В результате исследования конструктивной и орудийной деятельности шимпанзе в условиях его свободного самостоятельного манипулирования с разнообразными предметами, так же как и при решении им задач, поставленных в условиях опыта, мы можем указать на особенности его предметной предтрудовой деятельности и интеллекта.

Предтрудовая деятельность этого антропоида выражалась в самостоятельном активном оперировании с различными предметами и в установлении им связей между предметами, характер которых определял особенности практической аналитико-синтетической деятельности шимпанзе, его познавательных процессов — его интеллекта.

Прежде всего мы должны подчеркнуть повышенное внимание шимпанзе к разным предлагаемым ему в особенности новым предметам, сочетающееся с чрезвычайно ярко выраженной ориентировочно-обследовательской, ознакомительной формой деятельности, которая, как правило, сводилась к обращению с предметом, не оставляющему на нем заметных следов воздействия со стороны обезьяны.

Замечательно, что эта ознакомительная деятельность в условиях наших опытов в подавляющем большинстве случаев была направлена на обследование несъедобных предметов, почему приобретала в известной степени значение самодовлеющей познавательной деятельности, что редко встречается у животных, стоящих в системе организмов ниже приматов.

Эта ознакомительная деятельность осуществлялась обезьяной путем применения самых многообразных приемов, при участии всех ее анализаторов, главным образом зрения (в содружестве с осязанием и кинестезией) и обоняния, в значительно меньшей степени с участием слухового и вкусового анализаторов.

В осязательном обследовании участвовали не только ладонные и тыльные поверхности кистей рук обезьяны, но и отдельные пальцы, преимущественно указательный, часто в содружестве с первым пальцем, ногти пальцев и в более тонких случаях слизистая поверхность губ.

Замечательно опосредствованное ознакомление шимпанзе с предметами, которое он осуществлял при участии вспомогательного предмета — орудия (палки), употребляемого, например, при опосредствованной осязательной и обонятельной рецепции при обследовании обжигающих, горячих предметов и предметов, обладающих такими свойствами, как колкость, вязкость и др.

В результате ознакомительной деятельности шимпанзе приобретает способность тонко дифференцировать различные свойства предметов (величину, форму, цвет, запах, плотность). Дифференцировка плотности предметов особенно явственно проявляется в действии, например, при конструировании им двухслойных гнезд, в которых неизменно более плотные материалы располагаются как опорные внизу или на периферии гнезда, более мягкие, выстилающие — в центре или сверху гнезда. Дифференцирование свойств предметов проявляется и при выборе обезьяной предмета как орудия, и при разграничении подходящих пригодных частей предмета, употребляемого в качестве орудия выталкивания приманки.

Точность анализа свойств предметов по мере упражнения в оперировании с теми же объектами совершенствуется.

У шимпанзе наблюдается избирательное отношение к предметам, обладающим различными свойствами: одни объекты он присваивает и длительно ими манипулирует (например, эластичные, мягкие материалы, большие по размерам палки, ветки лиственных деревьев и предметы с подвижными частями), другие предметы — колкие, обжигающие (можжевельник, крапиву и др.) отвергает.

Это указывает на неодинаковое отношение обезьяны к предметам, связанное с различной их значимостью для нее.

Многосторонний практический анализ, производимый шимпанзе при дифференцировке им свойств целых предметов, а иногда и разных частей одного и того же предмета, находится в тесной связи с практическим синтезом, осуществляемым обезьяной при использовании ею свойств предметов в процессе гнездостроения и при установлении связей между предметами в случаях решения экспериментальных задач, требующих употребления орудия.

Анализ, производимый шимпанзе при ознакомлении с предметами, при выборе им соответственных объектов для того или иного их употребления, является многосторонне направленным процессом, тесно связанным со столь же многосторонне направленным синтезом при соединении предметов, обладающих определенными свойствами, необходимыми для достижения того или другого практического результата (построения гнезда, игры, доставания приманки).

При выборе и соединении разного по плотности гнездового материала, как и при выборе орудия, анализ шимпанзе включает момент сравнения.

В практической аналитико-синтетической деятельности шимпанзе, опознающего свойства предметов, выделяющего предметы, обладающие свойствами, необходимыми для последующего их употребления, особенно в случае их использования в качестве орудия доставания приманки, мы усматриваем наличие мышления.

Шимпанзе не ограничивается только опознаванием свойств окружающих его предметов, используя в последующем предметы, обладающие этими свойствами, в таком виде, как они есть, он активно воздействует на предметы, видоизменяя их свойства в процессе обрабатывающей деятельности.

Употребляемые им приемы обработки предметов не менее разнообразны, чем приемы ознакомительные. Обработка выражается у обезьяны в разъединении, расчленении и деформации предметов, вычленении отдельных частей из сплошного целого предмета.

Обрабатывающая форма деятельности при оперировании с новыми предметами может иметь опознавательный характер, поскольку при ее посредстве шимпанзе производит более углубленное обследование предмета, проникая в его внутреннюю структуру и раскрывая новые, ранее скрытые его свойства.

При оперировании со знакомыми предметами обрабатывающая форма деятельности иногда приобретает процессуальный, игровой характер, т. е. является самодовлеющим процессом, при котором часто предмет доводится до полного разрушения. В этих случаях шимпанзе явно развлекается актом обработки как таковым.

В большинстве случаев обработка является подсобной деятельностью для последующего осуществления конструктивной, орудийной деятельности или игры.

Обработка, предваряющая конструирование гнезда, выражающаяся в грубом беспорядочном расчленении материала, происходит обычно в тесной связи с оформлением гнезда (т. е. ломая, разрывая материал, шимпанзе одновременно и складывает из него гнездо). У шимпанзе при гнездостроении не наблюдается заготовки обрабатываемого материала для последующего отсроченного его использования.

В этом случае процессы практического анализа и практического синтеза происходит как бы взаимопроникающе.

Но у шимпанзе имеется и более упорядоченная подсобная обработка, направленная на изменение вида предмета, после обработки употребляемого в игре или (в условиях эксперимента) в качестве орудия доставания приманки.

В этих случаях обработка включает серию последовательно и преемственно развивающихся действий. Например, при получении игрового предмета сначала шимпанзе очищает ветвь ивы от коры, потом раскалывает клыками ствол, расщепляет его пальцами, соскабливает ногтями со ствола оставшуюся внутреннюю зеленую кожицу и, получая белые палочки, развлекается ими, вставляя как распорки в рот или просто длительно держа между зубами.

Часто наблюдается такая обработка, когда шимпанзе последовательно обрывает боковые отростки веток, облегчая проталкивание прямых стволов в ячейки клеточной сетки для контактирования и игры со смежно сидящими обезьянами.

Конечно, исключительно разнообразны были у шимпанзе приемы воздействия, употребляемые им при обработке орудия в экспериментальной ситуации, где шимпанзе весьма направленно разъединял, расчленял, деформировал непригодное к употреблению орудие, делая его пригодным для доставания приманки из трубы.

В случаях упорядоченной обработки, направленной на получение определенного результата, стадия обработки предмета, естественно, отделялась от стадии его употребления небольшим периодом времени, в течение которого шимпанзе нередко конкретно выявлял степень завершенности своей обработки путем употребления орудия или путем сравнения, примеривая орудие к трубе.

Обезьяна, пытаясь проталкивать орудие в трубу с приманкой, в случае непроходимости орудия в трубу снова обращалась к его последующей обработке. Она осуществляла как бы пробный практический анализ результата своего воздействия; отрицательные показания этого анализа приводили ее к соответственному практическому синтезу, выражающемуся в продолжении ее обработки.

В том случае, когда шимпанзе не прибегал к проверке вмещения орудия в трубу с приманкой путем проб, выявляющих завершенность обработки, по-видимому он производил воздействие на предмет в соответствии с приближением обрабатываемого им предмета к генерализованному зрительному образу пригодного орудия. Причем характерно, что зрительный анализ не всегда давал достаточно четкие показания о степени подготовленности орудия к употреблению, почему шимпанзе и прибегал к конкретному опробованию пригодности предмета, когда кинестетический анализатор окончательно корректировал показания зрительного.

Некоторое несовершенство обрабатывающей деятельности шимпанзе заключалось и в том, что в процессе обработки предмета шимпанзе нередко выключал зрение, ведя обработку наощупь, только на основании осязательных и кинестетических восприятий.

В начале обработки смотря на обрабатываемый предмет и зрительно намечая места приложения своего воздействия, позднее, начав обработку, шимпанзе отводил глаза (например, разматывая шнуры, распрямляя проволоку, отрывая боковые ветки).

Это приводило в некоторых случаях к неточной обработке предмета (например, при распрямлении проволоки) или при отделении отрезка недостаточной длины для употребления его в качестве орудия.

В плане нашего исследования особенно интересной была сложная обработка сплошного целого предмета (доски), направленная на вычленение из него части (лучины), пригодной для использования в качестве орудия.

Этого типа обработка была особенно замечательна, так как в данном случае шимпанзе мог вычленить пригодную для употребления часть предмета, исходя не из конкретного восприятия имеющегося перед глазами предмета, частично или в целом пригодного для употребления в качестве орудия (как то нередко бывало в предыдущих случаях отчленения веток и деформации предмета), а на основании генерализованного зрительного образа пригодного орудия, представления , выработавшегося в результате прошлых опытов.

Таким образом анализ ситуации из плана практического действия перемещался в план мысленного, умственного действия, осуществлялся в результате известного обобщения существенных свойств пригодного орудия. И в этом случае, конечно, аналитико-синтетическая деятельность шимпанзе при установлении им связей между предметами была более высокого уровня, чем при установлении этих связей на базе непосредственных восприятий предметов.

Не менее интересна была опосредствованная обработка , когда шимпанзе, осуществляя воздействие на предмет, не только применял свои собственные органы — руки, пальцы, ногти, зубы, но и обращался к вспомогательному предмету воздействия при обработке, т. е. к орудию. Эта последняя форма обработки наступала при особых условиях в случае невозможности произвести воздействие на предмет своими природными органами или в случае уклонения от их использования вследствие нежелания вступить в контакт с предметом, подлежащим обработке.

Опосредствованная обработка являлась актом более сложным, чем непосредственная обработка, так как в ней шимпанзе приводил в связь с обрабатываемым предметом промежуточное звено между последним и своими органами (руками), осуществляя но двухчленную, а трехчленную связь предметов: связь своих рук с орудием и связь орудия с обрабатываемым предметом. В данном случае осуществляемый обезьяной практический синтез оказывался более сложным.

Прием опосредствованной обработки, рассматриваемый в плане эволюции обрабатывающей деятельности у приматов, является актом весьма важным по своему значению, знаменующим появление у шимпанзе таких приемов орудийного воздействия предметом на предмет, которые в дальнейшем, у более развившихся приматов, приведут к изготовлению взятым в руки предметом- орудием другого орудия.

Естественно, что в обрабатывающей деятельности шимпанзе процессы анализа и синтеза более сложны, чем в обследовательской деятельности; напомним, что в процессе направленной «упорядоченной» обработки, шимпанзе не только выделяет существенные свойства предмета, но и радикально воздействует на них.

Переходя к выявлению особенностей наиболее значимой в плане нашего исследования конструктивной формы деятельности шимпанзе, в которой обезьяна устанавливает связи между предметами, осуществляя более или менее сложное конструктивное соединение, мы должны напомнить, что эти связи, оцениваемые по их характеру и по их результату, являются трех типов.

Связи первого типа, будучи в основном стандартными по их результату — оформлению гнезда, — варьируют в деталях вследствие использования обезьяной качественно различных гнездовых материалов. Это доказывает, что инстинктивные формы гнездостроительного поведения шимпанзе расширяются за счет индивидуального опыта обезьяны.

Благодаря этому мы наблюдаем тонкую дифференцировку обезьяной свойств материалов (особенно их плотности, сухости, чистоты, эластичности), комбинируемых в гнездовых комплексах; шимпанзе использует свое знание этих свойств при выборе пригодных для гнездостроения материалов; он весьма направленно соединяет, заменяет эти материалы одни другими при постройке сложных двухслойных гнезд. При установлении разнообразных и биологически весьма адаптивных перестроек этих соединений в процессе вовлечения обезьяной в гнездостроение материалов, обеспечивающих наибольшее удобство при использовании ею гнезда — мы усматриваем несомненное участие изощренного практического анализа материалов, связанного с продуктивным практическим синтезом, осуществляемым при участии мышления.

Обращаясь к указанию характерных особенностей установления связей второго типа, когда шимпанзе производит соединение материалов, копируя только что виденный предмет (шар), то подобный тип соединения он осуществил лишь однажды за все время нашего пятилетнего наблюдения его манипулирования предметами.

Подобного типа конструирование основывалось на предшествующем оперировании обезьяны с деревянным шаром и после обволакивания этого шара мягким материалом — древесными стружками. Следовательно, в данном случае у шимпанзе имел место как бы перенос аналогичных действий в другую ситуацию, сопровождаемый включением дополнительных других находящихся поблизости мягких материалов (ткани, бумаги).

Шимпанзе лишь повторил ранее проделанные им действия, используя прежний (и в прошлом весьма обычный для него) прием скатывания пластичных материалов ^[222] . Причем, характерно, что шимпанзе не сумел закрепить эти материалы так, чтобы получить прочный продукт деятельности. Он не сделал шара, как вещи, имеющей постоянную форму, хотя мог бы ее закрепить, применив ткань и поместив ее не внутрь шара, а снаружи; ведь он был способен крепко связывать эластичные материалы.

Почему он этого не сделал? По-видимому, потому, что он, скатывая материалы, не старался получить прочный продукт с закрепленным за ним назначением. И это неудивительно. Ведь в обиходе жизни шимпанзе (как показало его обращение с вещами человеческого обихода) вещи, даже охотно используемые обезьяной по своему назначению, в конце концов уничтожаются, разрушаются, лишаются закрепленного за ними назначения.

Таким образом, шимпанзе, осуществив соединение материалов, установив между ними тесную связь, приведшую к образованию подобия находящейся перед глазами видимой вещи — образца, не доводит вещь-копию до прочного оформления. В своем практическом анализе шимпанзе не доходит до выделения существенного свойства вещи — определенности ее формы, почему и в своем практическом синтезе он не в состоянии сделать вещь как таковую.

Не осваивая назначения вещи, шимпанзе не в состоянии сделать вещь. Здесь и намечается граница его мышления, не способного к формированию понятия вещи.

Конструирование третьего рода, связанное с соединением элементов, в результате которого получается конгломерат неопределенной формы, используемый обезьяной в игре, имеет в своей основе такое объединение предметов, которое допускают их свойства, т. е. форма самих предметов, материал, из которого вещь сделана. (Так, например, при наличии кольца и прутиков шимпанзе продергивает прутики в кольцо и трясет ими в воздухе, как погремушкой; при наличии веревки и прутиков шимпанзе начинает опутывать прутики веревкой, а потом распутывает их; при наличии проволоки он проплетает ее в ячейки клетки, а потом выплетает ее, или в другом случае скручивает концы проволоки и раскручивает их.)

Подобные соединения предметов не направлены на получение оформленного предмета; некоторые из них временно находятся в соединении только до тех пор, пока шимпанзе держит их в своей руке, которой он их и скрепляет. Как только он выпускает их из рук — они распадаются на свои составные части.

Эти столь непрочные соединения предметов дают возможность обезьяне производить более многообразные формы движения, чем то допускает передвижение единичного предмета. Не случайно шимпанзе длительно может созерцать сотрясение в воздухе полученного комплекса, явно развлекаясь этим созерцанием.

Такие временные соединения шимпанзе осуществляет и в более крупном масштабе, обеспечивая себе новые формы передвижения — например, перекинув толстую веревку через железные штанги своей клетки, захватив в руки ее свободные концы, он высоко подпрыгивает, чего не смог бы сделать без этого приспособления.

Но и эти соединения предметов сохраняются только до тех пор, пока шимпанзе ими пользуется, так как он не закрепляет их прочно, и эти подвесные петли распадаются тотчас же, как только он выпускает их из своих рук.

Таким образом, и в конструктивных соединениях подобного рода шимпанзе не получает оформленного продукта объединения, сохраняющего постоянный вид.

Эта конструктивная деятельность построена на другом принципе, чем человеческое конструирование. Шимпанзе объединяет предметы не для того, чтобы получить определенный продукт деятельности, сохраняющий свое постоянное назначение. Он объединяет предметы с тем, чтобы сделать более разнообразными свои движения, развлекаясь не только самим воспроизведением движения, осязательно-кинестетическим восприятием движения, но и созерцанием новых и менее обычных форм движения предметов или их частей.

И в этого рода конструировании у шимпанзе участвует практический анализ свойств предметов, взятых для объединения, и практический синтез при их соединении.

Но все эти связи предметов осуществляются на основе непосредственных восприятий и при комбинации конкретных предметов, обладающих определенными свойствами. Шимпанзе не доходит до того, чтобы объединяемые им в комплекс предметы выступали в новом качестве, в форме вещи с определенным назначением ^[223].

И это подтверждает наш вывод о том, что предтрудовая деятельность шимпанзе качественно отлична от трудовой деятельности человека, умеющего делать оформленные вещи, постоянно сохраняющие свой вид и свое назначение вне времени их употребления.

Качественное своеобразие предтрудовой деятельности шимпанзе объясняет нам и особенности его интеллекта.

Напомним наш анализ способности подопытных шимпанзе — Султана (у Кёлера), Рафаэля (у Вацуро), Париса (в наших исследованиях) — к конструированию орудия посредством его составления. Как это уже было подробно рассмотрено, все три шимпанзе первое составление тростинок и палок осуществляли не сразу и делали это составление случайно, в процессе игры с подлежавшими составлению объектами. Шимпанзе Рафаэль не сразу использовал для доставания приманки случайно удлиненное им орудие. Все три шимпанзе после удачного достижения приманки случайно составленным орудием при повторных опытах либо пытались доставать приманку отдельными палками (Султан, Рафаэль), либо даже разнимали случайно составленное ими или составленное экспериментатором и поданное обезьяне орудие (Парис). Составление палок производилось и при отсутствии приманки (Рафаэль); в наших опытах шимпанзе Парис составлял палки при отсутствии приманки чаще, чем при ее наличии, когда палки не составлялись и применялись порознь; более того, — составленные ранее, до предложения трубы с приманкой, палки при предложении трубы разнимались и употреблялись по отдельности (Парис). При наличии двух возможностей составления палок (т. е. когда толстая палка имела отверстия не только на концах торцов палок, но и по их продольной оси — (опыты Вацуро) вначале шимпанзе Рафаэль составлял палки, получая Т- и Г-образные фигуры, и тем не менее он пытался доставать ими приманку. У Рафаэля наблюдалось повторение неправильных составлений палок и после достижения правильного решения. Анализ опытов на составление палок шимпанзе Рафаэлем приводит Вацуро к выводу о том, что у шимпанзе отсутствует преднамеренное поведение, основанное на понимании смыслового содержания задачи ^[224].

На основании анализа применения конструктивных приемов, относящихся к составлению удлиненного орудия шимпанзе Парисом, мы также пришли к выводу, что Парис, порой осуществляя соединение элементов составного орудия, практически правильно решая задачу, не переходит к усвоению внутренних смысловых связей соединения ^[225] . Этот вывод отнюдь не противоречит тем фактам, когда в случае непригодности орудия или части орудия все подопытные шимпанзе (Султан, Рафаэль, Парис) прибегали к обработке орудия (целого предмета или конца одного из составляемых непригодных элементов).

Но в случае такой обработки, как это было нами отмечено, шимпанзе опирался на генерализованный зрительный образ пригодного орудия и руководствовался им в процессе обработки, приближая обрабатываемый предмет к тому виду, который был запечатлен в его зрительном образе. И этот акт, несомненно, осуществлялся при участии мышления шимпанзе.

Но особенности этого мышления по сравнению с человеческим выступали в тех случаях, когда шимпанзе (у Кёлера и Вацуро) длительно не могли образовать новую связь, осуществить первое составление элементов, когда они после успешного оперирования составленным орудием все же обращались к оперированию отдельными элементами. В наших опытах шимпанзе Парис, технически в совершенстве владея приемом составления элементов, эпизодически составляя орудие и успешно действуя составленным, не применял этот прием систематически, предпочитая пользоваться последовательным, поочередным вмещением в трубу разрозненных элементов, доставая таким путем приманку.

Как мы уже упоминали, на наш взгляд, трудность осуществления конструктивных связей при составлении орудия для шимпанзе Париса заключалась в том, что в данном случае он, практически выполняя процесс соединения и разъединения, не доходил до понимания сущности этого соединения. В наших опытах с Парисом наличие выработавшегося генерализованного зрительного образа- представления об орудии, как единичном, цельном предмете, тормозило выполнение процесса составления, так как признак составленности орудия являлся для шимпанзе отрицательным сигнальным признаком. Этот признак составленности орудия выступал для шимпанзе в том качестве, в каком он входил в прошлых опытах, где всякие излишние элементы, находящиеся на поверхности орудия, неизменно удалялись обезьяной до тех пор, пока она не получала гладкого цельного орудия.

Оперируя с составным орудием, шимпанзе не смог самостоятельно раскрыть положительное значение свойства составленности, не смог увидеть его с другой стороны, через освоение отношений составляемых элементов одного к другому и по отношению к трубе с заключенной в ней приманкой.

Соединяя короткие элементы и получая длинный предмет, шимпанзе не имел понятия об удлинении как таковом, что требовало бы более глубокого анализа и синтеза отношений предметов при осуществлении им акта составления, подводящего к улавливанию причинно-следственных связей.

Отсутствие у шимпанзе способности к установлению причинно-следственных, смысловых связей еще более убедительно показывают опыты Штодина, направленные на анализ образования у шимпанзе «системно-развиваемых действий » ^[226] . Обезьяну можно было выучить последовательно выполнять ряд причинно- связанных действий, но сама она этой последовательности установить не могла, хотя каждым из навыков, слагающих цепь действий, она обладала в совершенстве.

Поэтому, хотя в орудийной деятельности шимпанзе, особенно при обработке им орудия, мы усматриваем участие мышления, но конкретного, элементарного мышления, оперирующего непосредственными восприятиями предметов, опирающегося на следы, генерализованные зрительные образы, представления, но овладевания понятием удлинения у шимпанзе не происходит. И эта особенность качественно отличает интеллект шимпанзе от интеллекта человека.

Интеллект шимпанзе, обнаруживающийся при установлении обезьяной связей и отношений между предметами, в наших опытах в соответствии с нашим анализом проявляется как бы в двух различных формах.

Но подобного рода связи, этот практический синтез , происходящий в рамках непосредственных восприятий или включающий участие генерализованного зрительного образа, представления, соотносимого с непосредственным восприятием (например, при направленной обработке предмета), и является пределом мышления шимпанзе. Более высокий уровень мышления, который включал бы связи, устанавливаемые только в мысленном, плане, на основе соотнесения следовых раздражений (например, при конструктивном оформлении орудия — для его удлинения) для шимпанзе представляет непреодолимые трудности. Эти трудности возникают вследствие слабости у него зрительных образов (представлений), их ситуационной связанности, неспособности шимпанзе к мысленному оперированию образами (представлениями) и отсутствию возникновения отвлечения и образования понятия (в частности, понятия о длине).

Вследствие этого образующиеся у шимпанзе сложные пространственно-временные связи не переходят в причинно-следственные. В этом конкретно и состоит качественное своеобразие мышления антропоидов по сравнению с человеческим мышлением.

Специфика мышления шимпанзе и особенности его предтрудовой деятельности объясняются биологическими условиями его существования. Ведь на воле шимпанзе имеет обильную и сравнительно легко добываемую пищу, вполне обеспечивающую его выживание; у него хорошо развиты анализаторы (особенно зрение, осязание, кинестезия и слух) для нахождения пищи и ориентировки в опасной ситуации; у него мощно развиты мышцы рук, зубы, обеспечивающие хорошую самозащиту в борьбе с врагами; теплый климат дает ему возможность не делать прочных и надежных построек для защиты от холода.

Он живет в этих условиях, не нуждаясь в специальном употреблении и изготовлении орудия для получения пищи или для ее обработки. Острота зрения шимпанзе, его наблюдательность помогают ему издали заметить лакомый плод; быстрота его реакций обеспечивает ему возможность на ходу схватить замеченное. Точная координация деятельности глаза и руки, способность шимпанзе, концентрируя внимание на одном пункте, не упускать из вида периферию ситуации, точность его зрительного различения цвета, формы, величины, образование зрительно-вкусовых ассоциаций на базе прошлых опытов при выборе съедобных и лакомых плодов — обеспечивают его питание. Шимпанзе осуществляет изощренную по приемам обработку при выделении особенно вкусных частей плодов, их расчленение в соответствии со структурой плода.

Высокое развитие обследовательской и обрабатывающей деятельности дает возможность полноценно использовать продукты богатой тропической природы.

На воле конструктивная деятельность шимпанзе в виде гнездостроения выражается в грубом нагромождении ветвей при построении на развилках дерева ночного гнезда. Сооружения в виде «дневных постелей» на земле (настила из поваленных кустарников, сорванной травы или сплетения нависающих ветвей кустарников при оформлении «солнечных зонтов») также не отличаются большим искусством, если сравнить эти постройки с искусно сделанными гнездами некоторых тропических птиц (например, ткачиков).

На воле шимпанзе, конечно, не требуется конструирования игровых вещей, так как его игры в сообществе сводятся к двигательной активности — бегу, борьбе, лазанию, ловле друг друга молодыми сочленами стада; общение друг с другом заменяет им игровые предметы.

Как было отмечено очевидцами, у шимпанзе на воле предмет употребляется в орудийном значении при игровом контактировании с себе подобными (дотрагивание веткой как вызов на игру), при добывании меда из земляных нор шмелей, при употреблении камней для разбивания орехов ^[227].

Однако в природных условиях шимпанзе в состоянии выжить без использования орудия при доставании пищи, без его изготовления. В обиходе его естественной жизни ему не требуется употребления вещей.

Эти особенности его биологической жизни помогают нам понять и беспомощность шимпанзе в конструировании предметов, и отсутствие у шимпанзе способности к закреплению за вещами их назначения, и уничтожение им самим полезных ему вещей.

Шимпанзе в неволе проявляет те черты своего интеллекта, которые свойственны ему на воле.

Но все же, мы должны отметить, что в неволе, поставленный перед необходимостью добывания пищи при затрудненных условиях, шимпанзе изыскивает способы для преодоления трудностей: он развивает большую энергию в поисках приемов, подводящих к овладению приманкой, его поисковые пробы многообразны и многочисленны; он полноценно использует свой чувственно-двигательный опыт, запоминая правильные и опуская не ведущие к цели действия; он изощряет свои сенсорные дифференцировки в процессе упражнения, вырабатывает генерализованные зрительные образы в результате суммирования прошлых испытанных удачных опытов, но он все же не доходит до образования понятий, которые могут возникать лишь на основании отвлечения существенных черт предмета среди многообразно меняющихся несущественных.

Но если даже шимпанзе и доходит на базе опыта оперирования с предметами до выработки генерализованных зрительных образов, «общих представлений», то это, полученное в результате конкретного чувственно-двигательного опыта, «общее представление» остается действенным лишь при наличии устойчивых взаимоотношений вещей между собой. При нарушении этих взаимоотношений, в новой ситуации шимпанзе снова прибегает к трудоемким новым поисковым пробам решения, чтобы выявить существенные и отмести несущественные в данной ситуации признаки предметов в их взаимоотношении между собой и при использовании их обезьяной для решения поставленных ей задач.

Ибо, только этот последний характер конкретного мышления, возникающего в результате чувственно-двигательного опыта, и наблюдается у обезьяны шимпанзе. И. П. Павлов назвал подобное мышление «элементарным», «ручным мышлением».

Таким образом, обнаруживается, что устанавливаемые антропоидом шимпанзе соответственные новые связи опираются на испытанный им чувственно-двигательный опыт.

Эти связи весьма прочны, но они имеют пространственно-временный, а не причинно- следственный характер. Отсутствие у шимпанзе усвоения причинно-следственных отношений, составляющих основу для осуществления трудовых процессов, объясняет нам, почему шимпанзе не способен к изготовлению орудий, не имеет трудовой деятельности, качественно отличаясь этим от человека.

«Труд начинается с изготовления орудий» ^[228] , говорит Ф. Энгельс.

Даже высшее животное — человекообразная обезьяна шимпанзе — оказывается неспособной к конструктивной трудовой деятельности, качественно уступая в этом отношении человеку, мысленно планирующему свой труд.

К. Маркс проницательно охарактеризовал различие инстинктивного труда животных и сознательного человеческого труда.

«Но и самый плохой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что, прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове. В конце процесса труда получается результат, который уже в начале этого процесса имелся в представлении работника, т. е. идеально. Работник отличается от пчелы не только тем, что изменяет форму того, что дано природой: в том, что дано природой, он осуществляет в то же время и свою сознательную цель, которая как закон определяет способ и характер его действий и которой он должен подчинять свою волю» ^[229].

Аналогичную мысль высказывает и Ф. Энгельс.

«Чем более, однако, люди отдаляются от животных, тем более их воздействие на природу принимает характер преднамеренных, планомерных действий, направленных на достижение определенных заранее намеченных целей» ^[230].

Именно в подобного рода трудовой деятельности могло возникнуть человеческое мышление, непосредственно участвующее в осуществлении трудовых коллективно выполняемых процессов, связанных с общением людей, с потребностью конкретно обмениваться результатами своих наблюдений не только о наглядно протекающей, но и о прошедшей деятельности. Эта трудовая деятельность и привела к необходимости в обозначении словом тех общих представлений, которые возникали при наблюдении своих и чужих трудовых актов.

«Сначала труд, а затем и вместе с ним членораздельная речь явились двумя самыми главными стимулами, под влиянием которых мозг обезьяны постепенно превратился в человеческий мозг, который, при всем своем сходстве с обезьяньим, далеко превосходит его по величине и совершенству», — пишет Энгельс ^[231].

Как известно, решающим фактором был переход от жизни на деревьях к жизни на земле и возникновение вертикальной походки.

Для того, чтобы этот сдвиг произошел, требовались резкие изменения условий жизни и места обитания, уменьшение ресурсов добываемой пищи, охлаждение климата, когда обезьяноподобные предки человека в силу необходимости обратились к осуществлению более сложных предтрудовых процессов, обеспечивавших им со временем прогрессивное развитие, приводящее к появлению «Homo faber», «Homo sapiens», «Homo loquax», творящего, мыслящего, говорящего человека ^[232].

Находясь, как и человек, в той же группе приматов, антропоиды радикально разнятся от человека не только по существенным морфологическим, но, в соответствии с данными советских приматологов, в частности нашего изучения шимпанзе, и по психологическим признакам, качественно отличающим их мышление от мышления человека.

Как показывают новейшие палеоантропологические исследования ^[233] , ранние стадии антропогенеза, связанные с появлением наших более близких и прямых предков, включали наличие таких этапов развития предтрудовых форм деятельности, которые являлись более совершенными, чем у современных человекообразных обезьян.

В этой предчеловеческой стадии развития, о которой В. И. Ленин упоминал как о стадии «обезьян, берущих палки» ^[234] , стадии, под которой Энгельс разумел необычайно развитую породу человекообразных обезьян ^[235] , процесс употребления орудий был уже «не случайным и кратковременным, а систематическим и обязательным применением естественных орудий» ^[236].

Этот акт стал неотъемлемой особенностью биологического существования совершавших его живых существ.

Такая стадия развития предтрудовой деятельности является непосредственной предпосылкой возникновения качественно нового явления — воздействия на сам употребляемый предмет с целью приспособления его для производственных нужд, — т. е. момента зарождения труда, появляющегося вместе с формирующимся человеком и обусловливающего дальнейшее развитие мыслящего человека ^[237].

В этом отношении советские психологи стоят на научной позиции, диаметрально противоположной линии выдающихся зарубежных приматологов (В. Кёлера и Р. Иеркса), которые не подчеркивают качественного своеобразия интеллекта человека по сравнению с таковым у человекообразных обезьян и тем самым не усматривают наличия диалектического скачка при переходе от психики обезьян к психике человека.