Как уже было упомянуто, в процессе установления сложных условных рефлексов зрительно-слуходвигательного типа жесты и образы играют в отношении шимпанзе громадную направляющую роль.

Например я даю Иони кусочки свежего огурца; он вылущивает и съедает только сердцевинки и протягивает ко мне руку за следующим куском, но, показывая ему на оставленный кусок, я говорю: «кушай этот» — и он снова послушно принимается за брошенный кусочек и позднее просит новый не ранее, чем покончит со старым.

При моем взглядывании и указывании на верх клетки и произнесении слов: «полезай туда!» Иони взбирается на клетку. Он садится на то место, куда я указываю, говоря: «сядь сюда», — берет ту вещь, на которую я направляю свой палец, говоря: «подай это».

Однажды был такой случай: Иони был высоко на потолке клетки, и там же лежала кружка, из которой он обычно пил; эта кружка мне понадобилась, я сказала: «Иони, дай мне кружку», но он не понимал, в чем дело, и только внимательно смотрел на меня и вокруг себя, тогда я взяла в руки находящуюся внизу другую кружку, — Иони тотчас же понял мою просьбу, взял в руки бывшую наверху кружку и протянул ее мне.

В другой раз при аналогичных обстоятельствах на вопрос: «дай коробку» он затруднился это сделать, а когда я показала ему снизу крышку от этой коробки, он немедленно взял в руки из нескольких находящихся рядом других вещей коробку и сбросил ее мне вниз.

Иони довольно легко поддается словесной дрессировке, сопровождаемой жестами, и при показывании и приказывании: «сядь», «ляг», «кувыркайся» воспроизводит и соответствующие действия.

После 18—20 повторений Иони осуществляет эти действия уже на одни словесные приказания.

Таким образом у нас вырабатывается условный звуковой язык, который содействует нашему пониманию при взаимном общении. Например я говорю Иони: «иди в клетку» (1), Иони становится грустным, трясет головой, с плачем умильно протягивает мне руки и тем не менее покорно направляется в клетку.

Говорю: «пойди ко мне» (2), — и он срывается с места и бросается мне на руки, прижимается ко мне; стоит мне сказать Иони: «уйди от меня» (3), — и он со стоном исполняет и это приказание.

Скажу: «играй мячиком» (4), — и он берет в руки мячик или начинает искать мяч по комнате, если его нет под рукой.

Скажу: «подними» (5), — и он тотчас же поднимает упавшую вещь и приносит ее мне.

Я выхожу из комнаты, — Иони плачет; я произношу ему в утешение: «сейчас приду» (6), и он разражается радостным взволнованным хрюканьем.

Иони длительно не хочет слезать с верха клетки, но если я пригрожу: «волк придет» (7) (т. е. голова волка покажется), он немедленно сбегает вниз.

На другие словесные приказания Иони выполняет следующие действия: «полезай на клетку» (8) — влезает на клетку; «догоню» (9) — отбегает от меня; «дай руку» (10) — дает свою правую руку; «играй» (11) — забирается на трапеции; «на место» (12) — садится на стул у лабораторного стола; «нельзя» (13) — прекращает какое-либо свое действие; «оставь» (14) — перестает трогать какую-либо вещь; «дай мячик» (15) —дает мне мяч; скажу: «муха» (16), — и он озирается вокруг, ища мух, и если находит их глазами, пытается ловить; «пойдем» (17), «пойдем гулять» (18), — немедленно протягивает мне руку, собираясь итти в смежную комнату; «дай тряпку» (19), — он мчится в уголок к своим постилкам, берет тряпицу и бросает ее передо мной на пол; я говорю: «дай мне» (20), — он берет тряпицу с пола и подает ее мне прямо в руки. При слове «горячо» (21) Иони настораживается и берется за что-либо с крайней осторожностью.

Но и у самого Иони кроме необычайно красноречивого языка инстинктивных звуков, сопутствующих его эмоциональным переживаниям, устанавливается ряд самопроизвольных жестов и телодвижений, служащих для выражения его желаний.

Когда он хочет есть, пить, он начинает прикладываться губами и присасываться к моим рукам, к шее, захватывает в рот мой палец и начинает его сосать.

Принимая во внимание, что маленький Иони в естественных условиях жизни был бы еще сосунком и питался бы молоком матери, нам становится понятным, что он стремится искательно касаться губами всякий раз, как ощущает органическую потребность еды и питья.

Труднее расшифровываются смысл прикосновения губами и засасывания пальца в других случаях, когда Иони воспроизводит те же самые движения, если я браню его за какую-либо шалость, когда он в чем-нибудь провинится, когда он чему-либо особенно радуется и когда ласкается^[114] .

Возможно, что здесь мы имеем у Иони расширение сферы просьбы, стремление ласковым прикосновением вызвать ответное сочувствие и расположение к нему самому.

Таким образом возможно представить себе, что первоначальный инстинктивный акт присасывания губами, сопровождаемый приятным чувством удовлетворения при насыщении зверька, позднее (во втором этапе) стал у него действием, сопутствующим и другим радостным переживаниям (например удовольствию при виде близкого ему человека, входящего в комнату, при всяком случае повышенно хорошего настроения зверька); в третьем этапе то же самое действие начинает воспроизводиться обезьянником по контрасту при резко противоположных ситуациях: видя явные признаки неудовольствия, выражающегося в криках, брани, шлепках, направленных по отношению к самому Иони, последний спешит как можно скорее возбудить противоположные (нежные) чувства в разгневанном против него человеке и, опережая своими поступками свои сокровенные пожелания, тем самым как бы приближает и самое наступление события.

Из других условных жестов, употребляемых шимпанзе, следует упомянуть еще о следующих: вытягивание обезьянником вперед одной своей руки — знак просьбы, пожелания (Табл. B.11, рис. 1), протягивание вперед обеих рук — обычное выражение усиленной просьбы, мольбы, нередко сопровождаемой стонущим звуком и даже плачем (Табл. B.16, рис. 2); движение протягивания руки и указывание на вещь означают, что Иони хочет иметь эту вещь своей; покачивание головой, отвертывание лица — действие, употребляемое при отвергании нежелательной еды; кривление в одну сторону плотно сомкнутых губ — знак неприятия, отвращения от настойчиво предлагаемой шимпанзе пищи.

Итак в обиходе жизни у нас с Иони устанавливается определенный условный язык, благодаря которому мы превосходно понимаем друг друга, и Иони приучается выполнять мои приказания; все же нередко обезьянник обнаруживает полное нежелание повиноваться моим требованиям.

Это последнее бывает чаще всего, когда Иони находится в состоянии беспокойства, страха или в чрезмерно повышенном настроении во время игры; тогда он совершенно глух ко всем словам и просьбам, хотя бы их повторяли десятки раз.

Иони не слушается и в том случае, когда он находится далеко за пределами людской досягаемости — например на трапециях, когда он совершенно игнорирует все просьбы, уговоры, окрики, угрозы и творит свою волю.