Мы об'единяем в этой группе несколько типов животных, имеющих между собой то общее, что их нервная система состоит из отдельных нервных узлов (ганглиев). В простейшем случае имеется всего два ганглия, расположенных вблизи переднего конца тела животного и дающих начало двум нервным тяжам — как это можно видеть у низших червей (например, у плоских червей — Plathelmintes). У более высокоорганизованных червей (у кольчатых червей — Annelides), имеющих расчлененное тело, состоящее из отдельных членов, в каждом сегменте находится одна пара ганглиев; самая передняя пара ганглиев, лежащая над глоткой, обозначается как головной мозг. Остальные ганглии расположены в отдельных отрезках, сегментах, всегда на брюшной стороне тела. В своей совокупности они образуют брюшную нервную цепь или брюшной мозг. Каждая пара ганглиев связана посредством поперечной комиссуры; ганглии каждого ряда (правого и левого) соединены продольным нервным тяжем.
Подобную нервную систему мы находим у всех членистоногих: раков, многоножек, пауков и насекомых. Если мы рассмотрим нервную систему какого-нибудь насекомого, например, пчелы, то мы найдем в голове над глоткой два
ганглия, которые соединены в одно целое и образуют, таким образом, надглоточный ганглий, или мозг. Под глоткой расположены три ганглия брюшной нервной цепи; эти ганглии также слиты воедино и образуют подглоточный ганглий, от которого отходят нервы к ротовым частям. На остальном протяжении тела в каждом сегменте залегает пара ганглиев брюшного мозга. На Рис. 5.1, рис. 5 можно видеть три пары подглоточных ганглиев трех грудных сегментов, и, наконец, несколько пар ганглиев, залегающих в сегментах задней половины тела.
У мягкотелых, или моллюсков, т.-е. улиток, ракушек и каракатиц, в простейшем случае имеется три пары ганглиев (Рис. 5.1): первая пара расположена над ртом, это — так называемые головные, или церебральные ганглии; вторая пара ганглиев находится на ноге и называется ножными, или педальными ганглиями; третья пара ганглиев принадлежит внутренностям, это — внутренностные, или висцеральные ганглии.
Для всех тех животных, нервная система которых слагается из отдельных ганглиев, имеет силу следующее общее положение: каждая отдельная пара ганглиев может явиться рефлекторным центром, ибо сюда постоянно входят чувствующие нервы и отсюда выходят нервы двигательные; таким образом, все те части, которые содержат в себе пару ганглиев, могут производить самостоятельное движение в ответ на раздражение. Но деятельность всего животного связана с совокупным действием всех вместе взятых ганглиев, при чем, разумеется, на долю головной (мозговой) пары ганглиев, связанной с важнейшими органами чувств головы, выпадает в некотором роде руководящая роль.
Из всего многообразия животных, нервная система которых состоит из ганглиев, нам придется выбрать в качестве примеров всего лишь два-три типа животных; во-первых — ресничатых червей (Turbellaria), во-вторых — кольчатых червей (Annelides), и в-третьих — насекомых. У Turbellaria, или ресничатых червей, чувственные впечатления воспринимаются, главным образом, через посредство чувствующих клеток, расположенных в передней части тела, и затем передаются в мозг. Глаза ресничатого червя просты по строению и тоже связаны с мозгом. К мозгу примыкают два нервные ствола, идущие вдоль брюшной стороны тела животного (Рис. 5.1).
У более низко организованных ресничатых червей продольно идущие нервы еще содержат в себе ганглиозные клетки, тогда как у высших ресничатых червей эти продольные нервные тяжи обратились в простые проводящие пути, не содержащие нервных клеток. Взявши, напр., планарию (Planaria torva), мы можем, повторяя опыт Жака Лёба, разрезать животное поперек по середине, и тогда мы убедимся, что не только передняя половина животного, но и задняя его половина продолжает ползти, что, очевидно, стоит в связи с тем обстоятельством, что продольные волокна нервной системы, благодаря залегающим в них ганглиозным клеткам, обладают известной самостоятельностью. Если же мы таким же способом разрежем более высоко организованного червя (напр.,Thysanozoon), то лишь передняя часть червя будет продолжать ползать, задняя же его половина останется неподвижной.
Не приходится говорить о душе и применительно к ресничатым червям. Их жизнь регулируется рефлексами и инстинктами, при чем раздражения доходят к мозгу через посредство глаз и чувствующих клеток кожи.
Ресничатые черви обладают поразительной способностью регенерации. Судя по опытам, производившимся Рандольфом над одной американской планарией, животное можно подвергнуть поперечному сечению или разрезать по середине вдоль — и в обоих случаях каждая часть регенерирует и становится
целым животным. То же самое происходит даже и в том случае, если одним продольным и тремя поперечными разрезами расчленить животное на 8 частей, и даже если вырезать из тела червя небольшие доли. Поэтому мы так же мало можем приложить идею неделимой души по отношению к этим червям, как и к выше разобранным животным — книдариям.
Кольчатые черви. Перейдем теперь к высшим червям, к кольчатым червям (Annelides), представителем которых может служить наш обыкновенный дождевой червь. Тело дождевого червя состоит из многочисленных колец, или члеников (сегментов). Первый сегмент расположен над ротовым отверстием и называется головной лопастью; на втором сегменте находится самое ротовое отверстие. Нервная система располагается таким образом, что спереди лежит мозг, а от него отходит брюшная нервная цепь.
В каждом сегменте имеется пара ганглиев (Рис. 5.1); ганглии соединены двумя продольными тяжами; образуется, таким образом, так называемая веревочно-лестничная нервная система.
Если разрезать дождевого червя на две или на три части, то все отрезки тела придут в оживленное движение. Отсюда можно заключить, что брюшные ганглии суть рефлекторные центры и обладают известной самостоятельностью. Правда, правильных движений ползания задняя . половина тела не производит, — эти движения обычно свойственны переднему концу; задние куски тела червя хотя и совершают оживленные бьющиеся движения, но ползут они лишь в том случае, если их подталкивать. Кусок передней части тела червя обнаруживает совершенно нормальный образ действий. Но можно сделать так, что и задний кусок разрезанного на части червя будет способен к нормальному движению ползания; для этого оказывается достаточным связать обе разрезанные части ниткой — тогда червь будет ползти как единое целое. Нитка тянет за собой задний кусок червя — и это ее действие играет роль возбудителя для произведения движений ползания задней части тела.
Если у дождевого червя вырезать мозг, то это повлечет серьезные повреждения. Животные тогда обычно не зарываются больше в землю, они живо ползают взад и вперед, при чем так быстро, что совсем не могут успокоиться. Они также теряют способность различения питательных веществ от посторонних предметов, так как их чувствующие клетки, расположенные на переднем конце тела, были связаны с мозгом.
Особняком стоит следующая проблема. Известно, что дождевые черви вносят в свои норы увядшие листья или маленькие листики салата и поедают их, при чем черви тащат листья таким образом, чтобы всего удобнее втянуть их в норку, т.-е. они берут их за черешок или за противоположный конец — за верхушку. И вот пробовали давать червям кусочки бумаги треугольной формы, и в этом случае черви тащили эти кусочки острым углом вперед.
Естественно было, в виду этого, склоняться к тому взгляду, чтобы приписать в данном случае червям некоторую долю размышления. Но недавние опыты Иордана доказали, что об'яснение этих действий червей может быть чисто механическое. Ночью черви хватают обрезки бумаги за самые различные места. Когда червь ощупью то там, то здесь касается края бумаги, то наибольшее противодействие бумаги он ощущает, приближаясь к углу ее, и он бессознательно тащит к себе именно угол. Совершенно то же, разумеется, имеет место и в случае втаскивания червем листа. Жизнь дождевого червя регулируется инстинктами и рефлексами. Нет решительно никаких оснований приписывать ему какие-либо высшие душевные способности. Мы не можем признать у червя с достоверностью ни одного чувства; правда, червь пораненный или полураздавленный производит оживленные движения, но эти движения могут быть чисто рефлекторные, с которыми не связывается никакого чувства. Мы впадаем в несомненный антропоморфизм, когда представляем себе, будто раздавленный червь извивается от боли. Мы не должны забывать, что нервная система червя настолько отлична от человеческой, что мы не в праве предполагать в нем душевной жизни или жизни чувств, аналогичной нашей. О том же свидетельствуют и опыты с регенерацией. Если разрезать дождевого червя на несколько частей, то каждая из них путем регенерации обратится в нового, целого, самостоятельного червя. То же имеет место у многих морских кольчатых червей — аннелид. Некоторые из них самостоятельно, сами делятся на несколько частей, из которых вырастают целые, отдельные животные. Учение о неделимой душе и здесь, таким образом, оказывается неприложимым.
Переходя от кольчатых червей к членистоногим, мы и у них видим сходно устроенную нервную систему. Остановимся только на насекомых. У них над глоткой находится мозг, или надглоточная пара ганглиев, от которых идут нервы к щупальцам и глазам; под глоткой находятся подглоточные ганглии, состоящие из трех, слившихся воедино, пар ганглиев, иннервирующих ротовые придатки; к подглоточным ганглиям примыкает брюшной мозг, с тремя парами ганглиев в трех грудных сегментах и с 5 — 10 парами ганглиев в сегментах задней половины тела (Рис. 5.1).
Сообразно этим анатомическим данным, является ожидаемой известная самостоятельность участков тела, не идущая, впрочем, так далеко, как у червей. Если, например, отрезать голову у мясной мухи, то в остальном теле мухи еще продолжают обнаруживаться различного рода инстинкты и рефлексы: животное может еще ходить, его задние лапки еще производят движения чистки, крылья трепещут (если схватить лапку или крыло); если положить животное на спину, оно пытается перевернуться — и, в ответ на более сильное раздражение, начинает летать вокруг. Здесь мы имеем дело не с выражением боли, — ибо ведь головы нет, — по с процессами возбуждения в ганглиях брюшной нервной цепи. С другой стороны, можно у пчелы или осы, сосущей мед, отрезать заднюю половину тела, и насекомое не прекращает сосания, чем доказывается, во-первых, отсутствие у животного болевых ощущений, во-вторых, то, что передние ганглии насекомого могут продолжать свою деятельность независимо от ганглиев задней половины тела.
Жизненные процессы у насекомых определяются рефлексами и инстинктами, анатомическим субстратом которых являются ганглии, и, главным образом — именно надглоточные ганглии. Многие насекомые обладают весьма сложными инстинктами; так, например, одиночные пчелы возводят постройки для своего выводка; некоторые роющие осы делают норы в земле, куда втаскивают гусениц для пищи своим личинкам; жук-навозник приготовляет катышек из навоза и катит его в свою земляную нору; черный жук-водолюб (Hydrophilus piceus) приготовляет тонко сработанный кокон для своих яиц. Все книги, трактующие о жизни насекомых, полны разнообразных рассказов об удивительных инстинктах насекомых.
У насекомых часто можно наблюдать, что инстинкт приводится в действие определенным чувственным раздражением, напр., каким-нибудь запахом, которой воспринимается через посредство щупалец (антенн). Проф. Форель вырезал у мясной мухи оба глаза и посадил ее затем на мертвого крота. Муха вскарабкалась на падаль и положила яйца на место поранения. Но когда Форель у такой мухи обрезал щупальца (антенны), то муха уже не обращала внимания на падаль.
У общественных насекомых [55] каждой отдельной форме животных отвечают определенные инстинкты; так, например, у пчел и у ос трутни, царицы и работницы имеют различные задачи, и, в соответствии с различием их инстинктов, различно устроенным оказывается и их мозг[56]. Совместная жизнь у социальных животных основана не на рассудочном мышлении, а исключительно на инстинктах. Хотя для целей взаимного общения насекомые не имеют языка, но у них есть выразительные движения, в которых выявляются определенные инстинкты. Так, напр., голодный муравей обыкновенно стучит щупальцами по голове другого муравья, в ответ на что и получает пищу. В муравейниках живут паразитирующие жуки, которые таким же способом выпрашивают у муравьев пищу, каковую вслед затем и получают. У пчел существуют различные звуки, действующие на всех сотоварищей по улью; например, звук, который означает призыв к роению, и звук, призывающий к тому, чтобы жалить, — звук аналогичный сигналу тревоги. Недавно К. Фриш показал, что те пчелы, которым удалось найти хороший корм, прилетев домой, исполняют на сотах род танца, что является для других пчел сигналом к немедленному отлету за добычей. Все эти выразительные движения и совершаются и воспринимаются инстинктивно.
И все же жизнь насекомых определяется не одними только рефлексами и инстинктами. У них является уже и память, разумеется, весьма различно развитая у различных форм. Топографической памятью (т.-е. памятью на места) должны обладать все те насекомые, которые возводят какие-либо сооружения, в противном случае эти животные не могли бы, отойдя в сторону, вновь отыскать оставленное место. У многих насекомых топографическая память распространяется также на те места, где можно найти корм. Проф. Форель наблюдал, что осы в часы его завтрака прилетали к столу, чтобы полакомиться засахаренными фруктами, и продолжали прилетать в то же самое время и тогда, когда на столе не имелось для них ничего привлекательного. Нечто аналогичное наблюдается и у пчел; и у них была установлена К. ф.-Фришем наличность памяти на запахи, цвета и формы предметов. Некоторые насекомые, как, напр., жук-водолюб (Hydrophilus piceus), могут становиться ручными, и ожидают пищи, которой их кормят из рук.
Таким образом, имеется достаточно доказательств того, что у многих насекомых наряду с унаследованными нервными путями, играют роль еще и пути, приобретенные ими в индивидуальной жизни, т.-е. что у насекомых наряду с рефлексами и инстинктами имеется также и память.
[55] По вопросу о насекомых общественных отсылаю к следующим книгам:
Е. Zander: «Das Leben der Biene». Stuttgart, 1913. |
H. v. Buttel-Reepen: «Leben und Wesen der Bienen». Braunschweig, 1915. |
K. Escherich: «Die Ameise». 2 Auf. Braunschweig, 1917. |
K. Escherich: «Die Termiten». Leipzig, 1909. |
K. Escherich: «Termitenleben auf Ceylon» Jena, 1911. |
[56] Более детальные сведения о мозге читатель найдет в моей книге: «Ueber den Begriff des Instinktes einst und jetzt», Jena, 1920.