Подобно Иони и мой Руди чрезвычайно рано обнаруживал чувство собственности, выражающееся в ревностном охранении принадлежащих дитяти вещей, в собирании в свой обиход разных новых вещей (в накоплении собственности), в попытках отнимания вещей у других и их присвоении себе.

Например всякий раз, как Руди уходит из общественного сада, он тщательно собирает все свои вещи, напоминая мне, взята ли та или другая игрушка; уходя из своего палисадника (в возрасте 3 г. 1 м. 5 д.) и оставляя там раскиданные игрушки, дитя наказывает оставшейся в саду бабушке:

— Бабушка, стереги вожжи и палочку, и ножичек и пузыречек стереги, чашечку мою стереги, и дощечку мою стереги, спринцовку стереги, кто придет — отшлепай (разумея при этом: кто придет их тащить, того — наказать).

Дитя (в возрасте 1 г. 2 м. 20 д.—1 г. 5 м. 29 д.), видя у сверстников нравящуюся ему игрушку, не стесняясь, подходит и завладевает ею, не желая отдавать вещь собственнику; позднее (в возрасте 2 г. 1 м. 23 д.) оно настойчиво выпрашивает себе вещь, которую ему хочется иметь, хотя само уже имеет аналогичную. Позднее дитя начинает приобретать запрещенные вещи украдкой, а порой прибегает даже и к обману (в том случае, если ему не удается достать вещь легальным путем); например вопреки моему категорическому запрещению собирать газетные карикатуры^[150] на дворе и близ помоек мой мальчик тем не менее ухитрялся доставать их там и делал это исподтишка от взрослых.

Порой удавалось заметить, как Руди играет наруже, но вдруг поднимается ветер и уносит вверх в воздух его шляпу или какую-либо легкую игрушку. Мальчик в смятении кричит и плачет, ловя уносимое из боязни его потерять. Свои чайные чашечки он порой не позволяет брать из комнаты даже няне (в возрасте 2 г. 9 м. 2 д.), и когда та уносит их мыть, ребенок напоминает: «Это апочкины^[151] » (т. е. его). Однажды даже был такой случай: мальчик (в возрасте 2 г. 6 м. 21 д.), увидев, как я держу его отца за руку, спросил: «Зачем держишь папу за руку?» — «А что?» — недоумевала я. Он ответил: «Нельзя! Апин папа», явно выражая этим распространение чувства собственности даже на любимых близких людей, которых он считал «своими» в буквальном смысле этого слова.

Крохотный ребенок (1 г. 1 м.), гуляя по двору, подобно Иони собирает все, что только может взять в руки: мелкие камешки, склянки, щепочки, окурки, спички, палочки, гвоздики и другой бросовый материал, кладя в карман (1 г. 4 м. 25 д.) собранное, побуждая к сбору и лиц, сопровождающих его, набирая целые груды разных вещей, точно запоминая их и не разрешая бросать. По приходе домой, разгружая свои сборы, дитя тотчас же замечает недохват той или другой найденной вещи и тотчас же настойчиво спрашивает (1 г. 2 м. 8 д.): «Где паличка?» (палочка), «Где гвоздик?» и требует их нахождения.

Позднее эта страсть к собиранию все усиливается, увеличивается и количество собираемых объектов, расширяется и место их приобретения, углубляется, диференцируется и тип собираемого.

Мой 4-летний мальчик несмотря на изобилие имеющихся у него покупных игрушек не мог равнодушно пройти мимо какой-нибудь валяющейся заржавленной грязной железки, гвоздя, обломка трубы и всякий раз умолял меня позволить ему взять их домой.

Такого бросового материала изо дня в день накоплялись у него огромные вороха, и в этом возрасте он редко вполне и до конца его использовывал, но страсть к приобретению была все же неутолима.

Однажды мне пришлось услышать от сына весьма красноречивую фразу при следующих обстоятельствах: мы проходили мимо свалки хлама для утильсырья (состоявшего из старой дырявой посуды, ржавой проволоки, гаек и других негодных металлических частей). Мальчик горячо сказал: «Ох, вот бы мне все это взять себе!» Я остановила: «Нет, нельзя, ведь это собрано для утильсырья». Он грустно добавил: «Вот это счастье!», явно завидуя будущим обладателям этого хлама.

Общеизвестны другие случаи, когда дети сравнительно обеспеченных родителей буквально наводняли свои детские комнаты собираемым ими бросовым материалом в виде камней, палок и других вещей.

При прогулках с моим 5-летним мальчиком в лес он шел не иначе, как собирая. Что собирать, как собирать, — это был вопрос второстепенный. Лишь бы собирать — вот что было в центре его внимания, и он готов был собирать решительно все: грибы, шишки, растения, ягоды, листья, камни, суки и другие неисчислимые продукты природы; все это приносилось домой, складывалось в угол в полном объеме, но зачастую даже не разбиралось^[152] .

Если в очень раннем возрасте (около года) дитя собирает решительно все, что подвернется под руку, позднее (уже в возрасте 1½ лет) оно предпочитает присваивать и собирать лишь вещи, для него особенно привлекательные. Подробное изложение симпатизирующих тенденций ребенка и предпочитаемых им признаков см. «9. Эстетические тенденции ребенка, предпочитаемые признаки предметов.».

Взяв желаемые вещи, дитя несет их в свой дом, в свою комнату, в свой сундучок или в свой ящик стола, желая сохранить. Особенно излюбленные и портативные вещи оно даже безотлучно носит с собой в кармане, гуляет с ними, не выпуская из рук при прогулке, и плачет, когда теряет. Например Руди, ложась спать (в возрасте 3 г. 0 м. 20 д.), даже укладывает с собой под подушку особенно любимые вещи — маленького тряпичного зайчика — очень напоминая этим Иони, зачастую носившего с собой любимую игрушку (шарик) и даже засыпавшего с ним. Иони уносит в свою клетку, в свою кровать, в свое так называемое «гнездо» (самостоятельно им сконструированное) тайком присваиваемые цветные синие пластинки и яркие лоскутки.

Дитя человека хочет непрестанно иметь близ себя все любимое. Каждый мой уход от сына (в возрасте от 1 г. 8 м. 29 д. и до 2 г. 5 м. 26 д.) сопровождался слезами; увидев меня в другой комнате, дитя ловит меня, обнимает мои колени, тащит за платье в свою комнату, говоря: «Тюда» (туда), плотно закрывает за собой дверь, не пуская от себя и подобно Иони плача, когда я приближаюсь к выходу.

Стремление собрать и иметь близ себя любимых людей особенно красноречиво и комично отразилось в поведении Руди в следующем случае.

Однажды мальчик (в возрасте 1 г. 8 м. 6 д.) находился в обшей комнате, где были четверо своих людей и один посторонний. Руди подошел к одному из своих, потянул его за платье, говоря: «Ню-ню» (ну-ну), увлек к открытой двери своей комнаты и, толкая, попятил его внутрь; потом он вернулся и таким же приемом «утянул» в свою комнату второго, и третьего и четвертого «своего» человека. Мы послушно повиновались ему, желая посмотреть, что же будет дальше. Когда в комнате остался только посторонний человек, Руди вошел последним в свою комнату, где собрал теперь всех «своих», с усилием подтянулся к ручке двери, плотно закрыл дверь и, как бы успокоившись, стал заниматься своими играми, оставив вне своей комнаты одного постороннего.

Чем любимее у ребенка существо, к которому он привязан, которое за ним ухаживает, тем больше и чаще дитя хочет иметь его с собой, тем крепче держит его близ себя, тем больше дорожит им и боится потерять.

Его собственные высказывания ярко подтверждают эти мысли. Когда однажды я показала мальчику (в возрасте 2 г. 8 м. 6 д.) свой портрет, висящий над его кроваткой, и спросила, кто это, он сказал: «мама» и добавил: «Хочу вот сюда» (прижимая обе ручки к своей груди), «хочу спать с мамий» (с мамой). И позднее (в возрасте 3 г. 1 м. 5 д.) однажды у него вырвалась такая фраза: «Я тебя никому не отдам!»