Дитя в возрасте от 2 лет горит одним желанием: «Хочу знать все». Вопросы: «Что?», «Почему?», «Отчего?», — не сходят с его уст. Если в начале третьего года дитя ограничивается лишь вопросом «что» и обнаруживает поверхностное любопытство, то в возрасте около 3 лет мы замечаем все большее и большее его желание проникновения вглубь вещей.

В возрасте 2 г. 4 м. 12 д. Руди, перелистывая картинки в новой книге «Wunder der Natur», на протяжении 300 страниц и при мелькании сотен рисунков тем не менее неустанно спрашивает меня про каждый рисунок: «Что это?» Он откидывает лист за листом так быстро, что не успевает хорошо вглядеться в рисунок; он не задерживается вниманием даже ни на одну лишнюю секунду ни на одном рисунке: даже когда я хочу остановить его внимание на особенно интересных картинках, он мчится все дальше и дальше, пока не доходит до самого конца книги, сотни раз задавая вопрос: «Что это?»

В возрасте 2 г. 6 м. 18 д. Руди расспрашивает уже про каждую знакомую вещь в обиходе, говоря: «Мама, расскажи про кастрюлечку, про пирожное, про кашку, про ветчинку, про булочку, про виноградик, про картошечку, про вазелин, про шпилечку, про бумажку,» и жадно слушает, когда говоришь, что и как делается, где растет и т. п. Придя в новую обстановку (в кухню), Руди расспрашивает решительно про каждую вещь (2 г. 10 м. 20 д.). Он теперь замечает разные свойства предметов и хочет знать, почему они различные. Например Руди (2 г. 6 м. 22 д.) говорит: «Мама, какие у тебя губы?» (я говорю: красные). Он: «А у Апочки (у него) какие?» (я отвечаю: красные). Он: «А питиму красные?», «а питиму умывальник розовый? питиму таз зеленый? питиму ручки белые? Почему у тебя нет бороды?» (2 г. 9 м. 26 д.). «Почему у папы борода? почему у Апочки нет бороды?»

Если Руди (в возрасте 2 г. 7 м. 3 д.) читают книгу, он спросит значение всех слов, какие не знает. Например при чтении книги Дурова «Железная дорога» спрашивает, что такое Дуров, что такое штраф, что такое стрелочник. При чтении книги «Наша река» (3 г. 0 м. 2 д.) дитя задает каскады вопросов: что такое плоты, рули, течение, костер. Тем более интригует дитя (3 г. 1 м. 3 д.) все необычное, и оно хочет узнать, что это «Почему у лошадки глазки закрыты?» (видя шоры на глазах лошади). «Почему у дяди глазик черный?» (видя завязанный черной лентой глаз у проходящего мужчины).

В возрасте 2 г. 9 м. 10 д. Руди, расставляя различные игрушки зверей, засыпает окружающих сонмами вопросов, например: «Где зебра живет?» (отец: «в Африке»). «Где жирафа живет?» (отец: «в Африке»). Руди: «А почему жирафа живет в Африке? Она не полосатая» (т. е. как зебра). «А где лев живет?» и когда узнает, что и лев живет в Африке, еще больше недоумевает, говоря: «Он — желтый» (т. е. видимо хочет сказать: желтый — и все же живет в Африке. Повидимому его логика требует, чтобы в Африке жили лишь полосатые, как зебра).

В возрасте 2 г. 9 м. 27 д. Руди, взяв всех своих игрушечных зверей, по своей инициативе располагает их в длинный ряд, причем, как это видно и на рисунке (Табл. B.118, рис. 1), отчасти группирует их по определенной системе, т.е. ставит в первом ряду — жирафу, во втором — верблюда, в третьем — трех разной величины кошек, в четвертом — тигра и льва, в пятом — бурого и белого медведя, в шестом — двух собачек, в седьмом — белку и двух тюленей, в восьмом — утку.

Дитя обнаруживает тонкие формы наблюдательности. «Почему блестит, как отойдешь, пока далеко, блестит — почему?» — спрашивает Руди (3 г. 0 м. 9 д.), видя, как лишь на известном расстоянии и при определенном повороте блестит на полу черточка чернильного карандаша.

Природа будит живой ум ребенка (2 г. 11 м. 11 д.) и вызывает неиссякаемый источник вопросов: «что такое небеса? Что такое облака? Облака могут быть пониже? Куда они летят? А их можно схватить? Почему нельзя? А звездочки могут быть пониже? Можно небо спустить вниз? А звездочки нельзя спускать?» (3 г. 0 м. 5 д.) и так до беспредельности.

Дитя допытывается познать глубже все, что видит, уже не довольствуясь поверхностным осмотром вещи, а стремясь заглянуть вглубь вещей, вглубь в буквальном и в переносном смысле слова. Руди (2 г. 9 м. 14 д.) спрашивает: «Что в мишуке?» (в игрушечном), «Что в Ривочке?» (в кукле) и хочет непременно распороть и посмотреть игрушки.

Все мы знаем, как одно «почему» после ответа вызывает у ребенка целую серию последовательных логически-развертывающихся «почему?», так как дитя пытается доискаться первопричины явлений, дойти до исконного объяснения, ставя порой в тупик отвечающего на вопросы взрослого человека.

Речевые высказывания дитяти ярко иллюстрируют его сознательную самостоятельную мыслительную деятельность.

Рассматривая близстоящий автомобиль, дитя (3 лет) вслух сравнивает его с оставшимся дома игрушечным автомобилем и говорит: «папа, у них руля нет», потом, вглядевшись еще ближе: «папа, у них какой смешной руль, у нас такого руля нет, у них здесь колесо (запасное), а у нас нет колеса, у нас такого хрипятого^[262] колеса нет»...

В другой раз мной подмечено такое сравнение.

Видя в кроватке три белые эмалированные гвоздика (один большой, два маленьких) и заметив внутри одного (маленького) гвоздика слегка просвечивающую темную точку, Руди говорит: «Мама (большой гвоздик) ни уголя» (не имеет черной, как уголь, точки), «дети уголя», «дугой нет» (т. е. у одного из маленьких гвоздей-детей есть черная точка внутри, у другого — нет. (Руди был в возрасте 2 г. 0 м. 23 д.).

Мальчик (2 г. 6 м. 21 д.) слушал текст книги: «стоят два мальчика, держат черную лохматую страшную кошку»... — на рисунке к тексту изображено: один мальчик держит кошку, второй стоит рядом. Руди сам замечает несоответствие и говорит: «а дугой не держит» (а другой не держит).

Дитя имеет сильно развитую память. Однажды Руди (3 г. 1 м. 13 д.) разбил фарфоровую игрушечку (изображавшую мальчика в зеленой шапке с цветочком в руках и в фиолетовых штанишках) и расплакался; в Тот же день ему купили другую, подобную, но разнящуюся в одной детали игрушку. Думали, что дитя не заметит изменений, и сказали: «вот тебе купили такую же игрушку». Но Руди лишь только взглянул на новую (новый игрушечный мальчик имел синюю шапочку) сразу сказал: «зеленая шапка!» (вспомнив прежнюю). Я спросила: «а брючки?» — он: «брючки и здесь (цветок на коленях) похожи». Я спрашиваю: «а какая у этого шапка?» (полагая, что он не различает цветов) он ответил: «синяя» (говоря про шапку на новой игрушке).

Однажды дитя заметило (2 г. 9 м. 20 д.): «у Лисички (собаки) из ротика щепка висит» (слипшийся комок шерсти). На следующий день, увидев ту же собаку в полном порядке, Руди вспомнил ее вчерашний вид и спросил: «почему у Лисички не висит из ротика?» Руди обладает топографической памятью и самостоятельно (2 г. 7 м. 13 д.) Находит дорогу к киоску, отстоящему за две взаимно перпендикулярно расположенные улицы; он сам находит дорогу с бульвара, находящегося по прямой линии к дому через две улицы, идущие перпендикулярно к бульвару. (Правда после повторных многократных хождений в том и другом случае.)

Самопроизвольно устанавливающиеся у Руди условно-рефлекторные акты исчисляются не десятками, а многими сотнями; человеческое дитя опережает шимпанзе Иони в зрительно-звуковых и особенно слухо-звуковых условных рефлексах (вспомним у ребенка чтение наизусть стихов), имеет связанный с мыслительными процессами язык жестов, рано оттеняемый звуковыми атрибутами, и одно ни с чем несравнимое преимущество — это способность к словообразованию и речи. Дитя начинает делать предположительные суждения, практические заключения, логические выводы, свидетельствующие о подлинной работе его мысли, а не только о механическом накоплении слов и ассоциативных речевых связей.

Руди (3 г. 0 м. 25 д.) видит: на бульваре сидит мужчина с поникшей головой (повидимому задремавший пьяный), и спрашивает: «Мама, что этот дядя наклонил головку?» и добавляет: «может у него головка болит?»

Руди (2 г. 10 м. 29 д.) спрашивает: «Посуда (кукольная) из чего?» «Из дерева», — отвечает ему бабушка. «А уточка из чего?» (спрашивает про целулоидную уточку). — «Право уж не знаю», — говорит бабушка. — «А я знаю, — добавляет мальчик, — из скорлупки» (разумея аналогичную по цвету, по жесткости, по хрупкости яичную скорлупу).

Дитя стремится точно осмыслить каждое сказанное взрослыми слово и точно понять смысл сказанного. Например, рассматривая голенького Руди (2 г. 7 м. 19 д.) и касаясь его ног, я говорю: «Какой Апочка стал худой!» Он тщательно начинает также присматриваться к своим ножкам и говорит: «Где же дырки?» Или возьмем другой, аналогичный случай. Руди (3 г. 0 м. 1 д.) спрашивает: «Дядя, это карточки?» — «Нет, открытки,» — отвечают ему. «А разве они открываются?» — говорит мальчик (обнаруживая синкретизм детского мышления).

В другой раз дело было так. Я зову: «Руди (2 г. 4 м. 9 д.), пойдем наружу», и вывожу его на улицу; выйдя, он оглядывается вокруг себя и спрашивает: «Где же Ружа?» Однажды, уговаривая мальчика (2 г. 4 м. 9 д.) поесть что-то, я имела неосторожность сказать: «автомобильчик будет на тебя смотреть, как ты кушаешь», а он мне в ответ: «нету газок» (нет глазок).

Один красноречивый диалог с ребенком показывает, как дитя стремится осмыслить для себя значение собственных имен и фамилий.

Среди наших сотрудников имелись три лица: 1) Алексей Павлович Свирин, 2) Иван Павлович Свирин, и 3) Николай Алексеевич Бобринский.

Руди (2 г. 11 м.), слыша часто их имена и видя самих носителей этих имен, спросил однажды:

«Что такое Свирин?» — ему отвечают: фамилия дяди.
«Что такое Алексей Павлович?» — имя дяди Свирина.
«Что такое Николай Алексеевич?» — имя дяди Бобринского.
«А Иван Павлович?» — имя другого дяди Свирина.
«А бывает Иван Алексеевич?» — бывает.
«А бывает Свирин-Бобринский?».

Порой дитя на глазах у нас делает практическое умозаключение при экспериментировании с предметами. Руди (2 г. 3 м. 25 д.) берет фотографический треножник и пытается, так или иначе вытягивая складные ножки треножника, ставить его по-разному: то длиннее, то короче. Этот процесс все время сопровождает устной речью: «Так будет стоять или не будет стоять?» (треножник падает). Дитя добавляет: «Не будет стоять» (вспомним также экспериментирование Руди с водой — см. стр. 367). «Теперь я вижу, что земля вертится!» — говорит Руди (в возрасте 4½ лет) после того, как, долго кружившись вокруг столба, дозедя себя до головокружения, заметил мнимое вращение окружающих предметов (Табл. B.120, рис. 3).

В возрасте 2 г. 11 м. 15 д. дитя уже использует свои умозаключения в практическом поведении, порой неожиданно подцепляя логические промахи взрослых. Говорят: «Руди, нельзя бросать калоши, ты их разобьешь». Руди: «А они из чего?» Отвечают: «Из резины». Он: «А разве резина разбивается?» Говорят: «Ну ты, Степка-растрепка, давай завяжу поясок». Руди (2 г. 9 м. 16 д.): «Такой не бывает Степка-растрепка». Спрашивают: «А какой же?» Руди: «Красненький» (в книжечке Степка-растрепка с красным лицом).

Руди (2 г. 11 м. 15 д.) ест яйцо и спрашивает отца: «Скорлупку можно кушать?» Отец говорит: «Нет, только птички кушают». Немного погодя дитя спрашивает: «Папа, я птичка?» Отец, не подозревая задней мысли и уже забыв о том, что сказал ранее, говорит: «Да, ты моя милая, хорошая птичка». Мальчик тотчас же восклицает; «Буду кушать скорлупку» и немедленно подносит скорлупу ко рту.

В другой раз Руди (3 г. 0 м.) слышит, как я при разговоре употребляю фразу: «ведь это не шутка!» Мальчик тотчас же спрашивает меня: «Мама, что такое шутка?» Я говорю: — «Это когда нарочно скажут что-нибудь смешное, захотят посмешить». Через минуту мальчик, улыбаясь, говорит: «Бандюк». Я говорю: «Ты хочешь сказать: бандит?» Он: «Нет, бандюк». Няня говорит: «Он может быть хочет сказать: индюк». Руди отвечает: «Да» и при этом хохочет, а потом говорит вопросительно: «Мама, это шутка?» Я говорю: «Да, ты пошутил». Он тотчас же произносит еще какое-то непередаваемое странное исковерканное слово и также смеется. В другой раз Руди как бы в шутку называет заведомо неверно ранее правильно обозначаемую картинку орла. На предложение назвать картинку он повторно говорит: «мама» (1 г. 11 м. 1 д.). Я говорю: «Апочка не знает, а вот Динамо^[263] знает». Руди немедленно называет птицу правильно: «арёр» (орел). Я показываю вторую картинку — черепаху, и опять он говорит: «мама», и опять, когда я говорю: «Витя знает, а Апа не знает», он добавляет: «типапа» (черепаха).

Руди уже в возрасте около 3 лет усваивает порядковый счет и пытается по своей инициативе более или менее правильно словесно репродуцировать его. Дотрагиваясь по очереди до петель кроватки, Руди (в возрасте 2.9.14) говорит: «1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 11, 12, 14, 15, 17, 21, 22, 24, 25, 27, 28».

Месяцем позднее (2 г. 10 м. 14 д.) при игре в торговлю после несложного разговора он овладевает понятием количества и сам воспроизводит элементарное сложение и вычитание, построенное на принципе количественного отождествления.

Мы играли так: я говорю: «Продайте одну палочку». Он: «Какую?» Я: «Красную, маленькую». Он (давая палочку): «Вот». Я: «Сколько стоит?» Он: «Семь». Я даю ему одну бумажку в качестве денег.

Я говорю: «Продайте две колбаски». Он кладет на весы две палочки и говорит: «Вот и вот». Я даю ему две бумажки в качестве уплаты.

Я спрашиваю: «Продайте три колбаски»; он отбирает три палочки. Я даю ему три бумажки в уплату. Он сам говорит: «три палочки и три денежки».

Теперь я спрашиваю: «дай одну колбаску»; он дает одну кеглю. Я даю ему в уплату не одну, а две бумажки. Он говорит: «Ведь другую не надо, ведь одну колбаску!»

Я спрашиваю: «Дай три колбаски». Он кладет мне три кегли. Я даю ему в уплату две бумажки. Он: «Ведь три колбаски и три денежки». Смотрит на меня выжидательно, успокаивается, когда я додаю еще бумажку.

Спрашиваю: «Дайте два яблочка, сколько стоит?» Он: «семь» дает мне два шарика. Я даю три бумажки. Он говорит: «Два бамчика^[264] , а копейку не надо» (отбрасывает одну бумажку назад).

Я спрашиваю: «Два печенья», даю одну бумажку в уплату. Он «Ведь два печеньица и две копейки», дожидается, пока я додаю еще одну бумажку. Я спрашиваю: «Один кусочек мяса», даю три бумажки. Он: «Ведь одно мясо, а копейки не надо», сам откидывает назад две бумажки. Спрашиваю две кегли, даю три бумажки. Он: «Ведь две, одну копейку не надо» (откладывает одну бумажку). Спрашиваю три печеньица, даю в уплату одну бумажку. Он: «Ведь одну, ведь три и копейки три» и отбирает себе недостающие у меня с руки бумажки, говоря: «К одному три», добирая до 3. Спрашиваю четыре палочки, — он бросает мне три палки; давая, говорит: «Три, четыре, пять,» сбивается и не хочет более играть.

Количество спрошенных предметов до 4 отбирает все время правильно, количество свыше 4 предметов не умеет еще отобрать.

Иони в возрасте 3½—4 лет, судя по моим экспериментальным записям, так и не преуспел в процессе постижения количества в пределах счисления до 3 несмотря на мои трехмесячные опыты с ним в этом направлении (подробнее будет изложено в III томе исследования о шимпанзе).