За исключением эмоции общей возбудимости, представляющей собой душевное переживание «sui generis», по способу своего необычайного телесного выражения не находящей себе полной аналогии ни у человека, ни у более низко организованных животных, вскрывшей свое содержание только после многократных наблюдений протекания ее при разных внешних обстоятельствах^[49] , — все последующие эмоции легко доступны пониманию. Среди этих эмоций наиболее человекообразно выражается вовне радость, сопровождающаяся улыбкой и смехом.

Даже просто хорошее настроение шимпанзе во время его психического и физического благоденствия, его bien-etre явственно отражается на лице шимпанзе.

Обычна плотно сомкнутые губы шимпанзе, оформляющие прямолинейный разрез линии рта (см. Табл. 1 и Табл. B.2, рис. 1—5), теперь, когда шимпанзе в добродушном настроении, впереди слегка расщеляются, углы рта оттягиваются в бока, загибаются кверху так, что рот принимает округлую полусферическую форму (Табл. B.12, рис. 1, 2).

В то же самое время глаза шимпанзе суживаются, и в наружных углах глаз появляются две-три резкие, лучисто расходящиеся, морщинки, представляющие собой продолжение подвековых морщин, соответствующих так называемым «гусиным лапкам» улыбающегося человека. Но это еще не улыбка, хотя немногое нужно, чтобы вызвать у шимпанзе настоящую улыбку и смех.

Стоит слегка пощекотать шимпанзе под шеей, подмышками или внизу живота, и выражение его лица становится еще более веселым. Рот расщеляется несколько шире, так что зубы слегка показываются (Табл. B.12, рис. 3), близ углов рта появляются 5 округлых околоротовых морщин, окаймляющих поднятые кверху уголки губ (Табл. 1.7, рис. 3, 4). Эти полукруглые поперечные морщины на боковых частях верхней губы пересекают продольные параллельные морщины, идущие вдоль верхней губы, почему испещряют эту часть лица переплетом из косых мелких ромбиков (Табл. B.12, рис. 3; Табл. B.13, рис. 1).

Еще секунда продолжения щекотки, — и узкая улыбка шимпанзе переходит в более широкую, и рот раскрывается еще больше — из щелевидного, отверстие рта становится серповидным, обе губы так сильно растягиваются в стороны и так плотно облегают десны, что изборождающие их морщинки почти сглаживаются (Табл. B.12, рис. 4; Табл. B.13, рис. 2). Хотя рот раскрыт довольно широко, но зубов не видно, так как они почти полностью закрыты обволакивающими их губами. Суженные глаза и несколько склоненная вбок к плечу голова гармонично сочетаются с улыбкой шимпанзе, невольно заставляют улыбнуться каждого, кто смотрит на него, и тем самым вскрывают смысл этой мимики даже непосвященному в изучение лица шимпанзе зрителю (Табл. B.59, рис. 5).

В следующей стадии рот раскрывается еще шире и принимает почти полулунную форму, и его углы загибаются кверху все больше и острее (Табл. B.12, рис. 5).

В то время как край верхней губы приобретает почти сферическую форму и совершенно скрывает собой верхний ряд зубов, края нижней губы против клыков образуют тупоугольный излом, в боковых частях рта отступают от десен и обнажают верхние части коронок пяти боковых зубов^[50] .

В просвете полураскрывшегося рта виден еще оттянутый внутрь рта язык, упирающийся своим кончиком в дно рта.

Глаза улыбающегося шимпанзе то бывают сужены, то широко раскрыты, и в последнем случае они блестят словно намасленные, — так ярки, так живы, так подвижны перебегающие их блики, что никто не может усомниться в том, что шимпанзе находится теперь в веселом, радостном настроении.

Эта широкая улыбка шимпанзе совершенно беззвучна и нередко является предваряющей стадией к появлению подобия смеха.

В редкие моменты смеха (искусственно вызванные физиологическими стимулами — сильной щекоткой) шимпанзе раскрывает рот еще шире, закидывает голову назад и учащенно и звучно дышит.

Так как это более широкое раскрывание рта осуществляется за счет отвисания (или большего отпадения вниз) нижней челюсти, то вся конфигурация рта и взаимоотношение губ резко изменяются.

Теперь полулунный просвет рта становится полусферическим, так как углы рта не остры, а тупы и не так круто и высоко загибаются кверху (Табл. B.12, рис. 6, 7, 8). По сравнению с предыдущим (широкой улыбкой) верхняя губа в углах рта совсем не поднимается кверху, отчего ее края становятся более плоскими, ровными и не так напряженно обтягивают верхние десны.

Края нижней губы оттянуты не столько вверх и вбок, сколько вниз и вперед, отчего четыре морщины, огибающие углы рта, сближены менее тесно, чем при улыбке, и не образуют острых изломов против углов рта, а ниспадают широкими полукругами. При максимальном смехе от зубов видны лишь верхушки верхних клыков и частично ряд нижних зубов в широко раскрытом рте (Табл. B.12, рис. 8)^[51] ; оттянутый внутрь язык обнажен еще на большем протяжении, чем ранее. Верхняя часть лица шимпанзе остается без изменений. Производимые телодвижения только подкрепляют догадку о том, что шимпанзе находится теперь в веселом, радостном настроении.

Смех шимпанзе по сравнению со смехом человека является почти беззвучным и потому менее выразительным, — звуки смеха как бы приглушены и выражаются только в учащенном дыхании; и вот эта невозможность разрядить свою эмоцию радости звуками собственного голоса как бы побуждает шимпанзе выявить ее в другой форме — в не-истовом движении своего собственного тела и в воспроизведении всеми доступными ему способами посторонних звуков.

У весело настроенного, оживленного шимпанзе мимика лица, руки и ноги находятся в непрерывном движении (Табл. B.13, рис. 1—4), и сам он ни на секунду не остается в той же позе.

Даже в том случае, если он находится в сидячем положении, он не перестает видоизменять свои позы и вариирует их до бесконечности, не рискуя повториться. Как подвижные цветные стеклышки детского мозаичного стереоскопа дают в каждый момент и при малейшем повороте новую причудливую, неожиданную и неповторимую цветную мозаику, так и подвижное лицо шимпанзе и вечно движущиеся его четыре рычага — руки и ноги — в каждую секунду мимолетно ярко, рельефно проецируют нам новый эскиз, отображающий веселье — радость шимпанзе.

Впрочем запечатление этого эскиза почти недоступно для зрителя, так как развеселившийся шимпанзе непрерывно меняет свое положение. Он снимается с места, бегает по комнате, хлопает руками по окружающим предметам, взбирается на стулья, диваны, столы, опять прыгает, оттуда на пол; остановившись на секунду на месте, он притопывает одной ногой, а то опять мчится, как ужаленный, находу стараясь сбросить или хотя бы зацепить что-либо рукой; иногда, подбегая в упор к чему-либо твердому (например двери, шкафу), шимпанзе барабанит сложенными пальцами по предмету, а потом опять бежит прочь и безудержным вихрем, как сумасшедший, хаотично носится по комнате, обуреваемый «духом движения», вызывая на ответное движение и сам приводя в движение все попадающееся ему на пути.

Чем же можно обрадовать, развеселить шимпанзе? Его рот осклабливается в улыбку немедленно, когда входит тот, кто ему мил, когда собирается общество, когда ему показывают новую вещь, когда его выводят в новую обстановку, когда его выпускают на свободу, когда дают волю и простор его деятельности, когда им занимаются, его развлекают и конечно когда ему дают вкусную еду.

Физическое благоденствие, вкусная еда, ласка, свобода, новые впечатления, общество, игра — все это источники, дающие неисчерпаемый приток приятных стимулов, вызывающих ключом бьющую, бурную, буйную радость шимпанзе, сопровождающуюся улыбкой, смехом и своеобразными звуками.

За примерами итти недалеко: целой вереницей они оживают в моей памяти и пестрят в моих протокольных записях; эклективно приведу хотя бы несколько фактов.

1. Я несу своему обезьянчику апельсины, которые являются для него лучшим лакомством. Видя их еще издали у меня в руках, он улыбается, звучно кряхтит, как бы заранее предвкушая сладостность вкусовых восприятий, бросается ко мне навстречу, схватывает один апельсин, мчится с ним от меня к себе в угол, вспрыгивает наверх на полку^[52] , оттуда взбирается на качели, раскачнувшись, проносится один раз на качелях, опять бросается вниз на полку, стучит, топая ногами о пол, потом усаживается спокойно на месте и принимается за очищение апельсина, сопровождая это действие непрерывающимся звучным протяжным кряхтением; при съедании апельсина, по мере вхождения во вкус плода, это кряхтение переходит у шимпанзе в звучное покашливание и даже в звонкий лай. Шимпанзе ест с особенным удовольствием, когда кто-нибудь из своих людей сидит рядом с ним, и тогда он кряхтит особенно часто и усиленно; время от времени он протягивает то к одному, то к другому из них свои руки, дотрагивается, как бы свидетельствуя им свое расположение; если, подражая его кряхтящему звуку, я начинаю ему вторить, — его кряхтение становится более звонким, протяжным, удлиненным, переходит как бы в стон, и он уже не остается спокойно сидеть на месте, а продвигается ко мне поближе, прикасает к моему лицу свое лицо, охватывает меня руками то под подбородком, то за шею, широко раскрыв рот, прижимается ко мне этим раскрытым ртом, а потом, сблизив губы, зажимает своими губами мою щеку.

Иногда, внезапно оторвавшись от меня, он бросается на шею к здесь же сидящим другим его приятелям и точно так же, как и ко мне, прикладывается к их лицам, слегка защемляя их то зубами, то губами. Это высшая радость шимпанзе, сопровождающаяся нежностью, лаской; его прикосновение ртом мы можем рассматривать как прототип поцелуя. (Подробнее об этом в отделе «Социальные чувства».)

2. Рот шимпанзе немедленно расплывается в улыбку, когда кто-нибудь из своих милых, близких Иони людей входит в его комнату. Его улыбка беззвучна, но она подкрепляется со стороны шимпанзе дополнительными громовыми звуками: он взметывается кверху, достает до подвешенных трапеций и некоторое время производит ими такое оглушительное громыхание, что боишься оглохнуть и спешишь всяческими средствами и как можно скорее прекратить это слишком бравурное изъявление радости шимпанзе.

Часто эта радость выражается более нежным и деликатным способом; это бывает по отношению к людям, к которым шимпанзе имеет большую привязанность, как например ко мне; всякий мой приход к нему — для него праздник, каждый уход — огорчение. Я вхожу к нему в комнату, сажусь писать (верный знак для него, что я надолго останусь с ним), — он улыбается, издает прерывчатое легкое, хрюкание, а потом порывисто бросается ко мне навстречу, старается прикоснуться руками^[53] , взбирается ко мне на колени, касается своими руками моих рук, крепко нажимая своими пальцами мне на кожу; иногда он касается губами моего лица или широко раскрытым ртом прикладывается к моей шее или, сжав губы, защипывает ими кожу, слегка присасывается или стискивает зубы, плотно, но не больно зажимая ими захваченный ртом участок щей или лица, и при этом он все время учащенно порывисто дышит^[54] , и весь он как бы трепещет, дрожа всем телом, все сильнее защипывая своими губами кожу моего лица и усиленно дыша носом; иногда, слегка полураскрыв рот, он защемляет ваше лицо и учащенно дышит ртом, с каждой секундой все ускоряя темп своего дыхания.

Чем больше его радость, тем сильнее впивает он в вас свои зубы и тем дольше не отрывается от вас. Повидимому в этом случае его радость соединяется с чувством нежности, ласки, с зачатками сексуальных чувств.

То же самое телесное выражение радости, направленное по отношению к своим близким людям, бывает у Иони в том случае, когда шимпанзе выпускают из заключения клетки на свободу, когда его уводят в большое общество, когда ему приносят и показывают новые вещи для игры, когда с ним возятся, играют, подбрасывают кверху, качают на качелях, щекочут.

Замечается, что выявление его радости по отношению к своим людям более рельефно, более бурно и непосредственно, чем по отношению к чужим, где оно ограничивается чаще всего прикосновением руками и реже всего осторожным прикосновением губами и раскрытым ртом.

Итак для шимпанзенка, как и для ребенка человека, немногое нужно, чтобы сделать его вполне счастливым, но, как и у ребенка, солнце счастья меркнет мгновенно при первом же налетевшем облачке, и бесчисленны поводы к появлению его печали.