки, освобождение руки от функции передвижения по земле, изменение ступни ног, обеспечивающее прочное поддерживание равновесия тела при передвижении, выпрямление позвоночника, изменение положения черепа на позвоночнике (из наклонного в прямое), уменьшение челюстей и клыков. Для компенсации этой незащищенности у предков человека, как то подчеркивает Дарвин, появляется способность к употреблению орудий, которая намечается уже у обезьян, например, разбивание камнями твердых плодов, скатывание и бросание камней при самозащите и нападении и т. д. Однако Дарвин, чрезмерно увлекшись установлением черт сходства между человеком и животными, нередко преувеличивал высоту уровня психики животных.

Сравнивая умственные способности человека и животных, Дарвин писал: «...в умственных способностях между человеком и высшими млекопитающими не существует коренного различия» [3].

Таким образом, Дарвин приходит к ошибочному заключению: «Как бы ни было велико умственное различие между человеком и высшими животными, оно только количественное, а не качественное» [4].

В своих сравнительно-психологических исследованиях Дарвин не учел значения социального фактора. Дарвин рассматривал процесс становления человека как обычную форму образования биологического вида и не заметил того весьма важного факта, что одновременно с человеком возникло и первобытное человеческое общество, качественно отличное от предшествовавшего ему стада обезьян [5].

Дарвин представил процесс развития человека от низших форм как непрерывную и плавную линию развития, не заметив качественного отличия животного состояния от человеческого.

Советские ученые с марксистских позиций решают проблему становления человека, подчеркивая, что выделение человека из животного мира есть скачок, решающий поворот в процессе развития живой природы [6].

Велика была роль трудов Дарвина в освещении проблемы антропогенеза. Но в наше время, с благодарностью вспоминая колоссальные заслуги Дарвина перед материалистической наукой, мы обязаны уточнить решение проблемы антропогенеза, опираясь при этом на диалектический материализм, на учение И. П. Павлова о высшей нервной деятельности, на труды антропологов и на новые экспериментальные данные, относящиеся к изучению поведения животных.

Ф. Энгельс неоднократно отмечал качественное различие психических способностей человека и животных, указывая, что даже восприятия человека, по сравнению с восприятиями животных, охватывают свойства вещей более многосторонне, более полно. Он писал: «Орел видит значительно дальше, чем человек, но человеческий глаз замечает в вещах значительно больше, чем глаз орла. Собака обладает значительно более тонким обонянием, чем человек, но она не различает и сотой доли тех запахов, которые для человека являются определенными признаками различных вещей. А чувство осязания, которым обезьяна едва-едва обладает в самой грубой, зачаточной форме, выработалось только вместе с развитием самой человеческой руки, благодаря труду» [7].

К. Маркс также подчеркивал специфические отличия человеческой психики, связанной с трудовой деятельностью, от психики животного. «Употребление и создание средств труда, хотя и свойственны в зародышевой форме некоторым видам животных, составляют специфически характерную черту человеческого процесса труда, и поэтому Франклин определяет человека как a tool making animal, как животное, делающее орудия» [8].

В то время как Дарвин в числе факторов, определивших происхождение человека, особенно выдвигал естественный отбор, Энгельс указывал на роль социально- исторических факторов как движущих причин становления человека, и в первую очередь на роль коллективной трудовой деятельности. Энгельс формулирует эту мысль в следующем виде:

Труд — «первое основное условие всей человеческой жизни, и притом в такой степени, что мы в известном смысле должны сказать: труд создал самого человека» [9].

Именно труд, как показал Энгельс, способствовал переходу животно-образного предка человека в существо, приобретшее признаки человека.

В своей работе «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека» Энгельс дал «трудовую теорию» происхождения человека.

В этой замечательной теории, глубоко раскрывающей проблему антропогенеза, Ф. Энгельс указывает, во-первых, на биологические предпосылки, обусловившие эволюцию человека, и, в частности, появление вертикальной походки и освобождение руки, ставшей «орудием орудий». Освобождение руки от ее локомоторной роли расширяло сферу деятельности рецепторов, особенно зрения, расширяло кругозор животного, обогащало впечатлениями от окружающего благодаря увеличению поля зрения.

Освобожденная рука смогла осуществить разнообразные формы деятельности, связанные с элементарными трудовыми процессами, а труд преобразовывал и изощрял руку. «Рука, таким образом, является не только органом труда, она также и продукт его» [10].

Усовершенствование руки в процессе трудовой деятельности, открывавшее все новые и новые свойства окружающей природы, обогащавшее познанием мира, было неразрывно связано с развитием органов чувств и мозга. «А параллельно с дальнейшим развитием мозга шло дальнейшее развитие его ближайших орудий — органов чувств» [11] , — пишет Энгельс. «Сначала труд, а затем и вместе с ним членораздельная речь явились двумя самыми главными стимулами, под влиянием которых мозг обезьяны постепенно превратился в человеческий мозг, который, при всем своем сходстве с обезьяньим, далеко превосходит его по величине и совершенству» [12].

В процессе трудовой деятельности происходило более тесное объединение и сотрудничество ближайших предков человека, развивалась потребность их к словесному общению.

Возникновение членораздельной речи — этого специфически человеческого способа общения — ознаменовало резкий поворот эволюции человека к прогрессивному развитию, достигшему впоследствии грандиозных масштабов и приведшему к колоссальным по значению в истории человечества следствиям.

Человек стал качественно отличаться от всего мира животных и даже от тех, ближайших к нему существ, которых он опередил в своем развитии, — от антропоидных обезьян. Это разделение началось с того момента, когда возник труд, т. е. в соответствии с высказываниями Энгельса, с момента первоначального изготовления орудий.

«...рука даже самого первобытного дикаря способна выполнять сотни операций, не доступных никакой обезьяне. Ни одна обезьянья рука не изготовила когда-либо хотя бы самого грубого каменного ножа» [13].

Социальный фактор, коллективность в труде, в добывании и обработке пищи, в совместной борьбе со стихиями, при обороне от хищных зверей с помощью искусственных средств защиты и нападения, т. е. орудий, имел огромное значение. Развитие нового способа обмена опытом — при помощи членораздельной речи — ослабляло действие биологических факторов, естественного отбора, усиливало роль социальной среды и труда, обусловивших качественно иной характер эволюции человечества по сравнению с животными и возникновение качественно иного характера интеллекта человека.

Следует подчеркнуть, что вопрос о характере интеллекта человека является основным пунктом расхождения взглядов советских и зарубежных приматологов. Выдающиеся зарубежные исследователи интеллекта антропоидов (Кёлер, Иеркс) усматривают лишь количественное различие между интеллектом высших обезьян и человека.

Кёлер приходит к выводу, что «у шимпанзе разумное поведение того же самого рода, что и у человека...», что «он обнаруживает также ту форму поведения, которая является специфически человеческой» [14].

Американский ученый Иеркс, исследовавший высших человекообразных обезьян трех родов (гориллу, шимпанзе, оранга), одну из своих книг, посвященных изучению поведения высших обезьян, назвал «Почти человек» [15] ; в другой книге, относящейся к изучению звуков шимпанзе [16] , он делает вывод, что если бы шимпанзе обладал звукоподражательной способностью попугая, то он обладал бы и речью.

В третьей своей книге, в заключительных строках, где проводится сравнение интеллекта человека и антропоида шимпанзе, Иеркс пишет: «Неверно было бы утверждать, что шимпанзе не более умен, чем низшие обезьяны, или что он так же умен, как человек. В обоих случаях наблюдаются явные и значительные различия. Но они скорее количественные , чем качественные, в сущности бо́льшие или меньшие, нежели присутствуют или отсутствуют» [17] . В противоположность этим заключениям выводы наших долголетних опытов по исследованию интеллекта шимпанзе находятся в полном соответствии с выводами других советских ученых (Э. Г. Вацуро, Г. З. Рогинского, В. П. Протопопова, А. Е. Хильченко), изучавших интеллект антропоидов. Так, например, наш четырехлетний шимпанзе Иони, после шести занятий усвоивший принцип выбора подобного предмета на показанный ему образец, легко осуществлял ассоциации по тождеству. Но, когда ему было предложено произвести процесс отвлечения признака цвета (т. е. на образец в виде цветной коробки выбирать соответствующий ей по цвету квадратик), он совершенно растерялся при нахождении цветного объекта. Шимпанзе подошел к «абстрагированию» цвета только через новый конкретный чувственно-двигательный опыт [18] , т. е. когда в образец — цветную коробку — сначала клали картонный квадратик того же цвета и он выбирал соответственный по цвету квадратик, а потом и при вынимании из коробки квадратика стал выбирать правильно соответственный по цвету квадрат на пустую коробку (без квадратика). Но в этих случаях относительный признак не отвлекался обезьяной полностью, как это имеет место благодаря слову у человека, а только выделялся . Это была, как ее называет в своем исследовании обезьян В. П. Протопопов, «абстракция in concreto» в противоположность человеческой «абстракции vera» [19].

Качественное различие в характере интеллекта шимпанзе и человека мы установили при анализе способности шимпанзе к различению количества и к счету [20].

Наше исследование игр шимпанзе и сопоставление их с играми ребенка человека того же возраста также привело нас к выводу, диаметрально противоположному той формулировке, которую дал по отношению к антропоидам Иеркс, назвав их «почти человек». Мы пришли к определенному заключению, что шимпанзе по своим познавательным способностям «никоим образом не человек» [21].

В настоящем нашем исследовании мы пытались при новой постановке опытов с тем же видом антропоидов (шимпанзе), но анализируя поведение взрослого животного, выявить специфику его интеллекта, проявляющуюся в процессе установления адаптивных связей между предметами прежде всего в его конкретной конструктивной и орудийной деятельности. Мы старались проанализировать способность антропоида к осуществлению им связей при условии свободного самостоятельного оперирования с предметами.

Мы направили свое изучение на конструктивную деятельность антропоидов потому, что она стимулируется естественной потребностью шимпанзе к гнездостроению. В этой деятельности особенно наглядно проявляются и объективно, наглядно легко прослеживаются практический анализ и практический синтез, протекающие в единстве: анализ — при выделении из окружающей среды предметов (деревьев, веток и др.) для постройки гнезда, синтез — при соединении этих предметов в целый гнездостроительный комплекс, при осуществлении связей и отношений между предметами, направленных на получение определенного результата.

В процессе конструктивной деятельности при постройке обезьяной гнезда, во-первых, можно было проследить, насколько шимпанзе способен к дифференциации окружающего, к распознаванию свойств и качеств различных предметов; во-вторых, оказалось возможным обнаружить, в какой степени шимпанзе, воспринимая эти свойства, способен использовать их в новых, самостоятельно осуществляемых обезьяной связях.

В результате исследования конструктивной деятельности шимпанзе в процессе построения им гнезд мы подошли к конкретному решению вопроса о том, в какой степени шимпанзе способен направленно воздействовать на окружающую его среду, устанавливая такие соотношения между предметами, которые приобретали новое качество по сравнению с тем, которое эти предметы имели до их преобразования и до их приведения в определенную связь. На основании этого можно было установить, чем отличается предметная предтрудовая деятельность антропоида от трудовой деятельности человека.

В процессе работы наша тематика расширилась за пределы исследования только конструктивной формы деятельности шимпанзе и дополнилась анализом других форм деятельности подопытного антропоида при обращении его с самыми различными предметами. Это дало возможность обнаружить многообразие приемов, различие характера разных форм предметной предтрудовой деятельности шимпанзе и более широко изучить ее специфику.

Мы исследовали свободную орудийную деятельность антропоидов, выраженную в значительно большей степени у высших и лишь в зачатке имеющуюся у низших обезьян.

Особенности предметной деятельности шимпанзе, рассмотренные нами в плане сопоставления с биологическими данными, относящимися к жизни антропоидов в естественных условиях, вскрыли биологическую обусловленность каждой формы деятельности шимпанзе с предметами, обнаружили исключительную роль образа жизни, условий среды в формировании поведения обезьяны. Специфика предтрудовой деятельности шимпанзе определялась условиями его существования.

Таким образом, с полной очевидностью выяснилось, что основные положения советского творческого дарвинизма, выдвигающие ведущую роль внешних условий в жизнедеятельности организмов, находят свое подтверждение и в новой отрасли знания — сравнительной психологии приматов.

Прогрессивные черты предметной деятельности шимпанзе, выражавшиеся в установлении новых связей при его самостоятельном манипулировании с предметами, проявились особенно ярко в его свободной орудийной деятельности. И это обстоятельство привело нас к необходимости специального изучения этой деятельности в условиях искусственного эксперимента.

Поэтому в третьей части нашей работы мы поставили специальное экспериментальное исследование процесса употребления антропоидом вспомогательного, посредствующего предмета — орудия — для доставания недосягаемой руками приманки, заключенной в узкую металлическую трубу.

При постановке этих опытов имелось в виду осветить несколько вопросов:

  1. Способность шимпанзе к употреблению готового орудия.

  2. Точность дифференцирования им различных признаков предметов при выборе соответственного орудия из группы различных по пригодности.

  3. Способность шимпанзе к обработке и изготовлению орудия путем его составления.

Анализ 672 опытов, вскрывающий самый процесс решения антропоидом предложенных ему задач, дал нам возможность уточнить решение этих вопросов, вскрыть особенности орудийной деятельности шимпанзе и ее качественное своеобразие.

На основании этих данных мы пытались подойти к определению характера интеллекта шимпанзе опять-таки в свете биологических факторов (т. е. образа жизни антропоида в естественных условиях), понять специфику его интеллекта и, указав характерные черты его предтрудовой деятельности, понять причины неспособности современного антропоида к труду. Мы надеемся, что наши выводы смогут пролить свет на предысторию орудия, труда и интеллекта, конкретизировать биологические предпосылки трудовой деятельности в процессе становления человека.

Этот труд может пополнить фактическое содержание сравнительно мало разработанной науки — приматологии, выявляя особенности поведения ближайших к человеку высших животных — антропоидов.

Конкретное исследование многообразных форм деятельности человекообразной обезьяны (шимпанзе) в свободных условиях и в экспериментальной ситуации дает возможность уточнить представление о развитии двигательных функций и приемов действования важнейшего органа — руки — шимпанзе в стадии, предшествующей появлению творческой руки человека. Исследование приемов оперирования шимпанзе с предметами окружающей среды, анализ результатов деятельности, осуществляемой руками антропоида (особенно его обрабатывающей, конструктивной и орудийной форм деятельности), вскрывает характер воздействия этой высоко организованной обезьяны на предметы и тем самым конкретно выявляет характер ее предтрудовой деятельности и ее интеллекта.

Особенно интересна орудийная деятельность наших подопытных обезьян, представляющая собой первые, начальные формы употребления орудия. Характер и своеобразие использования орудия низшими и особенно высшими обезьянами конкретизируют специфику орудийной деятельности в процессе эволюции приматов, относящейся к периоду, предшествующему становлению человека.

Таким образом, в основном наша работа направлена на то, чтобы хотя отчасти осветить сложный вопрос в истории человечества на том этапе возникновения человека, когда от стадии приспособления живых существ к природным условиям прачеловек перешел к стадии приспособления природы к условиям человеческой жизни.



[1] В. И. Ленин. Философские тетради. 1947, стр. 297.

[2] И. П. Павлов. Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (поведения) животных. Медгиз, 1951, стр. 150.

[3] Ч. Дарвин. Происхождение человека и половой отбор. Сочинения, т. 5. Изд-во АН СССР. М., 1953, стр. 187.

[4] Ч. Дарвин. Происхождение человека и половой отбор. Сочинения, т. 5, стр. 239 (курсив наш. — Н. Л.-К.).

[5] См. В. П. Якимов. Ранние стадии антропогенеза. — «Происхождение человека и древнее расселение человечества». Изд-во АН СССР. М., 1951, стр. 8.

[6] См. Я. Я. Рогинский. Происхождение человека. Я. Я. Рогинский, М. Г. Левин. Основы антропология. Гл. VII. Изд. МГУ, 1955, стр. 315—329.

[7] Ф. Энгельс. Диалектика природы. Госполитиздат, 1955, стр. 132.

[8] К. Маркс. Капитал, т. I. Госполитиздат, 1952, стр. 186—187.

[9] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. XIV, стр. 452.

[10] Ф. Энгельс. Диалектика природы, стр. 133.

[11] Там же, стр. 135.

[12] Там же.

[13] Там же, стр. 133.

[14] В. Кёлер. Исследование интеллекта человекоподобных обезьян. Изд. Ком. академии. М., 1930, стр. 203.

[15] R. М. Yerkes. Almost Human. The Century Company, N. Y. a. L., 1925.

[16] R. M. Yerkes and Blanshe W. Learned. Chimpanzee Intelligence and its Vocal Expressions. Baltimore (1925).

[17] R. M. Yerkes. Chimpanzees. Laboratory Colony. New Haven, Yale University Press. London, 1943, p. 196 (курсив наш. — Н. Л.-K.).

[18] H. H. Ладыгина-Котс. Исследование познавательных способностей шимпанзе. ГИЗ. М., 1923.

[19] В. П. Протопопов. Исследование высшей нервной деятельности в естественном эксперименте. Госмедиздат УССР, 1950, стр. 163.

[20] Н. Н. Ладыгина-Котс. Различение количества у шимпанзе. — Сб. «Психология». Изд. АН Груз. ССР, 1945, стр. 271.

[21] Н. Н. Ладыгина-Котс. Дитя шимпанзе и дитя человека в их инстинктах, эмоциях, играх, привычках и выразительных движениях. Юбил. изд. Гос. Дарвиновского музея. М., 1935, стр. 452.