Мы описали 8 внешне наиболее рельефных и максимально выраженных изменений мимики шимпанзе, появляющихся при 8 различных эмоциональных состояниях животного.

Следует еще подчеркнуть, что каждое из этих мимических выражений мимолетно, что оно соответствует кульминационному моменту в развитии эмоций: каждому из этих выражений предшествует и за ними следует ряд быстротечных этапов развертывания и свертывания мимики в соответствии с нарастанием и угасанием переживаемой эмоции. И требовались сотни повторных наблюдений и тысячи моментальных фотоснимков, чтобы закрепить пером и камерой эту калейдоскопическую смену выразительных движений.

Проведем перед глазами читателя описание развития эмоции беспокойства, волнения или, как мы называем, общей возбудимости шимпанзе; просмотрим выразительные движения (мимику и пантомимику шимпанзе), сопровождающие эту эмоцию на разных стадиях ее протекания.

Общая возбудимость повидимому представляет собой то недиференцированное чувство, которое появляется мгновенно в ответ на каждое неожиданное внешнее впечатление.

В зависимости от силы вызывающего ее стимула и субъективной реакции животного на этот стимул она получает разную степень развития и внешней выразительности.

Нередко эта общая возбудимость вспыхивает только в форме как бы неопределенного беспокойства, волнения животного, которое, то быстро, то медленно нарастая, достигает известного предела, а потом сходит на-нет и потухает; иногда же, то раньше, то позднее, она разряжается в каком-либо аффекте (печали, радости, злобы, страха) и является как бы предваряющей ступенью для его появления.

В своем наиболее универсальном и чистом виде, при отсутствии специфического эмоционального оттенка, общая возбудимость проявляется вовне чрезвычайно выразительно и сопровождается изменением положения волос, мимики лица, жестов, поз, движений и издаванием своеобразных звуков.

Перемена особенно заметна при непосредственном сравнении внешнего вида спокойного и обеспокоенного шимпанзе.

В состоянии спокойствия шимпанзе сидит неподвижно; его конечности опущены, уютно размещены близ тела, пальцы рук и ног пассивно расслаблены, его волосы плотно прилежат к телу, морщинки лица слабо намечены, губы плотно сжаты, взгляд рассеянно скользит по окружающим предметам.

Но вот шимпанзе взволновался, наступило состояние возбудимости, и его вид меняется до неузнаваемости (Табл. B.9, Табл. B.10, Табл. B.11).

В первый момент осуществляется распушение (Табл. B.7, рис. 1; Табл. B.9, рис. 1). Длинные волосы боковых частей лица — «баки» — начинают быстро приподниматься, оттопыриваться в стороны, встают дыбом и по мере роста возбуждения становятся все более торчмя, перпендикулярно к лицу так, что почти прикрывают даже его огромные уши. Это приподнимание волос все возрастает и продвигается далее: с боков лица оно распространяется на бока темени и затылок, и все лицо как бы обрамляется венцом из торчащих волос (Табл. B.9, рис. 2).

Еще позднее распушение захватывает все большие партии: приподнимаются волосы туловища, встают торчащими шипами и на груди и брюшке, где они особенно редки, контур тела ясно просвечивает, и они кажутся воткнутыми в него частыми черными иглами.

Нередко возбуждение сопровождается приподниманием волос на руках и даже на ногах. Это распространение пушения совершается чрезвычайно быстро, и только с трудом удается уловить это последовательное захватывание им новых партий тела, при беглом же взгляде видишь только, как у нас на глазах шимпанзе с каждой минутой пухнет, прибавляется в объеме, увеличиваясь по всем направлениям в своих размерах (Табл. B.9, рис. 1—6; Табл. B.22, рис. 4).

Изменяющаяся мимика его лица только усиливает своеобразие его вида.

Губы быстро вытягиваются вперед и вверх (Табл. B.10, рис. 1, 2), развертываются на конце раструбом (Табл. B.10, рис. 3, 4, 5, 6,) и становятся изборожденными глубокими, длинными, продольными морщинами; по верхней губе эти морщины идут от боков носа и щек параллельными рядами, сближающимися и истончающимися у края губы, по нижней губе эти морщины начинаются так же сближенно от краев рта, у угла рта примыкают к первым и, расширяясь, расходятся веерообразно по всему подбородку^[46] (Табл. B.10, рис. 5, 6; Табл. 1.7, рис. 2).

Вытягивание губ вперед сопровождается издаванием своеобразных, протяжных, ухающих звуков, представляющих собой 6-кратное чередование более высоких и более низких тонов, взятых через терцию в пределах октавы, расположенной в нижнем регистре музыкальной шкалы.

В каждой из 6 терций первым берется более высокий, вторым — более низкий тон, причем каждая из первых четырех терций обнаруживает все большее повышение по сравнению с предыдущей, и только последние три терции представляют собой точное троекратное повторение двух тонов.

В первых трех терциях первый более высокий тон тянется на гласную «у» и является более протяжным и акцентированным, чем второй, более низкий тон, который тянется на слог «ху»; в последних трех однотипных терциях более высокий тон произносится на слог «уа», а более низкий — на слог «ху»; оба тона этих последних терций тянутся более отрывисто, чем в трех первых, произносятся более резко, более звучно и более кратковременно; иногда они производят впечатление лающих звуков, иногда переходят чуть ли не в настоящий собачий лай. Перенося это уханье шимпанзе на ноты, мы можем изобразить его в следующей музыкальной фразе:

При издавании этого, как бы заходящегося уханья с каждым новым повышением голоса и как бы в такт ему голова шимпанзе откидывается назад все дальше и дальше, максимально вытянутая верхняя губа оттопыривается кверху, нижняя губа оттягивается книзу и раструб на конце рта, как венчик тюльпана в ранний утренний час, с каждым моментом развертывается изнутри кнаружи все шире, глубже и полнее.

При слабом возбуждающем стимуле или при малом или медленно нарастающем возбуждении можно даже уловить и последовательные стадии изменения конфигурации губ взволнованного шимпанзе.

1-я стадия — шимпанзе вытянул несколько вперед обе сомкнутые в краях губы, чуть-чуть расщеляя их в самой середине рта (Табл. B.10, рис. 1).

2-я стадия — вытягивание обеих губ вперед все увеличивается; верхняя губа слегка горбится, щель в середине рта разверзается несколько больше, и края губ в этом месте несколько отслаиваются и разъединяются (Табл. B.10, рис. 2).

3-я стадия — горбик на верхней губе, уплощается, обе вытянутые вперед губы расходятся на конце на большее расстояние друг от дружки (Табл. B.10, рис. 3).

4-я стадия — обе губы вытягивается вперед все больше; верхняя и нижняя губы в своем основании сокращаются, вжимаются в челюсти, в своем концевом отделе отслаиваются друг от дружки все значительнее, отчего раструб в середине рта все увеличивается (Табл. B.10, рис. 4).

5-я стадия — в месте раструба обе губы истончаются сильнее, оттягиваются друг от дружки больше; верхняя губа отгибается кверху, нижняя книзу (Табл. B.10, рис. 5).

6-я стадия — вытягивание губ в длину и вперед максимально велико, раструб в середине рта развернут предельно, разверстая ротовая щель по размерам наиболее велика, края губ истончены и в уголках рта несколько опущены книзу (Табл. B.10, рис. 6).

Кроме мышц лица и вся остальная мускулатура шимпанзе приходит в состояние все большей активности: мышцы глаз напрягаются, и широко раскрытые глаза неподвижно фиксируют волнующий его объект, руки и ноги плотно, крепко прижаты к телу, причем пальцы ног сжимаются в крепкие кулачки, часто наблюдается также при этом errectio penis (Табл. B.9, рис. 1).

Это напряженное состояние сохраняется впрочем недолговременно пройдет несколько секунд, и оно разряжается целым рядом движений: конечности отводятся от тела, раскидываются в стороны, пальцы ног распрямляются, одна из рук поднимается вверх и как бы застывает в воздухе то с распростертыми, то с судорожно согнутыми пальцами, вторая рука укрепилась о землю и готова к подъему (Табл. B.9, рис. 2). Опираясь на эту (чаще всего левую) руку, шимпанзе медленно привстает на ноги и становится почти в вертикальное положение, выставляя перед собой вперед вторую согнутую дугой (в локте, запястье, в кисти и в пальцах) правую руку, при этом он опускает голову и веки (Табл. B.9, рис. 3). Затем он производит ряд повторных движений приседания и привставания; сгибая и выпрямляя колени, несколько раз подряд шимпанзе то опускается, то снова приподнимается на ногах, с каждым новым разом все учащая темп и все усиливая величину нагибания и выпрямления (Табл. B.9, рис. 4); потом он выпрямляется максимально, поддерживаясь одной рукой, или, стоя только на ногах, резким движением поднимая голову и глаза, он направляет свою совершенно вытянутую руку либо вперед в сторону интересующего его предмета (Табл. B.9, рис. 5), либо вверх, как бы угрожая ею в воздухе (Табл. B.9, рис. 6).

Впрочем в большинстве случаев внешнее выявление общей возбудимости далеко не достигает своего высшего развития и совершается именно в такой последовательности, часто те или другие стадии выпадают или даже совершенно отсутствуют.

Если возбуждающий шимпанзе стимул недостаточно силен или слишком кратковременен, общая возбудимость выражается вытягиванием губ вперед и издаванием звуков и не сопровождается распушением, или ее появление ограничивается лишь приподниманием волос, в то время как лицо шимпанзе остается спокойным и губы плотно сомкнутыми.

Например Иони смотрит в окно; если проходят люди обычного вида, он созерцает их спокойно; вдруг проходит человек, обремененный тяжелой ношей — большим тюком или мешком, — Иони мгновенно вытягивает губы и отрывисто хрюкает один раз. Такое же хрюканье издает шимпанзе в том случае, если вдруг за окном появляется необычный по виду человек — например какой-либо мужчина с большой окладистой бородой или в большой черной шляпе.

Звуком хрюканья Иони почти всегда встречает приход к нему в комнату чужих, незнакомых ему людей; при этом иногда он пушится, старается обнюхать нового человека, боязливо, опасливо протягивает к нему руку, пытается слегка коснуться его, и потом, как бы убедившись в полной безвредности для себя этого человека, уже вступает с ним в более тесное и фамильярное общение. Шимпанзе приходит в состояние наивысшего волнения и демонстративно развертывает перед зрителями оригинальную жестикуляцию и своеобразные движения привставания и приседания, нагибания и выпрямления только при исключительных условиях, именно при неожиданности появления или новизне возбуждающего стимула, при интенсивности и длительности его воздействия, при отсутствии специальной направленности действия этого стимула на самого шимпанзе и, в соответствии с этим последним, при выключении специфичной субъективной эмоциональной реакции животного на этот стимул.

Конкретные примеры появления максимальной общей возбудимости уяснят нам ближе, нагляднее подходящие условия для ее возникновения.

Шимпанзе был наруже во дворе, в окружении своих — близких ему лиц, — вдруг поодаль перед ним было инсценировано взаимное нападение двух посторонних крестьян. Вооружившись огромными бревнами, два бородатых дюжих человека стали намахиваться друг на друга, сходясь и расходясь, надвигаясь и отдаляясь, как бы вступая в борьбу, сопровождая ее порывистыми движениями, резкими криками и стуками.

Шимпанзе мгновенно настораживается, впивается глазами в эту живую подвижную картину, напряженно созерцая ее, он длительно не спускает с нее глаз, пушится, привстает, ухает; по мере разгара происходящей борьбы он приходит в состояние все большего волнения и проделывает все позы, жесты и телодвижения, характерные для общей возбудимости.

Шимпанзе мгновенно успокаивается при прекращении этой возни^[47] .

В данном случае раздражающий шимпанзе стимул является для него совершенно неожиданным и необычным, но отнюдь не направлен на него самого. Шимпанзе чутко следит за происходящим перед ним, но как пассивный зритель, а не как активный (настоящий или будущий) соучастник этого события, в котором он не хочет принять на себя более серьезной роли.

Аналогичная реакция наблюдалась и в том случае, если Иони находился от меня несколько разобщенно (на верху клетки или на крыше дома), и кем-либо инсценировалось нападение на меня; если агрессивность по отношению ко мне бывала не слишком велика, Иони обычно не желал покидать места своего пребывания и его внимание к происходящему ограничивалось только воспроизведением выразительных движений, обнаруживающих его волнение.

Иногда шимпанзе не столько не хочет, сколько не может принять участие в событии более активно в силу своей топографической удаленности от арены, на которой разыгрывается волнующее его действие, — и тогда он проделывает типичную реакцию общей возбудимости.

Так было например в деревне при прохождении мимо окон, за которыми находился шимпанзе (на расстоянии десятков метров от дома) стада баранов или коров, или при приближении к балкону, где помещался Иони, толпы народа или при наблюдении им из окна своей комнаты толпы рабочих в полуденный час, гурьбой сбегающих вниз, с высоких лесов строящегося напротив дома.

Шимпанзе обнаруживает все признаки максимального возбуждения и из подражания, когда например замечает перед собой беспокойство окружающих его лиц, но налицо нет видимого объекта, причиняющего это беспокойство. Так например я представляюсь плачущей, закрываю лицо руками, пронзительным молящим голосом называю шимпанзе по имени.

Обезьянчик тотчас же беспокойно озирается по сторонам, ищет глазами, на кого бы направить свое нападение в защиту меня, но, не находя никого, он с необычайной выразительностью воспроизводит полностью все приемы, характерные для состояния максимальной общей возбудимости: он встает, пушится, вытягивает вперед губы, ухает, приподнимается и приседает, простирает в пространство руки и до тех пор повторяет эти свои манипуляции, пока я не прекращу свои стенания (Табл. B.27, рис. 2).

Но стоит в это время появиться на сцене постороннему лицу, и вслед за реакцией общей возбудимости у шимпанзе возникает агрессивная реакция нападения на новопришедшего. И вообще надо сказать, что при развитии общей возбудимости почти всякий раз появляется опасность, что внешний стимул вызовет в ответ специфическую эмоцию, ибо в подавляющем большинстве случаев общая возбудимость является как бы основой, на фоне которой берут начало аффекты страха, гнева, радости и печали. Общая возбудимость предшествует появлению этих аффектов и то с самых начальных стадий своего развития имеет специфическую эмоциональную окраску, то по достижении наивысшего предела вдруг разряжается в бурном аффекте.

Можно определенно сказать, что более активные эмоции, связанные с подъемом духа (как например гнев и радость), по большей части предваряются максимальной общей возбудимостью; более пассивным, подавляющим, угнетающим дух эмоциям (печали и страху) обычно предшествует только слабая степень возбудимости.

Так например при внезапном причинении животному огорчения возбудимость, предваряющая появление печали, ограничивается едва заметным пушением волос на теле, вытягиванием губ вперед и издаванием протяжного, одиночного ухающего звука; этот звук хотя несколько и напоминает таковой, издаваемый в начальных стадиях общей возбудимости, но имеет более грустный жалобный оттенок. Жесты только дополняют истолкование картины.

В этих случаях шимпанзе протягивает свою руку вперед, ладонью вверх, как то обычно он делает в знак просьбы, желания что-либо взять, получить (Табл. B.11, рис. 1).

При малейшем промедлении в удовлетворении этого его желания он впадает в настоящую печаль со всеми ее характерными атрибутами: стонами, плачем и т. д.

Несколько конкретных примеров ближе пояснят условия возникновения эмоции волнения, переходящего в печаль.

Иони был на жаре в течение 3 часов, во время фотосеанса; ему несут на блюдце пить, он тянется рукой к блюдцу, но в последний момент блюдце на секунду отстраняется назад, — шимпанзе мгновенно вытягивает губы и издает стонущий звук.

Та же самая реакция появляется и в том случае, если после длительного оживленного общения с шимпанзе я внезапно снимаюсь с места и ухожу из его комнаты или по каким-либо соображениям вдруг сажаю его в клетку; в обоих этих случаях шимпанзе лишается веселого препровождения времени и обрекается на тягостное для него одиночество; неожиданный неприятный стимул тотчас же возбуждает у животного волнение, переходящее в печаль.

Волнение, предваряющее страх, выражается прежде всего сильным приподниманием волос, напряжением мышц лица, вытягиванием губ и издаванием одиночного, коротко-тягучего ухающего звука^[48] . В первый момент, совпадающий с моментом испуга, шимпанзе не только не производит каких-либо характерных жестов и телодвижений, но как бы замирает в той позе, в какой его застало появление пугающего стимула; он вперяет глаза в объект, внушающий опасение, и остается совершенно неподвижным (Табл. B.11, рис. 4). Малейший намек на действительную опасность — и Иони обнаруживает уже все признаки переживаемого страха, совершая ряд телодвижений с целью укрыться, сделаться как можно меньше и незаметнее и уйти от опасности.

Пройдет две-три секунды — и в случае отсутствия явной угрозы со стороны объекта, внушающего опасение, волосы на теле шимпанзе опускаются, губы подбираются и шимпанзе принимает свой обычный, нормальный вид. Фотография, приводимая в виде иллюстрации возбудимости, сопровождающейся страхом, была заснята при следующих обстоятельствах. Шимпанзе был наруже, во дворе, сидел на скамеечке и безучастно смотрел перед собой, оперев локти согнутых рук о колена ног (Табл. B.11, рис. 4); он занес было указательный палец левой руки к голове, чтобы почесаться, но в это время неподалеку от него за досчатым забором появились коровы; коровы обычно внушают Иони страх, и при встрече с ними он убегает, но теперь при виде их он только вытянул вперед губы, распушился, издал одиночный, короткий ухающий звук и напряженно, широко раскрыв глаза, стал всматриваться вдаль, оставаясь неподвижным, забывая почесаться и так и держа отведенным указательный палец руки, не спуская глаз с животных, не успокаиваясь до тех пор, пока они не скрылись из вида. Только когда опасность возрастает, например коровы начинают приближаться к шимпанзе, он срывается с места, бросается ко мне на руки, прижимается ко мне всем телом, весь дрожа, с отчаянным ревом бежит вслед за мной, если я удаляюсь от него, и успокаивается только тогда, когда чувствует себя под прикрытием и вне опасности.

Та же самая внешняя реакция наблюдается у шимпанзе и в случае появления новых слуховых и обонятельных, пугающих животное стимулов: в первом случае — при внезапном звуке охотничьего рожка, во втором — при обнюхивании сырого мяса.

В обоих этих случаях вслед за типично выраженным волнением у Иони появляются характерные признаки страха и движения самообороны и защиты (см. подробнее об этом в главе «Инстинкт самосохранения (защиты и нападения)»). Следует отметить, что обычно величина распушения волос на теле шимпанзе пропорциональна величине страха и силе пугающего стимула.

Волнение, переходящее в страх, очень иллюстративно выразилось однажды во время киносеанса.

Шимпанзе вынесли из его привычной обстановки в большую комнату, освещенную яркими лампами юпитера, наполненную множеством посторонних лиц. У Иони тотчас же возникла бурная реакция общей возбудимости: он стал пушиться, ухать, вставать и приседать, стоя на месте, и явно боялся всего происходящего. Он все время озирался по сторонам, всматривался в темноту смежной комнаты, вздрагивал при малейшем постороннем шорохе и мгновенно спускался со стола, забиваясь вниз, ища прикрытия в укромном месте, когда слышал треск зажигаемой лампы. Иони несколько успокоился только тогда, когда я взяла его к себе на руки, но и будучи на руках он еще долго дрожал мелкой дрожью, трясясь всем телом.

Волнение, переходящее в злобу, отличается по своему внешнему выражению от такового же предшествующего другим эмоциям резким, коротким хриплым звуком и намахивающимся жестом, направленным по отношению к раздражающему объекту (Табл. B.11, рис. 2).

Это состояние безошибочно можно вызвать в любой момент и любым предметом: стоит только упорно подсовывать шимпанзенку какую-либо вещь, которую перед тем он яростно откидывал от себя, и он тотчас же с возрастающей злобной энергией сам отбрасывает от себя данный объект, сопровождая этот акт агрессивным жестом и отрывистым уханьем.

Иногда Иони заражается злобным волнением из подражания: например я нарочно издаю резкие возгласы, намахиваюсь на кого-либо, или отбрасываю от себя какой-нибудь неодушевленный предмет, — Иони тоже начинает волноваться, пушиться, метаться и повторно отрывисто ухает, вытянув вперед губы.

Стоит мне начать стучать сложенными пальцами по столу, и шимпанзе уже волнуется, распушается, принимает это как сигнал к беспокойству, сам начинает стучать рукой и делать агрессивные позы и жесты.

Возбудимость, предшествующая большой агрессивности, достигает обычно наивысшего развития: шимпанзе встает в вертикальное положение, максимально вытягивает вперед губы, сильно пушится, наиболее долго и пронзительно издает свой ухающий звук, заканчивающийся лаем, а потом, стоя на одном месте, повторно приседает и выпрямляется, с каждым новым разом все усиливая, все учащая величину нагибания и выпрямления; потом Иони выпрямляется максимально и как бы выкидывает свою руку по направлению к волнующему его объекту.

В последующей стадии более сильного озлобления шимпанзе многократно привстает и приседает, вслед за чем разряжается бурной наступательной реакцией. Если раздражающий шимпанзе стимул находится в непосредственной близости от Иони, он пригибается к земле, опираясь на все четыре конечности, то наклоняясь вперед, то откидываясь назад, несколько раз подряд перескакивает с рук на ноги, с ног на руки, как бы готовясь к наилучшему прыжку вперед, который он и осуществляет в благоприятный момент, бросаясь всем телом на раздражающий объект и впиваясь в него зубами.

Если Иони стеснен клеткой и не имеет физического доступа к этому последнему, он выражает свою злобность тем, что беспокойно мечется по клетке, бросается на сетку, припав к ней всем своим телом, он грызет петли сетки так, что вся клетка шатается, несколько раз подряд бьет рукой по стенам клетки, схватывает в руки разные стучащие предметы и колотит ими по полу и швыряет их в стены, производя неимоверный шум и как бы срывая на этих неодушевленных предметах свое злобное настроение, находя исход своим неприязненным, гневным чувствам.

Волнение, предшествующее эмоции радости, соответственно силе вызывающего его стимула бывает то более, то менее интенсивно. То оно ограничивается слабым пушением — и тогда сопровождается повторным коротким бурчащим звуком, то оно достигает предельного развития — и тогда выражается максимальным приподниманием волос, вытягиванием губ, воспроизведением продолжительного заходящегося уханья, заканчивающегося звонким троекратным лаем, вслед за которым производятся жесты и телодвижения, недвусмысленно вскрывающие радостное настроение шимпанзе (Табл. B.11, рис. 3).

Так например всякий мой неожиданный приход в комнату шимпанзе, обычно сулящий ему всяческие удовольствия, неизменно сопровождается радостным волнением животного: он встречает меня распушенным, как бы приветствуя, протягивает мне навстречу свою руку, заливается уханьем, а потом подбегает ко мне, хватает меня руками, прижимается ко мне всем телом, иногда прикладывается раскрытым ртом, часто-часто дышит, чрезвычайно оживляется, готов играть и возиться со мной без конца и впадает в уныние, когда я не иду навстречу его притязаниям.

Та же самая реакция бывает и в случае вынесения его в другие комнаты, в общество, при выпускании его из клетки на свободу, при его самовольном отпирании своей комнаты и выбегании из верхней комнаты на террасу вниз.

После предварительной стадии максимальной общей возбудимости, сопровождаемой характерными позами, жестами и звуками, шимпанзе обнаруживает все признаки радости: он улыбается, перебегает с места на место и от одного человека к другому, дергает каждого, встречающегося на пути, цепляется, вызывает на игру, бегает, легко стуча руками по предметам, производит целый ряд бесцельных движений, явно свидетельствующих об его повышенном радостном настроении.

Радостным, заливающимся уханьем, заканчивающимся звонким лаем, встречает шимпанзе принесение ему вкусной пищи, например апельсина, при очищении которого он ухает непрерывно, как бы заранее предвкушая удовольствие от съедания этого излюбленного плода, явно смакуя самый процесс его еды.

Радостным волнением, выражающимся в длительном звонком ухании шимпанзе, неизбежно сопровождалось предвосхищение им по звуковому сигналу — стуку лифта — нашего прихода домой, после длительного отсутствия.

Бывало, поднимаясь на лифте в 4-й этаж своей квартиры, едва выйдешь из кабины и звучно хлопнешь дверцей, закрывая ее, — как из помещающейся как раз против остановки лифта комнаты шимпанзе через дверь квартиры уже слышишь это своеобразное раскатистое уханье обезьянника, нетерпеливо ожидающего нас и ассоциировавшего звук остановки машины с моментом нашего прихода домой, встречающего нас бурными радостными звуками ранее нашего фактического появления перед ним.

Менее интенсивное и более кратковременное хрюканье можно было слышать ежедневно у нашего шимпанзе после его раннего утреннего пробуждения в одиночестве своей комнаты, но при заслышании им в смежной комнате наших голосов. Вечером при укладывании Иони спать он обычно предпочитал, чтобы около него был человек при его засыпании, — и вот если например он уложен в кровать, а я ухожу из комнаты и он остается один, он тотчас же вылезает из кровати при моем уходе, не желая ложиться; если же я остаюсь с ним до его засыпания, он издает равномерное, как бы успокоительное хрюканье, — быть может свидетельствующее, что его предшествующее внутреннее беспокойство касательно моего пребывания с ним разрешилось для него в благоприятном смысле.