Я замечала, что дитя, получая неожиданное, новое впечатление, нередко производит очень усиленный вздох и подобно Иони (Табл. B.90, рис. 1, 2) широко раскрывает ротик, повидимому испытывая чувство удивления от неожиданности. Когда Руди (1 г. 1 м. 6 д.) дали часы, он, приставив их к ушку, также полураскрыл ротик, прислушиваясь (Табл. B.102, рис. 1), но, замечательно, потом он стал прикладывать часы то к головке, то к глазу, то пониже, то повыше, то опять к ушку, как бы экспериментируя с ними и проверяя, слышно ли тикание при разном помещении часов и посредством разных частей тела.

Однажды я поднесла к 10-месячному Руди градусник, к которому он тянулся, — он тотчас же воспроизвел сильный вздох. Аналогичный вздох я услышала у него две недели спустя, когда перед ним вдруг распахнули дверцы шкафа и внезапно обнаружилась темная большая внутренняя полость; ранее, когда Руди было 5 месяцев, я замечала, что он издавал такие же глубокие одиночные вздохи, когда я показывала ему новые вещи или когда я сама внезапно появлялась перед ним после более или менее продолжительного отсутствия. Мимика удивления, выражающаяся в раскрывании ротика, подмечена и иллюстративно зафиксирована мной у Руди многократно. Когда мальчику было всего 6 месяцев, он впервые увидел бабушку в очках, причем очки были в светлой блестящей оправе, — дитя тотчас же раскрыло ротик, некоторое время не сводило с бабушки глаз, и когда последняя приблизила к нему свое лицо, Руди схватился прямо за очки и стащил их, недвусмысленно обнаруживая свой интерес именно к очкам. А вот другие случаи: я показала годовалому Руди красную хрустальную вазочку, — он, широко раскрыв ротик, так и вперил в нее свои глазки (Табл. B.90, рис. 1); вот он увидел у меня на шее голубой медальон из бирюзы, — он потянулся, схватил его обеими ручками и опять (подобно Иони) широко раскрыл ротик и так и воззрился на медальон (Табл. B.91, рис. 1).

Такое раскрывание рта при эмоции удивления я наблюдала у Руди и позднее, когда он (1 г. 2 м.) рассматривал человеческое лицо (Табл. B.94, рис. 3, 6), и еще позднее, уже в возрасте 2½ лет, когда он рассматривал ослепительные пышно расцветшие пионы, и в возрасте 7 лет, когда ему неожиданно показали громадный игрушечный лук для стрельбы.

Интересно, что это раскрывание рта сохраняется и до более зрелого возраста человека, и мне, как руководительнице экскурсий, особенно часто приходится наблюдать, как при показывании экскурсантам особенно экстравагантных вещей зачастую замечается (особенно у эмоциональных людей) отвисание нижней челюсти.

Характерно, что уже у годовалого ребенка при удивлении замечается типичный жест — разведение в стороны рук, обращенных вверх вывернутыми ладонями. Мой мальчик воспроизвел этот жест, когда (в возрасте 1 года 1 мес.) увидел ярко освещенную сетчатую воронку светлой металлической лейки (Табл. B.91, рис. 3). Полуторагодовалый ребенок при удивлении нередко издает характерный звук «а! ба!», как это я замечала например у Руди, увидевшего в окно внезапно выпавший первый снег.

С раннего возраста у ребенка возникает безудержное стремление к созерцанию, пристальному рассматриванию, тщательному ощупыванию, обнюхиванию, осязанию губами и языком новых вещей; он широко распахивает ворота своих пяти внешних чувств, жадно всасывая через них из внешнего мира все новые и новые впечатления. Уже четырехмесячное дитя начинает определенно присматриваться к своим ручкам, разглядывая растопыренные пальчики.

Пятимесячное дитя упорно тащит в ротик свои кулачки (Табл. B.92, рис. 2) или указательный пальчик и сосет их; иногда приходится ежесекундно, раз по 15 подряд, производить отнимание его кулачков, — тем не менее дитя настойчиво неудержимо снова и снова воспроизводит то же притягивание, порой захватывая по дороге и засовывая в ротик и свою пеленочку, и свою одежду, и шнурок от соски и все, что попадется под руку. Уже подросший Руди (2—2½ лет) нередко, слушая чтение, сосал свой указательный пальчик (Табл. B.92, рис. 6).

Подобно Иони Руди тащит в рот все, что только захватит в ручку. Как часто он (в возрасте 4—5 месяцев), лежа на спинке, с усилием тянул в ротик свои ножки, пытаясь их сосать, тащил в рот всякую взятую в руки вещь: бумагу, вату, игрушки, металлические предметы и сосал их, пуская обильные слюни, присасываясь с явным удовольствием к металлическим (Табл. B.92, рис. 3, 4, 5) стеклянным, гладким деревянным предметам и с гримасой неудовольствия — к резиновым и окрашенным масляной краской вещам.

Шестимесячное дитя, поднесенное к блестящему шарику кровати, тотчас же охватывает его обеими ручками и делает ими обволакивающие движения по всему объему шара, пытается коснуться заранее раскрытым (задолго до прикосновения) ротиком, прикладывается язычком. 7-месячный Руди, увидев на мне бархатное платье, заметив бархатный ковер, прежде всего желает ощупать материал и поглаживает его пальчиками; он стремится прикоснуться к гладкому мраморному столику, к изразцам печи и охотно длительно водит по ним ручкой, многократно погружает свои ручки в мягкий мех, проводит по нему ладонями, пощипывает, тащит в ротик; 8-месячное дитя радостно, с улыбкой запускает свои пальцы в волосы и длительно ощупывает их, перебирает в руках. Но дитя не хочет вторично касаться колючего (из свиной щетины) ерша, жесткой щеточки, не желая колоться (Табл. B.86, рис. 3), а стараясь ухватить его за гладкий стержень.

Каждая из новых игрушечек тащится дитятей в ротик и слегка царапается зубками. 7-месячный Руди продолжительно рассматривает пальчики на своих ножках, ручках; он замечает такие субтильные предметы, как небольшую выпуклую метку на наволочке, и делает по ней царапающие движения, сначала пальчиком одной руки, потом другой; затем он касается метки ротиком, поступая точь в точь как Иони, рассматривавший вышитый гладью якорь на матросской кофточке. 9-месячный Руди как-то увидел мою разутую ногу, — он стал применять к ней многообразные осязательные обследования: хлопал по ней ладонью, гладил, пощипывал, царапал. 10-месячный Руди неудержимо настойчиво тянулся ручкой к самым разнообразным предметам, все время издавая свое тягучее «э-э-э» и пытаясь коснуться всего, что видел: умывального ведра, обуви, коляски, игрушки; каждая капля воды на полу привлекала его внимание, и он тянулся ко всему, нагибая головку и туловище в направлении интригующей вещи, не унимаясь до тех пор, пока ему не давали пощупать ее рукой. Вот малыш подошел сам к калориферу, он трогает трубы; улыбаясь и произнося хрипло-дыханный звук вроде «эхе», он пытается вращать кран, касается его губами, язычком. Вот он взял в руки металлическую кастрюльку, он обследует ее разными способами, скребет ноготками по ее дну, хлопает ее ручкой, берет в зубы за ручку, переворачивает ее из стороны в сторону, стучит по ней деревянной игрушечкой, упирает ее в стену, переваливает с боку на бок.

Младенец еще до года (в возрасте 9—11 мес.) интересуется глубиной; подойдя к краю кровати, он пытается заглянуть вниз за спинку ее; выдвинув ящик, он заглядывает в глубину его, вовнутрь; увидев дырку в колесике пирамиды, он всовывает туда пальчик, воспроизводя многократно вставление и вынимание его (Табл. B.96, рис. 1); если есть дырка в материи, Руди растаскивает ее в стороны и рвет материю (Табл. B.96, рис. 3) до пределов возможного.

Когда Руди (в возрасте около года) ходит по комнате, он нередко держит в руках именно у ротика какую-либо из своих игрушек; если мальчика водишь по полу, он нагибается каждую секунду, дотрагиваясь и подбирая с пола разные вещи: бумажки, крохотные соринки, палочки, обломки игрушек и вопреки постоянным отниманиям и запретам все это пытается тащить в ротик. Кажется нет такого предмета, которого малыш не хотел бы ощупать губами и язычком. Вот Руди посадили за пианино, он хлопнул раза два по клавишам, получил звук, а потом все же прильнул к выступающему краю пианино и стал скрести его зубами.

Иногда он даже делает неприятную гримасу, пробуя вещь языком, царапая зубками некоторые жесткие предметы, — и все же он не перестает тащить их в рот. Годовалый Руди, увидев на себе новые кожаные башмачки, немедленно стал щупать их ручками, а потом потащил носик башмачка в свой ротик, начал щипать помпончик, тянул за шнурочки к себе.

У моего мальчика это стремление к ощупыванию ртом предметов сохранилось чуть ли не до 8-летнего возраста.

В период времени от 9 месяцев и до 1½ лет мой ребенок тащил в ротик самые неподходящие вещи, например погремушки, металлические крышечки, посуду, ложки, счеты, и т. д. и т. п. (Табл. B.92, рис. 3, 4, 5). Однажды (будучи 1 г. 1 м.) Руди подошел к громадной металлической ярко блестящей на солнце лейке, — сначала он, уставившись глазками на носик лейки, растопырил в стороны ручки, а в следующий момент он схватил носик ручками, припал к сетке ротиком и сосредоточенно стал ощупывать ее губами (Табл. B.91, рис. 3, 4). Позднее я буквально уставала ежеминутно останавливать мальчика, удерживая его от запихивания в ротик то железок, то различных палок, деревянных игрушек и других самых разнообразных вещей. В другое время брезгливый мальчик, который например не желал даже есть какую-либо пищу ложкой, перед тем погруженной в другую пищу, теперь совершенно забывал всякую брезгливость и мог брать в рот только что поднятую с полу вещь или грязный свой палец, которым перед тем рылся в земле (Табл. B.92, рис. 6).

Даже в возрасте 8 лет Руди нередко приходил с улицы с вымазанными темным подбородком и губами, что недвусмысленно указывало на то, что в университетском дворе, где каждая лежащая на земле вещь была покрыта сажей, он конечно поднимал с полу некоторые предметы и касался их ртом.

На лоне природы — в лесу, в саду, на берегу реки — дитя находит неисчерпаемый запас предметов для его ненасытного любопытства. Уже упоминалось (в отделе «Инстинкт собственности»), как жадно дитя собирает, рассматривает и присваивает себе все, что ему попадается на глаза: необычного вида суки, грибы, мох, ягоды, цветы, придорожные камни, насекомых и другие неисчислимые продукты природы. Гуляя даже в крошечном палисадничке, дитя подходит к каждому цветочку, дотрагивается до него пальчиками, просит назвать. При более пристальном присматривании дитя обычно плотно сжимает и вытягивает вперед губки (Табл. B.90, рис. 5, 6), точь в точь как это делает Иони при подобных же обстоятельствах (Табл. B.90, рис. 4). Иногда Руди ощупывает при этом цветочки, иногда он их срывает, переламывает в руке стебли, с чрезвычайным сосредоточением рассматривая «плоды своих рук» (Табл. B.90, рис. 5).

Таким образом на практике, путем экспериментирования дитя знакомится с неприятными и приятными, с вредными и полезными свойствами предметов. Вот оно ощупывает жарко натопленную печь и отдергивает от нее ручки, чувствуя жар, и потом уже более осторожно дотрагивается повторно (1 г. 7 м. 17 д.). Вот оно коснулось колючей фуфайки, оно отшвыривает ее, чешет ручку и вытирает ее о фартучек, как бы стремясь уничтожить следы укола (1 г. 10 м. 23 д.). Наоборот, как мы видели, оно охотно ощупывает мягкие предметы. Уже отмечалось, что при ознакомлении с предметами дитя главным образом пользуется зрением и осязанием, осматривает и ощупывает предметы руками, губами, языком, прибегая к их обнюхиванию только в отношении сильно пахучих вещей, представляя в этом отношении полную противоположность шимпанзе, который прежде всего начинает с обнюхивания, а потом уже пытается щупать руками и тянуть в рот интересующий его предмет.

Это говорит и о большей роли обонятельного чувства в жизни шимпанзе и о большей тонкости его обоняния. Все же можно установить, что и человеческое дитя (в возрасте от 1½ до 3 лет) диференцирует обонятельные восприятия, улавливает довольно тонкие запахи и квалифицирует их по степени приятности. Однажды, когда я подошла к Руди (в возрасте 2 г. 6 м. 26 д.), он спросил меня: «Мама, чиво кусала?» (мама, что ела?). Я спросила: «А как ты думаешь?» Он ответил: «Сиколад», угадав запах шоколадных конфет, которые я перед тем ела. В другой раз он почуял носиком, что до того я ела колбасу. Однажды дитя (в возрасте 2 г. 9 м. 5 д.) сказало отцу, вошедшему в комнату вскоре после кормления сеном морских свинок: «Пахнет сеном», а в другом случае, принюхиваясь к голове дяди (бывшего до того в помещении, наполненном дымом), ребенок (в возрасте 2 г. 7 м. 8 д.) сказал: «Пахнет дымом, убири дым в комод»!

Я замечала, как 1—2-годовалый Руди при внимательном рассматривании чего-либо (например своих ручек, ножек, тельца) сильно вытягивает вперед плотно сложенные губки Табл. B.93, рис. 3, 4); аналогичная мимика и при сходных обстоятельствах отмечалась и у Иони (Табл. B.93, рис. 5, 6), причем порой малыш так уходил в это созерцание (в возрасте 1 г. 2 м. 21 д.), что даже не отзывался при его окликании. При внимательном прислушивании Руди я замечала у него (в том же возрасте) склонение на бок головки при более отдаленных звуках, раскрывание рта — при более близких звуках (например при слушании тиканья часов).

Дитя еще до года обнаруживает большую наблюдательность и сразу замечает новые объекты на фоне старых. 10-месячный Руди тотчас же заметил, когда я вместо белых бурок, в которых бывала обычно, вдруг надела черные башмаки; едва я вошла к нему в комнату, он так и впился глазками в мои ноги, а потом, встав рядом со мной, все нагибался и трогал мои башмаки руками. Он немедленно заметил (в возрасте 11 месяцев) вновь надетый на мне белый фартук с темной каймой, стал касаться его ладонью, мял его в руках, в разных местах прислонялся ротиком к кайме (на рукавах, на шее, близ кармана), а потом тащил его в ротик.

Руди (в возрасте 1 г. 9 м.) тотчас же замечает надеваемый ему новый костюмчик или обувь, и тогда он особенно охотно, без обычного сопротивления, дается их надеть, поглаживает себя, трогает, говоря: «нца»^[193] .

Дитя обнаруживает острое тонкое зрение. Приведу в хронологическом порядке некоторые факты, подтверждающие это.

Руди (в возрасте 9—11 месяцев) собирает на полу крохотные, едва заметные для глаза соринки, крошки (Табл. B.98, рис. 1, 2); позднее (1 г. 4 м. 27 д.) он заметил в воздухе аэроплан, летящий так высоко, что неслышно было шума пропеллера и, закинув головку, пристально провожал его полет глазками.

Руди (в возрасте 1 г. 5 м. 28 д.), рассматривая руки близких людей и свои ножки, указывает и ощупывает пальчиком чуть заметные прыщики (Табл. B.93, рис. 3, 4), темные точки от чернильного карандаша (1 г. 10 м. 23 д.).

Руди (в возрасте 2 г. 1 м. 24 д.) замечает тоненький как паутинка волосок, приставший к хлебу, говорит: «Волосотек» и снимает его, прежде чем съесть хлеб.

При новой перевеске картин в комнате, совершонной в отсутствии мальчика, он (в возрасте 2 г. 6 м. 11 д.) тотчас же замечает это и спрашивает: «А питиму эта картина? Эта не там!» и указывает, где и какая картина висела. В том же возрасте дитя замечает слабое вдавление в металлическом чайнике и говорит: «Тагутая» (согнутая). Однажды Руди (2 г. 8 м. 29 д.) заметил темную лошадь в темных шорах и тотчас же спросил: «Что на глазках надето?»

Дитя обнаруживает зачастую обман зрения; я замечала, как 5-месячный Руди в своем неудержимом стремлении притянуть к себе, рассмотреть поближе и поднести к ротику лежащие вещи схватывает эти вещи растопыренными ручками несколько ближе или немного дальше, чем они есть на самом деле, почему, сомкнув в воздухе пустые ручки, ранее достижения предмета он производит мнимое схватывание; тем не менее он подносит руки к ротику и только там учитывает свою ошибку и тянется за вещью вторично. 11-месячный Руди порой тянулся ручками, произнося тягучий звук «э-э-э-э-э», и хотел достать люстру, подвешенную на потолке комнаты, высокие уличные фонари, белую простыню, развевающуюся на третьем этаже балкона расположенного напротив дома, явно не учитывая удаленности предмета и невозможности его достать. Годовалый Руди тянется за месяцем, двухгодовалый (2 г. 3 м. 24 д.), видя на крыше дома работающих мужчин, протягивает к ним ручки, говоря: «Достать дядей». Естественно, что ребенок (в возрасте 2 г. 2 м. 13 д.), смотря через прозрачную гребенку на лампу, также поддается на обман — мнимое приближение лампы — и схватывает ее не в том месте, где она фактически находится.

У годовалого Руди, как и у Иони, я многократно наблюдала обманы зрения, связанные и с восприятием стереометрических изображений. Например, видя на рисунке (в возрасте 1 г. 4 м. 26 д.) искусно изображенную выпуклую морковку, дитя пытается схватить ее пальчиками и когда не преуспевает в этом, тянется то ко мне, то к няньке с просящим звуком: «э-э», как бы приглашая нас помочь ему схватить. И позднее (в возрасте 1 г. 9 м. 22 д.) дитя точно так же старается уцепить рисунок, изображающий шарообразный колобок, искусно нарисованную куклу, говоря: «Ди-дяй» (да-дай).

Однажды Руди (2 лет) пытался пустить плавать в небольшой таз с водой огромную скамейку, явно не учитывая неосуществимости такого вмещения (Табл. B.85, рис. 4).

В возрасте 2 г. 0 м. 23 д. Руди уже сам убеждается в невозможности схватывания руками рисунков, выражает это словами при следующих обстоятельствах.

Он подходит к картине, стереометрически изображающей человека, делает схватывающее движение ручками, производит мнимое хватание человека, подходит ко мне, разжимая ручки, как бы кладет мне человека на колени, видя, что ничего нет, производит вторичный подход, мнимое взятие и принос, причем, снова не преуспевая, разочарованно говорит: «Никак». Однажды, протискавшись с трудом в узком проходе между музейными шкафами, Руди (1 г. 8 м. 4 д.) и в широком просвете идет бочком, как бы боясь не пролезть, зацепить за стены, хотя кругом его обширное пустое пространство.

Полуторагодовалый Руди нередко усиленно пытался ловить тень от своих рук. Дитя (еще в возрасте 1 г. 10 м. 7 д.) смешивает прозрачное и блестящее и например, взяв глянцевитую открытку, пытается смотреть через нее так же, как обычно смотрел через прозрачную клеенку или через роговой прозрачный гребень, через который он всегда так любил смотреть на огонь, на небо.

У двухлетнего Руди я замечала и обман слуха, — например он не учитывал силы звуковых стимулов и, находясь в комнате и видя через двойную стеклянную оконную раму стоящего отца, пытался говорить с ним обычным голосом, выражая словесное желание, которое фактически не могло быть услышано даже при сильнейшем крике. Vice versa: в возрасте 3 лет дитя, находясь на улице, настойчиво пытается переговариваться с смотрящими в окна домашними, также не учитывая еще, что его разговор не может быть услышан.

Дитя, обуреваемое страстью рассматривания, распространяет порой свое созерцание на себя и окружающих.

Годовалый Руди смотрит на свое голое тельце (Табл. B.93, рис. 2), увидел пупочек, касается его пальчиком и пристально смотрит на это место; вот он проводит указательным пальчиком по глубокой надлобковой складочке кожи (Табл. B.93, рис. 1), бот он рассматривает свои ручки, ножки; вдруг он заметил на коже прыщик (Табл. B.93, рис. 3), он вытянул вперед губки, совершенно аналогично тому, как это делал Иони при подобных же обстоятельствах, и стал пальчиком расковыривать это место (Табл. B.93, рис. 4); вот он заметил у себя на пальчиках ноготки, он ощупывает их, прикладывается к ним ротиком. В возрасте 10 месяцев в процессе самообследования Руди залезает указательным пальчиком себе в ушко, в ротик. Лежа у меня на руках, 8—10-месячный Руди вдруг замечает мое непокрытое как обычно волосами ухо, он смеется, вставляет в него и вынимает из него свой пальчик, а другой раз дитя (1 г. 2 м. — 1 г. 4 м.) вдруг начинает рассматривать мое лицо (Табл. B.94, рис. 1, 3), как будто бы видит его впервые, и то схватывает меня ручками за нос, то за подбородок, ощупывает уши (Табл. B.94, рис. 3), касается (как и Иони — Табл. B.94, рис. 2) моих волос, зубов, разглядывает и ощупывает их; нередко дитя проводит ручкой по чужому лицу, внимательно присматриваясь, как бы знакомясь с ним подробнее, тщательнее (Табл. B.94, рис. 6), сует указательный пальчик в ноздри, в уши, в уголок глаза, под губы; если открываешь рот, он заглядывает, в глубину рта, смеясь, когда начинаешь двигать языком или смыкать и размыкать челюсти. Дитя сразу замечает у бабушки вновь надетую блестящую брошку и пытается ощупать ее пальчиками; с каким интересом и сосредоточенностью разглядывает Руди (2 г. 1 м. 24 д.) котят и точно так же тычет пальчиком им в нос, в глаза, в ушки, называя части тела «гази» (глаза), «носик бобо» (видя розовый нос и думая, что нос розовый оттого, что болит) и добавляя: «пизилеть» (пожалеть, посочувствовать, приласкать кошку). Теперь (в возрасте 2 лет) дитя, рассматривая разные вещи, пытается и называть их.

Полуторагодовалое дитя с живейшим интересом смотрит на себя в зеркало.

Реакция на зеркало.  Интересна реакция дитяти на зеркало. В разные периоды жизни эта реакция на зеркало различна. 4-месячный Руди, видя себя и меня в зеркале, улыбается изображениям. 5-месячный Руди при моем подходе с ним к зеркалу больше смотрит на свое отражение, нежели на мое; он всматривается пристально, прищурив глазки, когда его подносят к зеркалу, дотрагивается до зеркала указательным пальчиком^[194] , улыбается, издает какие-то звуки; 6-месячный Руди, всматриваясь в свое и мое зеркальное изображение, тянет обе ручки к зеркалу, водит по стеклу пальчиками, оглядывается на меня — живую — и опять смотрит в зеркало и так повторяет несколько раз. Иногда, смотрясь, он топает ножками и улыбается. Я замечала, как в этом же возрасте Руди начинает приглядываться к своему изображению в крышке блестящей кастрюльки, наклоняясь и приближая к ней свое личико. 7-месячный Руди, смотрясь в зеркало, начинает ударять ручками по своему изображению, точно так же, как это делает Иони после освоения с зеркалом. 11-месячный Руди смеется, если его подносишь к зеркалу, энергично ударяет ладонью в свое изображение. Годовалый Руди прикладывается к показанному зеркалу открытым ротиком, а потом оглядывается назад за себя и опять смотрит в зеркало, как бы кого-то ища. В возрасте 1 г. 3 м. 24 д. Руди резко бьет кулаком, видя себя в зеркале; в возрасте 1 г. 4 м. 27 д. дитя заводит руку за зеркало, как бы нащупывая там кого-то, точно так же, как то делал и Иони (Табл. B.33, рис. 2). В возрасте 1 г. 5 м. 22 д. Руди плюет на зеркало, видя себя в зеркале, обдавая изображение брызгами, как и Иони, гримасничает (Табл. B.95, рис. 6, 5), трещит перед зеркалом губами. На вопрос, кто там (т. е. в зеркале), отвечает, видя меня и себя: «Мама, дядя» (себя называет «дядя»); нередко он прикладывает личико к зеркалу.

Полуторагодовалый Руди воспроизводит перед зеркалом разные гримасы^[195] и жесты; видя в зеркале бабушку, он смеется, оглядывается назад, смотрит то на настоящую бабушку, то на бабушку, отраженную в зеркале, говоря: «Баба». Видя меня в зеркале, хохочет.

Раз я застаю Руди (1 г. 8 м. 17 д.), как он смотрится в блестящий отражающий шарик кроватки, называя себя «дядя», поднимая кверху ручки и смотря на свое отражение. В возрасте 1 г. 9 м. 2 д., смотрясь в зеркало, Руди подобно Иони (Табл. B.95, рис. 5, 6) строит рожицы перед зеркалом, гримасничает; позднее я вижу, как Руди (в возрасте 1 г. 9 м. 19 д.) целует свое изображение в зеркале, заглядывает за зеркало и опять смотрит в зеркало; порой приближает вплотную личико к зеркалу, целует^[196] себя. На вопрос, кто это, отвечает: «Апа» (его сокращенное имя), добавляя «нца» (хороший).

В возрасте 2 лет Руди намахивается на свое изображение в зеркале тряпкой и палкой. Увидев себя (2 г. 2 м. 9 д.) в зеркале голеньким, начинает производить перед зеркалом гимнастические движения.

Руди (2 г. 2 м. 22 д.) смотрится в блестящую крышку, говоря: «Апичка» указывая себя; в возрасте 2 г. 3 м. 21 д. он производит перед зеркалом утрированные движения жевания; в возрасте 2 г. 9 м. 26 д. он, нарочно вымазав личико, сам бежит к зеркалу, гримасничает: вытягивает вперед губы, потом широко раскрывает рот.

Как мы замечаем, реакции дитяти на зеркало довольно близко совпадают с поведением Иони при аналогичных же обстоятельствах. И хронологически и по внешним выявлениям они развертываются в той же последовательности, что и у Иони:

1 стадия — приглядывание к зеркалу
2 стадия — улыбка
3 стадия — притрагивание пальцем
4 стадия — ударение руками, заведение руки за зеркало
5 стадия — прикладывание ртом, плевание, трещание губами перед зеркалом
6 стадия — гримасничание, жестикуляция
7 стадия — намахивание орудием на изображение.

Трех моментов в поведении Иони нет: самоузнавания, сравнения реальных предметов с отображением и благожелательного ласкового отношения к своему образу. Все же до конца Иони видимо так и не опознает соотношения вещей, не осмышляет, что зеркальный образ обезьяны — отображение его собственного облика.

В любопытствующем внимании ребенка мы легко усматриваем и его тонкую наблюдательность, способность к узнаванию, ассимиляции, отождествлению, генерализации, абстракции.

Уже крошечное 2-месячное дитя, рассматривая, узнает: диференцирует знакомое от незнакомого. Мой Руди, глядя мне в лицо, встречая меня после отсутствия, неизменно улыбался мне, а в случае взятия eго на руки другим лицом тотчас же начинал плакать. 3-месячный Руди уже улыбается всем своим домашним, когда те попадают в поле его зрения, и не улыбается чужим; 4-месячное дитя улыбается, узнавая предметы, связанные с актом его кормления или с теми, на которое падает его взгляд во время сосания. Эти предметы он встречает улыбкой, радуясь им, как добрым вестникам, как приятным знакомым. В этом же возрасте дитя узнает голос матери, отличая его от чужих голосов; слыша ее голос, но не видя матери, он кричит и успокаивается лишь тогда, когда она появляется и берет его на руки; дитя не идет на руки к чужим людям (3 м. 13 д.) и разражается плачем, когда те насильно берут его.

Десятимесячный Руди не только узнает некоторые предметы, но вырабатывает общее представление; например на вопрос, где пуговичка, Руди мог указывать на самые различные по виду (по цвету, форме, материалу, величине) пуговицы, помещенные на самом различном фоне, в самых различных местах, на разной одежде, у разных людей (красные пуговицы на пестром фоне; большие черные блестящие пуговицы; маленькие черненькие блестящие на черном фоне; полосатые, оранжево-серые, зеленые суконные пуговицы на таком же фоне; зеленые блестящие на сером фоне; перламутровые беленькие на белом фоне; полотняные белые, сливающиеся по цвету с тканью, — (Табл. 4.1, рис. 1—9). 11-месячный Руди указывает на резиновой погремушке, изображающей человеческое лицо, где глазки, где ротик. Годовалый мальчик правильно указывает пальчиком на вопрос, где у куклы глаза, руки, нос (Табл. B.94, рис. 4). В это время дитя не только узнает, но и тотчас же называет всех своих по имени: «папа, мама, няня, дядя» и т. д.

Таблица 4.1. Пуговицы — объекты генерализации 10-месячного ребенка

Рис. 1—9. Девять различных по форме, цвету, величине, материалу
пуговиц, указываемых ребенком (10 мес.) на вопрос: «где пуговица».

Руди (1 г. 6 м. 15 д.) сам, без предварительного показывания ему, указывает шапочки на различных деревянных игрушках, изображающих людей.

Руди (1 г. 8 м. 20 д.) уже узнает вновь купленные игрушки животных: льва, тигра, бурого медведя, жирафу и называет их. Он различает на картинках некоторых домашних животных и называет их. Руди узнает по портретам, относящимся к 1911 г. (следовательно 16 лет назад), меня и отца, называя: «папа, мама»; но отца в более раннем возрасте (12—14 лет) Руди конечно не узнает, называя его «дядя» (как он обозначает чужих мужчин). Руди (в возрасте 1 г. 10 м. 20 д.) узнает на домашней фотографии себя, меня, отца, няню, куклу, лошадь и называет всех; в возрасте около трех лет дитя, смотря на семейный портрет (подмалевку, сделанную масляными красками мало искусным художником), говорит (отвечая на мой вопрос, кто это?): «Это мама, папа, Апочка» — и по своей инициативе делает сравнение, добавляя: «папа не такой, мама такая, Апа не такой» и далее: «личико у мамы нехорошее, личико у папы нехорошее, у Апочки валёсики нехорошие^[197] , сам Апочка хороший». Руди (в возрасте 2 г. 6 м. 7 д.), рассматривая разные картинки в книге, улавливает сходство образов с некоторыми знакомыми, замечает различные выражения лица, спрашивая про одно мужское лицо: «Почему дядя смеется?» Руди (2 г. 10 м. 9 д.) различает тонкое несходство мимики на двустороннем лице своей резиновой погремушки, говоря: «Эта смеется, а эта не смеется».

Дитя (1 г. 8 м. 21 д.) само легко опознает и группирует различные колесики, пирамиды, называя одни, более выцветшие, старыми, другие, более яркие, светлые, — новыми.

На большом расстоянии (в 50 шагов от дома в окно — в возрасте 1 г. 8 м. 1 д.) Руди узнает кошку, называя ее «кьхь»; в другой раз он заметил в окно ворону, сидящую высоко на шпице трехэтажного здания, и назвал ее: «кар» (1 г. 4 м. 29 д.).

Дитя (в возрасте 1 г. 9 м. 18 д.) узнает целое по части и например при моем преднамеренном разламывании игрушек (деревянной фигурки гуська, звонка) и при показывании ему частей правильно называет часть гуська: «гага»^[198] , часть звонка: «динь»^[199] . Руди (в возрасте 2 г. 4 м. 18 д.) уже настолько хорошо отождествляет изображения предметов, что может играть в лото (Табл. B.120, рис. 5). Руди (в возрасте 2 г. 9 м. 16 д.) узнает по картинке и обозначает словесно 85 различных предметов, изображенных на карточках лото^[200] . Руди (в возрасте 1 г. 7 м. 17 д.) узнает рисунок аэроплана на спичечной коробке, называя его «гх»^[201] .

Узнавание у ребенка (от 1 до 1½ лет) принимает характер генерализации, практического обобщения; так например Руди всех посторонних мужчин называет «дядя», посторонних молодых женщин — «тетя» или «Гага» (по имени домашней работницы); посторонних старух— «баба»; детей — «Катя» (по имени маленькой знакомой девочки); всех черных птиц (ворон, галок, грачей) Руди называет «кар»; кошек, как и мех, — называет «кьхь». Уже указывалось, как Руди (в возрасте 10 месяцев) овладевает генерическим образом, общим представлением, «пуговица» и указывает самые различные по цвету, форме, величине пуговицы, помещающиеся на разных вещах.

Дитя легко уподобляет подобное и демонстративно обнаруживает это. На вопрос где ротик, ушко, руки, головка, глаз, волосы, он (в возрасте 1 г. 2 м. 3 д.), указывая ухо или глаз у себя, по своей инициативе тянется ко мне, показывая и мои глаза и ухо. Указывая ноги лошади на картинке, потом он тянется к своим ножкам, показывает на них; посмотрев на кукленка, Руди (2 г. 1 м. 15 д.) указывает на брови, говоря: «Бови, бови», а потом смотрит на домашних и говорит: «У мамы бови, у дяди бови, у Апы бови» (указывает на свои, мои и дядины брови) и совсем неожиданно добавляет: «У маляка бови», показывая на черный ободок на белой фарфоровой чашке с молоком.

У дитяти (еще в возрасте от 1 г. 4 м. 25 д. и до 3 лет) мы замечаем, как это уподобление принимает все более грандиозные размеры. Дитя осуществляет ассимиляцию по единичным признакам предметов, остановившим его внимание, то по цвету, то по форме, то по величине, точно абстрагируя характерные признаки предметов, изощряя в этом необычайно развивающем его психическом процессе и свою наблюдательность, и узнавание, и абстрагирующую способность и фантазию, все точнее и точнее осваивая сонмы представлений окружающего вырабатывая конкретным путем понятия.

Таблица 4.2. Объекты ассимиляции по цвету

Рис. 1. Пузырек с рыбьим жиром.
Рис. 2. Кусок медицинской клеенки — «жирок» по определению Руди (2 г. 11 м. 16 д.).
Рис. 3. Морковь.
Рис. 4. Оранжевая кегля — «муроп» (морковь) (1 г. 11 м. 14 д.).
Рис. 5. Гиря от часов.
Рис. 6. Початок кукурузы — «гиря» (2 г. 1 м.).

Из бесчисленных зафиксированных мною в протоколах высказываний и зарисованных объектов, вскрывающих процесс ассимиляции у моего ребенка (в возрасте от 1½ до 3 лет), приведу хотя бы немногие, наглядно проиллюстрированные Табл. 4.2, рис. 1—6).

Ассимиляция по цвету. «Жирок» (рыбий жир) — называет Руди кусок желтой медицинской клеенки (в возрасте 2 г. 11 м. 16 д.).

«Ветчина» — кусок мясо-красной резины (1 г. 11 м. 14 д.).

Ассимиляция по цвету и форме. «Муроп» (морковь) — называет он оранжевую кеглю (в возрасте 1 г. 11 м. 14 д.).

«Гиря» — желтый початок кукурузы (2 г. 1 м.).

Ассимиляция по форме. «Атабиль, тетя, лодочка, дядя в санках» называет он фигуры (в возрасте 2—3 лет) (Табл. 4.5, рис. 1—18).

«Люна» (луна) — мармелад, изогнутый в форме подковы (1 г. 10 м. 13 д.).

«Топор» — выгрызенный кусок сыра (2 г. 7 м.).

«Дом» — печенье (1 г. 11 м. 24 д.).

«Питима» (печенье) — сито в чайнике,( 1 г. 11 м. 14 д.).

«Слезы» — пятна на обоях (3 г. 6 м.).

Ассимиляция по прозрачности. «Татуля» (сосулька) — называет он стеклянную воронку, стеклянный пузырек, пипетку (в возрасте 2 г. 6 м.).

Ассимиляция по эластичности. «Ринина» (резина) — называет он длинный очисток кожи от яблока (в возрасте 1 г. 10 м. 27 д.).

«Ринина» — клеенчатый сантиметр (1 г. 11 м. 14 д.).

Ассимиляция по величине.  Большие гвоздики в кроватке Руди называет «мама», маленькие — «дети».

В данном случае Руди не всегда уподоблял по главному признаку, но иногда он сам точно улавливал существенные признаки предмета, отвлекал их и производил подлинную абстракцию, оперируя с самыми многообразными по большинству признаков несходными предметами, овладевая понятиями предметов.

Наиболее полно прослежена мной чрезвычайно рельефно выраженная ребенком абстракция, связанная с представлением аэроплана, видимо особенно поразившего ум ребенка.

Руди, еще не умея хорошо говорить, называл аэроплан по звуку пропеллера словом: «гх».

И вот раз (1 г. 6 м. 27 д.), роясь в стружках, он вдруг, нашел стружку, видимо напомнившую ему по форме аэроплан; он поднял эту стружку в воздух и сказал: «гх» (Табл. 4.3, рис. 1).

Позднее разнообразнейшие предметы, где он видел лишь соотношение двух взаимно перпендикулярно расположенных линий, напоминали ему аэроплан (Табл. 4.3, рис. 1—7 и Табл. 4.4, рис. 1—7).

Таблица 4.3. Различные предметы, уподобляемые ребенком (1½ — 2½ лет) аэроплану

Рис. 1. Стружка — «гх» (аэроплан) по определению Руди (1 г. 6 м. 27 д.).
Рис. 2. Пульверизатор — «гх» (1 г. 8 м. 16 д.).
Рис. 3. Докторский молоточек — «гх» (1 г. 10 м. 15 д.).
Рис. 4. Стержень от печатки — «гх» (1 г. 11 м. 24 д.).
Рис. 5. Сломанный прутик — «гх» (1 г. 11 м. 24 д.).
Рис. 6. Рисунок на скатерти (две взаимно перпендикулярные линии) — «гх» (2 г. 2 м. 1 д.).
Рис. 7. Трамвайная дуга — «гх», «ляпан» (2 г. 2 м. 1 д.).

Таблица 4.4. Различные предметы, уподобляемые ребенком (1½ — 2½ лет) аэроплану

в большем разрешении

Рис. 1. Штанген-циркуль — «гх» по определению Руди (1 г. 7 м. 3 д.).
Рис. 2. Веточка, согнутая под углом, — «гх» (1 г. 8 м. 14 д.).
Рис. 3. Кусочек коралла — «гх» (1 г. 11 м. 24 д.).
Рис. 4. Выжженные крестики — «гх» (1 г. 8 м. 27 д.).
Рис. 5. Цифра «4» (метка на наволочке) — «гх» (1 г. 8 м.).
Рис. 6. Буравчик — «гх» (2 г. 2 м. 1 д.).
Рис. 7. Летучка клёна — «ляпан» (2 г. 2 м. 4 д.).

Приведу в хронологической последовательности некоторые запротоколированные мной ассимиляции ребенком аэроплана (с указанием возраста ребенка, в период которого производилась эта ассимиляция).

Таким образом дитя усматривает сходство в одном признаке между 38 совершенно различными между собой по веществу, материалу, форме, цвету и другим признакам предметами.

Иногда же мы видим, как один и тот же материал (например ломаный откушенный сыр) наводит ребенка на многообразнейшие сравнения. Руди, кушая сыр, отгрызал кусочки и, смотря на них, по своей инициативе давал определения, и вот мы видим, какие разнообразные ассоциации возникают у него в уме и как велика его способность к элементарной абстракции. В возрасте от 2 до 3 лет Руди дал следующие определения кусочков сыра (Табл. 4.5, рис. 1—10): коляска, топор (2 г. 7 м.), автомобиль, дятел (2 г. 8 м.), рыба (2 г. 11 м. 24 д.), ворона (2 г. 7 м.), «аляпан» — аэроплан — (2 г. 9 м.), тюля — тюлень — (1 г. 11 м. 24 д.), петушок (2 г. 7 м. 6 д.), кораблик, дядя в автомобиле (3 г. 8—10 мес.) Оказывается, что дитя не обозначает кое-как, безотчетно: если его спросить например про кусочек, напоминающий ему ворону, петушка, где у них головка, крылышки, дитя немедленно вам покажет их на соответствующем месте.

Таблица 4.5. Куски сыра, печенья, сухарей, по форме уподобляемые ребенком (1—3 лет) различным предметам

в большем разрешении

Рис. 1. «Топор» — по определению Руди (2 г. 7 м.).
Рис. 2. «Автомобиль» (3 г. 2 м.).
Рис. 3. «Дятел» (2 г. 8 м.).
Рис. 4. «Автомобиль» (2 г. 8 м.).
Рис. 5. «Киска едет в автомобиле» (4 г. 0 м. 18 д.).
Рис. 6. «Дядя в автомобиле» (3 г. 10 м. 6 д.).
Рис. 7. «Кораблик» (2 г. 8 м.).
Рис. 8. «Коляска» (2 г. 9 м.).
Рис. 9. «Петушок» (2 г. 7 м.).
Рис. 10. «Ворона» (2 г. 7 м.).
Рис. 11. «Атабиль» (автомобиль) (2 г. 6 м.).
Рис. 12. «Дом» (1 г. 11 м.).
Рис. 13. «Автомобиль» (3 г. 0 м.).
Рис. 14. «Тетя» (3 г. 8 м.).
Рис. 15. «Бати» — башмак (1 г. 11 м. 21 д.).
Рис. 16. «Люна» — луна (1 г. 10 м. 13 д.).
Рис. 17. «Лодочка» (3 г. 0 м.).
Рис. 18. «Дядя в санках» (3 г. 8 м.).

В этой склонности к ассимиляции проступают так явственно развитое воображение и фантазия дитяти.

Мне это особенно бросалось в глаза при анализе определений Руди, относящихся к растениям.

Листья, цветы, плоды, сучья, которые дитя рассматривает, не остаются для него только реальными предметами, они дают колоссальный материал для его уподоблений. Так, Руди называет (Табл. 4.6, рис. 1—6, Табл. 4.7, рис. 1—6):

«Гх» (аэроплан) (в возрасте 2 лет) — сухой лист
«Ляпан» (2 г. 2 м. 4 д.) — летучку клена
«Гусеница» (3 г. 1 м.) — сучки сосны и липы
«Тюля» (3 г. 2 м.) — прутик березы
«На краба похож» (3 г. 0 м. 9 д.) — часть еловой веточки
«Ежик» (в возрасте 3 г. 0 м. 9 д.) — то же
«Ступочки» (3 г. 0 м. 9 д.) — желтые цветочки
«Рак» (3 г. 0 м. 28 д.) — прутик
«Олень» (3 г. 1 м.) — прутик

Таблица 4.6. Растения, уподобляемые ребенком (2—3 лет) различным предметам

Рис. 1. «Краб» (молодая веточка ели с шишечками) — по определению Руди (3 г. 0 м. 9 д.).
Рис. 2. «Ступочки» — цветочки (3 г. 0 м. 9 д.).
Рис. 3. «Ежик» — ветка ели (3 г. 0 м. 9 д.).
Рис. 4. «Стрекоза» — ощипанный цветочек (3 г. 0 м. 9 д.).
Рис. 5. «Гх» — аэроплан, поблекший листочек (2 г. 0 м.).
Рис. 6. «Улитка высуни рога» — полусломанный стебелек (3 г. 0 м.).

Таблица 4.7. Прутья и ветви, по форме уподобляемые ребенком (3 лет) различным животным

Рис. 1. «Гусеница» — веточка березы по определению Руди (3 г. 1 м.).
Рис. 2. «Гусеница» — веточка сосны (3 г. 1 м.).
Рис. 3. «Рак» — ветвистый прутик (3 г. 1 м.).
Рис. 4. «Олень» — прутик с дихотомическим ветвлением (3 г. 1 м.).
Рис. 5. «Гусь» — сухой прутик (3 г. 2 м.).
Рис. 6. «Тюля» (тюлень) — прутик (3 г. 2 м. 9 д.).

В этот же период времени (от 1½ до 4 лет) дитя охотно рассматривает картинки в книге, проводя пальчиком по особенно рельефным изображениям.

В возрасте 2—3 лет дитя длительно и с большим интересом занимается разбиранием ящиков со всевозможными мелкими предметами домашнего обихода (Табл. B.96, рис. 5) и уже не ограничивается лишь их созерцанием и поверхностным ощупыванием, а, беря в ручки каждый предмет и пристально оглядывая его со всех сторон, спрашивает: «что это?» (Табл. B.120, рис. 4).

Новые игрушки также немедленно подвергаются самому тщательному осматриванию и ощупыванию ребенка.

Чем дальше, тем все глубже старается проникать ребенок в суть вещей, и он уже не довольствуется созерцанием видимого, но стремится проникнуть в скрытые тайники вещи, — появляется любознательность.

Если ранее дитя удовлетворялось лишь наружным осмотром предмета, теперь оно разрушает, ломает вещь, чтобы познать ее до конца. И как неудержимо у дитяти это стремление к действенному разрушению (стремление, которое, к сожалению, не всегда правильно понимается взрослыми, налагающими недопустимый запрет на разламывание игрушек)!

Глубина интригует дитя очень рано. Руди еще в возрасте 8 месяцев, увидев дырки на сидении венского стула, пристально рассматривает их и сует в них пальчики; 9-месячный Руди засовывает пальцы в горлышко бутылок, в выжженные в столе углубления и настойчиво ощупывает их. Выпуклые вышитые на материи узоры, метки дитя также сначала ощупывает пальчиками (как и Иони), а потом прикладывается к ним ротиком, трогает язычком. Увидев дырки в белье, прошивки на подушке, дитя тотчас же запускает в отверстия пальчики, настойчиво рвет, оттягивая все дальше и дальше, разрывая ткани (Табл. B.96, рис. 3).

Как охотно ребенок расколупывает указательным пальчиком дырки на мягкой мебели, настойчиво пробуравливая их до пределов возможного, до самой глубины! 11-месячный Руди, взяв бывало колесико от складной пирамиды, надевает в его отверстие пальчик, а потом запускает пальчик, просунутый в колесо, в ротик и пытается вращать его (Табл. B.96, рис. 2). Взяв в руки какой-либо сосуд (кастрюльку, кувшин), дитя засовывает в его глубину уже всю руку и ощупывает его внутри; иногда дитя увидит крохотную дырку (например на крышке чайника), тем не менее оно старается в нее ткнуть пальчиком, и хотя пальчик значительно больше и не погружается, тем не менее дитя упорно пытается еще и еще раз совать пальчик туда же.

Интерес к разглядыванию скрытого, столь резко выраженные у Иони, проявляется и у ребенка, неудержимо стремящегося к обследованию всевозможных полостей. Увидел Руди поблизости стоящий секретэр (9 м. 9 д.) и пытается указательным пальчиком, или потянув за ключ, оттянуть дверцу (табл. 96, рис. 4), заглянуть внутрь (Табл. B.96, рис. 6), открыть и обшарить каждый ящичек, не успокаиваясь до тех пор, пока не извлечет оттуда все, что только может извлечь. В других случаях мальчик (11 м. 11 д.) отводит рукой висящую картину, заглядывает за нее, засматривает под кровать, в глубину ведер, и всюду впереди его глаз идет обследующая ручка, указательный пальчик^[202] . Дитя в возрасте года пытается (подобно Иони) подглядывать под юбки, под одежду близких, залезает в их карманы и обыскивает их. Далеко не случайно, что такие игрушки, как раскрывающиеся, вкладывающийся одно в другое разноцветные яички, различно разрисованные раскладные «матрешки», интригующие неожиданно новым содержанием, являются любимейшими детскими игрушками.

Неудивительно, что дитя, получающее доступ к какому-либо закрывающемуся вместилищу, во что бы то ни стало желает открыть эту вещь, пока не дойдет до ее исконных глубин, оно хочет и просмотреть и прощупать ее.

Например, как настойчиво домогается дитя открыть внутренние крышки карманных часов, как стремится оно разобрать в них все до последнего винтика, если отдашь в его распоряжение их полусломанный механизм; как радостно развертывает оно принесенные покупки с какой притягательной силой влекут его печи, корзинки для бросовых бумаг, помойки, дворы, таящие безграничные возможности для нахождения неожиданных и новых вещей. И все это дитя разглядывает, субъективно оценивает, одно отбрасывает, другое же захватывает в собственность.

Подобно Иони и мой Руди (2 г. 3 м.) любил рассматривать окружающее «вооруженным глазом» — созерцать мир через желтую прозрачную клеенку, через гребенку, через цветные стеклышки (Табл. B.87, рис. 1); с каким увлечением (уже в возрасте 4 лет) занимался он смотрением в бинокль и в лупу (Табл. B.87, рис. 4, 3); тогда он мог буквально часами переходить с места на место (в комнате, во дворе в саду), переводя глаза с предмета на предмет, стараясь все увидеть в измененном увеличенном или уменьшенном виде.

Как любил мальчик смотреть в детский стереоскоп, в котором каждый поворот трубы давал новую причудливую цветовую мозаичную картинку (Табл. B.87, рис. 2).

Какие же свойства, признаки предметов наиболее обращают на себя внимание ребенка, по какому руслу идут его избирательные, предпочитаемые тенденции? Это можно легко установить, учтя, указав то, какие вещи привлекают глаз и интерес ребенка, что он присваивает себе для игры, как он квалифицирует данный предмет в своих положительных и отрицательных словесных оценках.

Ранее мы уже многократно отмечали, что все новое привлекает к себе внимание и интерес ребенка, обогащая его развивающийся ум. Руди уже в возрасте года, видя надетый на себя новый костюмчик, дотрагиваясь указательным пальчиком до рукавчиков, пристально смотрит на них; он тотчас же замечает надетый на мне новый цветной чепчик, впивается в него глазками, тянется к нему ручкой, хочет стащить; вновь пришитые пуговицы, надетые броши дитя тотчас же замечает и оттягивает их, как бы силясь оторвать. Руди (в возрасте 1 г. 5 м.) по своей инициативе называет «нца» (хороший) вновь купленные ему бурочки, башмачки, рубашечки, наоборот старые вещи обозначает словом «бяка». В возрасте около 2 лет он не желает надеть старые фартучки, а хочет надеть новые, отказываясь от первых, говоря: «Тари — неть» (старые — нет.) Дитя (2 г. 8 м. 28 д.) очень охотно надевает новый костюм и не желает надеть старого. «Хоросее патице», — говорит он (2 г. 3 м. 10 д.), видя на мне новый фартучек.

У Руди я могла подметить и другое направление симпатизирующих тенденций; для себя дитя любит новое, но оно не всегда любит, когда близкое, любимое ему существо предстает перед ним в новом виде; однажды, когда я вместо обычной прически (на ряд со спущенными книзу волосами) сделала зачес кверху, Руди (2 г. 1 м. 17 д.) говорит: «нетошо» (нехорошо); когда же я тотчас же переделала прическу, он одобрительно сказал: «тошо» (хорошо).

Аналогичное в другом случае: когда Руди было 2 г. 7 м. 8 д., он увидел меня в необычном длинном платье 20-х годов (надетом для специальной позировки). Дитя тотчас же высказалось: «Нехорошее платьице, мама, сними!» В другое время он требовательно настаивал, чтобы я сняла с головы повязанный платок, говоря: «Мама, сними, нехорошо».

Одно время он упрямо пытался стаскивать с меня почему-то ненравящийся ему пестрый полосатый халатик (1 г. 10 м. 10 д.), называя его «бя», и старался снять всякий раз, как я его надевала.

Разбирая столы, дитя (1 г. 6 м. 11 д.), видя новые для себя предметы, непременно хочет ими овладеть. Руди (1 г. 9 м. 29 д.) не хочет слушать чтения старых детских книг, а требует новых. Когда однажды я дала ему кипу из 20 книг, он отобрал себе из них 9 книг и отложил остальные; в числе предпочтенных как раз оказались книги, которые читались ему меньше других, более новые и по времени покупки и по знакомству содержания.

Качественная квалификация дитяти, представляющая собой зачаток его примитивного эстетического чувства, в области зрительных восприятий идет в направлении симпатии к яркому, блестящему, обращающему на себя внимание. И предпочитаемый выбор ребенка зачастую останавливается именно на интенсивно покрашенных предметах, которые дитя и присваивает.

Блеск очень рано привлекает к себе глаз ребенка: уже 2½-месячное дитя, видя блестящие металлические вещи (шарики кроватки, маятник часов, серебристый подвешенный мячик), улыбается и издает типичный радостный гулящий звук; 3-месячное дитя длительно созерцает блестящую люстру, золотистую погремушку, переводит глазки (в возрасте 4 м.) вслед за движущимся огоньком; 6-месячное дитя особенно страстно тянется схватить в ручки именно блестящие предметы (серебряные ложечки, ключи, крышки посуды, светлые шарики кровати, металлические скобки комодов, умывальный кран, блестящие подсвечники и многое другое).

Руди (в возрасте 1 г. 7 м. 19 д.) называет «нца» блестящую обертку от шоколада; «красота» — говорит он (2 г. 6 м. 1 д.) про такую же бумажку.

«Ах, какая хорошенькая!» — восхищается он (2 г. 8 м. 16 д.) картонной золотой рыбкой.

«Какие хорошие звездочки на снегу!» — говорит он (2 г. 9 м. 22 д.), созерцая снежинки. «Ох, хорошие, блестящие,» — говорит он (2 г. 11 м. 7 д.) про птичек колибри.

Уже отмечалось ранее, как тянется дитя к овладеванию и игре с блестящими и светящимися предметами. Он не может видеть равнодушно какие-нибудь бросовые металлические предметы, которые находит на дворе, и когда его убеждаешь бросить их, он говорит жалостным тоном: «Да-а-а, светленькая», красноречиво выражая, как ему хочется заполучить в свой обиход блестящую вещь.

Но подобно Иони и мой Руди обнаруживал явное предпочтение цветов первой половины спектра перед цветами второй^[203] , в частности особенно выделяя своей симпатией красного цвета предметы.

Мне зачастую приходилось отмечать в протоколах и даже проверять экспериментально, что когда Руди был поставлен перед необходимостью выбора между различными по цвету предметами, он неизменно предпочитал избрание предметов красного цвета.

Мои протокольные записи, извлеченные за период времени 1½ лет, обнимающие собой возраст ребенка от 1 г. 3 м. 9 д. до 3 г. 0 м., документально подтверждают это.

Дитя по своей инициативе обозначает словом «нца» (по его терминологии означающим прекрасное) следующие предметы: ярко желтый цветок подсолнечника (дитя было в возрасте 1 г. 3 м. 9 д.), красное одеяло (1 г. 4 м. 27 д.), красные штанишки и рубашечку 1 г. 4 м. 22 д.), яркий пестрый халат (с синей и красной полоской) 1 г. 4 м. 24 д.), красный флаг 1 г. 4 м. 27 д.), яркий голубой фартук 1 г. 5 м.), пестрый ковер, в котором превалирует красный цвет (в возрасте 1 г. 6 м. 20 д.); дитя называет словом «нца» волчок, раскрашенный желтым и красным цветом, красную полированную щетку (1 г. 8 м. 5 д.), красный карандаш, причем, проводя им черты, делает звонкие возгласы; черный карандаш называет «бя», последним не хочет писать (в возрасте 1 г. 9 м. 9 д.). Красные пуговицы Руди называет «нца», сине-зеленые — «бя» (1 г. 10 м. 4 д.) (Табл. 4.8, рис. 5, 6), красные и розовые бумажки называет «нца»; фиолетовые, зеленые бумажки называет «бяка» (1 г. 11 м. 2 д.). Красную блузку, оранжевый, розовый цветок, коралловые оранжевые бусы называет «нца», зеленый, голубой цветок — «бяка» (Табл. 4.8, рис. 1—4).

Таблица 4.8. Цвета, предпочитаемые (нечетн.) и отвергаемые (четн.) ребенком

Рис. 1. Оранжевые и бархатистый цветочек.
Рис. 2. Зеленый бархатный цветочек.
Рис. 3. Розовый бумажный цветочек.
Рис. 4. Голубой бумажный цветочек.
Рис. 5. Красная пуговица.
Рис. 6. Сине-зеленая пуговица.
Рис. 7. Желтая шляпа.
Рис. 8. Зеленая шляпа.

Перекладывая с места на место свои платьица пестрого, синего, желтого, красного цвета, только при взятии красных дитя говорит: «шарошие» (хорошие), остальные кладет молча (2 г. 1 м. 17 д.).

Перебирая листы отрывного календаря, видя красные праздничные цифры, говорит: «харосие», видя черные — называет их нехорошими (2 г. 1 м. 25 д.). Указывая на зеленое плетение на корзиночке, уже определенно говорит: «синий (фактически зеленый) не давится, балиста» (синий не нравится, боюсь); «этот давится» (этот нравится), — говорит он, указывая на красное плетение (2 г. 2 м.).

При проезде двух разного цвета лошадей черную мальчик называет «нехаросая», белую — «харосая» (2 г. 2 м. 28 д.).

При игре с разноцветными бисеринками спрашивает: «де касеньгие, черные не любу» (где красненькие, черные не люблю — 2 г. 3 м. 22 д.). «Жалко хопать» (жалко хлопать), — говорит дитя (2 г. 3 м. 28 д.), получая в руки оранжевый бумажный пакет; серые бумажные пакеты дитя хлопает без всякого сожаления. Однажды я говорю Руди: «Посмотри, тучка плывет». Он говорит, посмотрев: «Бяка». Я спрашиваю, почему же. Он: «потому, что черная» (2 г. 3 м. 25 д.).

Из разноцветных пластинок (красного, синего, желтого, зеленого, голубого, черного, белого цвета) Руди выбирает одни красные, говоря: «Касие давятся» (красные нравятся — в возрасте 2 г. 4 м. 9 д.). Руди видит живую чужую черную кошку, говорит: «Кисура чужая нехорошая — черная», «не любу черную, белий любу, касюю любу» (не люблю черную, белую, красную люблю).

Видя на мне тёмнокрасное бархатное платье, говорит: «Хорошее платьице» (2 г. 5 м. 21 д.). Зеленую шляпу называет «бя», желтую — «нца» (Табл. 4.8, рис. 7, 8). Красный деревянный шарик Руди (1 г. 11 м. 18 д.) называет «нца», серый резиновый — «бяка».

Только однажды я заметила, как из группы пестро перемешанных 64 пластинок 7 разных цветов (красного, розового, оранжевого, желтого, зеленого, синего, белого) мой сын (1 г. 11 м. 6 д.) отобрал себе 7 штук синих и стал играть ими (точь в точь, как то делал и Иони), но Руди не дал им качественную квалификацию, не назвал их «нца» (красивый), а через несколько дней (1 г. 11 м. 9 д.) он также выбрал себе из разноцветных палочек сначала 12 штук синих, а потом оранжевых и красных, которые и назвал «нца». Из этого можно заключить, что хотя человеческое дитя порой (как и шимпанзе Иони) отбирает себе для игры разного цвета объекты (как например синие), но это еще не означает, что как раз этот цвет нравится ему; возможно, что синие предметы привлекают его по контрасту с наичаще отбираемым излюбленным цветом, который надоедает. То, что нравится, получает качественную оценку дитяти и по мере вырастания его — все более определенную и недвусмысленную оценку; то, что нравится дитяти, оно желает сохранить, присвоить, украсить себя этим (см. также последующие многочисленные примеры, которые ярко показывают, как Руди стремится к приобретению красного аэроплана, к самоукрашению себя красным галстуком, к надеванию красной одежды, к накидыванию на себя красного лоскута). Здесь намечаются зачатки определенных эстетических тенденций, которые свойственны даже 3-летнему дитяти. Мой Руди (в возрасте 2 г. 11 м. 19 д.) определенно высказался в этом, смысле: «прямо красота!» — называет он оранжевый изящно сделанный бумажный цветочек.

Когда например я даю Руди различные лоскутки, увидя ярко красный атлас, он называет его «нца»^[204] , отделяет его от других, расстилает его, разглядывает, надевает на головку (Иони обычно надевал на шею — Табл. B.63, рис. 3), как бы украшается (в возрасте 1 г. 6 м. 26 д.). Имея в распоряжении 24 палочки 8 разных цветов^[205] , Руди (в возрасте 1 г. 11 м. 6 д.) отбирает себе лишь особенно яркие палочки (первой половины спектра — красные, оранжевые, розовые); в другое время (в возрасте 3 г. 0 м. 7 д.) из целой груды тех же палочек дитя отбирает громадное количество одинаковых по цвету палочек (белых) и говорит: «Я собираю еще, еще, чтобы у Апочки много было!»

При виде двух разноцветных ручек — зеленой и красной — Руди (1 г. 10 м. 16 д.) берет себе красную ручку, называя ее «нца», а зеленую отдает мне, называя ее «бя»^[206] .

Однажды Руди (в возрасте 2 г. 0 м. 16 д.) даже не желал надеть на себя серую кофточку, а тянулся к красной, прося надеть ее. В другой раз (в возрасте 1 г. 10 м. 9 д.) дитя не надевает белые гладкие штанишки, кричит:. «Бя-бя!» и с готовностью надевает полосатые штанишки (повидимому более привлекательные из-за пестроты рисунка).

В другой раз при разбирании лоскутов, увидев красный галстук, Руди (в возрасте 2 г. 6 м.) требует его себе демонстративными жестами, говоря при этом: «Мама, надеть!» В игрушечном магазине, увидев аэропланы разных цветов, дитя (в возрасте 2 г. 3 м. 7 д.) говорит: «Касий ляпан купить, зеленый не купить» (красный аэроплан купить, зеленый не покупать).

Стремление к самоукрашению у дитяти выражено еще сильнее, чем у шимпанзе, и я могла подметить у моего мальчика следующие случаи проявления эстетических тенденций. В возрасте 1 г. 5 м. Руди нашел боа из ярко желтых перьев, он немедленно накинул его себе на шейку и, держа его за концы, превесело улыбался (Табл. B.63, рис. 1, 2).

В возрасте 1 г. 7 м. 12 д., найдя голубые бусы, малыш перекидывает их себе на шею.

В возрасте 1 г. 7 м. 13 д. он по своей инициативе надевает на шейку блестящий бисерный ободок.

В возрасте 1 г. 9 м. 5 д. накидывает на шейку веревку и суровую тесьму и начинает оживленно бегать по комнате.

В возрасте 1 г. 9 м. 22 д. подвешивает себе разноцветные бусы.

В возрасте 1 г. 10 м. 20 д. кладет себе на шейку пестрый лоскуток, прицепляет сам к груди кусочек пестрого бархата и украшенный радостно бегает по комнате.

В возрасте 2 г. 9 м. 2 д. нацепляет на себя черную блестящую цепь и разгуливает по комнате.

В возрасте 2 г. 7 м. 2 д. просит надеть себе на шейку светлозеленую шелковую ленточку, а несколько позднее, подавая мне взятую им коралловую брошь, говорит: «Пиколоть», прося приколоть ее к одежде.

Обращаясь к анализу того, по какому признаку направляются симпатизирующие тенденции ребенка при наличии момента выбора между разными по величине объектами, и здесь, как и у шимпанзе Иони, мы можем с определенностью отметить предпочитание малых величин объектов перед большими. Человеческое дитя подобно дитяти шимпанзе — прирожденный миниатюрист.

Характерны устремление внимания ребенка человека на мельчайшие объекты, симпатия к миниатюрным предметам одушевленного и неодушевленного мира.

Восьми-девятимесячный ребенок обнаруживает уже интерес к крохотным брызгам воды, черным печатным буквам на бумаге, волосинкам, ниточкам в тканях и трогает их пальчиками; он тщательно собирает мельчайшие, рассыпанные случайно крошечки, соринки величиной с крупинки мелкого сахарного песка, малюсенькие бумажки (Табл. B.98, рис. 1, 2); едва освоившись с ходьбой, дитя (1 г. 5 м.), гуляя по двору, выискивает глазками маленькие камешки, скляночки, нагибается, приседает и подбирает их с умиленной рожицей и дает в руки взрослому (Табл. B.98, рис. 4).

Когда однажды Руди (1 г. 11 м. 8 д.) нарисовали птичек двух различных размеров, он назвал птицу большого размера «бяка», маленькую же назвал «нца» и поцеловал ее. Позднее при показывании мальчику (2 г. 1 м. 6 д.) двух изображенных дятлов разных размеров большого дятла он называет «нехорошим», меньшего — «хорошим»; дитя (2 г. 1 м. 6 д.) охотнее играет с маленькими кеглями, нежели с большими.

Уже упоминалось, как нравятся дитяти миниатюрные живые и игрушечные зверки, маленькие шарики (в противоположность большим), как нежно он их называет и порой даже целует.

И это конечно ничуть не противоречит тому, что например при выборе лакомства, как и орудия нападения (прута), дитя предпочитает как раз объекты большей величины.

Это происходит потому, что последние вещи принадлежат к разряду утилитарных, и в этом случае дитя ценит их большую выгодность для него; если же предмет служит лишь для развлечения, выбор дитяти идет по принципу, прямо противоположному.

Руди подобно Иони восторженно разглядывал мельчайшие предметы, которыми играл особенно охотно. Я помню, как в возрасте 2 лет он не спускал глаз с крохотных ползающих улиток, долго и внимательно созерцая их передвижение (Табл. B.98, рис. 5). Все миниатюрное вызывает какую-то трогательную симпатию ребенка. Если вы дадите 3-летнему дитяти на выбор несколько деревянных яичек разных размеров, вы можете наверное сказать, что оно предпочтет взять самое маленькое, и каким нежным любовно-умиленным взглядом рассматривает оно его (Табл. B.98, рис. 3).

Подобно Иони и Руди из всех геометрических форм предметов предпочитает шарообразные формы и в особенности любит маленькие шарики, говоря в возрасте 2 г. 3 м. 13 д.: «Любу малюска» (т. е. люблю маленькие).

На мой определенный вопрос, какой шарик Руди любит больше: маленький или большой? — нежным голосом, нараспев он отвечает мне: «М-а-а-а-ленький» (в возрасте 2 г. 10 м. 6 д.). Увидя у меня и у отца разных размеров карманные часы, Руди (2 г. 9 м. 26 д.) спрашивает: «Почему у мамы маленькие часы, а у папы почему большие часы?» На мой вопрос, какие часы лучше, он отвечает: «М-а-а-а-ленькие», добавляет нежным умильным голоском: «Любу малюсенькие, крошечки маленькие» и тотчас же целует мои часы, словесно квалифицируя: «хорошие».

Руди например (до 5 лет) из всех имеющихся у него в распоряжении зайцев больше всего любил самого крохотного зайчика (в 2 см длиной), с которым никогда не расставался. Именно этого зайчика он особенно часто делал сотоварищем в военных играх, вооружал его самодельной пушкой, как бы памятуя его полную беззащитность (Табл. B.98, рис. 6) против врагов. Всем нам также хорошо известно, как любовно и жалостливо-сочувственно относятся дети к детям-животным, предпочитая всегда играть с ними, нежели со взрослыми. Молодые животные из приплода Зоопарка обычно вызывают восторженное созерцание не только детей, но и взрослых.

Уже было отмечено, как радостно катаются дети на маленьких животных — осликах, пони, козликах. Казалось бы, что самый процесс езды не меняется от того, впряжено в экипаж маленькое или большое животное, но тот факт, что впряжено именно маленькое, дает повидимому ребенку дополнительное радостное переживание.

Нередко мы видим (и на своем мальчике я замечала также), как 5—7-летнее дитя трогательно-нежно относится к детям меньшего возраста, насколько оно непринужденнее играет с ними, нежели с детьми постарше его. В этом дитя человека проявляет полную противоположность дитяти шимпанзе (который так тиранически обращается с «малыми мира сего»), в этом дитя человека как раз и выявляет зачатки своего будущего человеколюбия.

Из других эстетических тенденций ребенка следует упомянуть еще об его стремлении к симметрическому оформлению предметов.

Однажды Руди (в возрасте 2 г. 7 м. 7 д.), раскладывая кегли, уложил их по радиусам круга, но одну кеглю он вдруг положил перпендикулярно к предыдущим; несколько погодя он взял и поправил ее, положив так же, как и другие — т. е. по радиусу. В другой раз Руди (3 г. 0 м. 18 д.), видя на моих ночных туфлях один язычок, лежащий нормально, а другой загнутый внутрь, сам выправляет мне ввернувшийся язычок, говоря: «Мама, поправь подметку». Однажды он заметил, что у деревянного оленька сломан один рог, — дитя (3 г. 0 м. 9 д.) тотчас же настаивает, чтобы и второй рог был сломан. Я никогда не замечала, чтобы Иони обнаруживал чувство симметрии в конструктивном процессе, но например, когда он разрушал симметричные постройки из кирпичиков, он разнимал их, сохраняя симметрию. Уже отмечалось, что дитя человека подобно Иони предпочитает форму шарообразных предметов перед всеми остальными.

Обращаясь к предпочитанию в области обонятельных восприятий, мы должны отметить, что и здесь одни запахи нравятся дитяти, другие нет; например Руди охотно нюхает (в возрасте 1 г. 7 м. 9 д.—1 г. 9 м.) надушенный духами носовой платок, причем, принюхиваясь, вдыхает звучно, широко улыбаясь; порой он упивается запахом туалетного мыла, причем ковыряет его пальчиком и хочет отведать язычком, говоря «нца». Руди охотно нюхал гуталин (2 г. 3 м. 23 д.), сыр (1 г. 7 м. 23 д.), причем в последнем случае, нюхая, он покрякивал так же, как при еде нравящейся ему вкусной пищи; он жадно, звучно вдыхая, принюхивался к мандарину (1 г. 11 м. 2 д.), апельсину, керосину, мятному зубному порошку. Руди (2 г. 4 м. 3 д.) определенно нравился запах некоторых цветов (душистого горошка, флокса), запах эфира. Некоторые неизвестные запахи дитя (в возрасте 2 г. 5 м. 27 д.) уже аналогизирует с ранее известным; так например, нюхая нашатырно-анисовые капли, дитя говорит: «Пахнет блямом» (яблоком), нюхая мозолин, говорит: «Ох, хорошо пахнет газом» (светильным газом). Некоторые запахи определенно не нравятся Руди. Нюхая формалин, он спрашивает: «Мама, чем пахнет?» Я говорю: хорошо или нет? Он мне: «Нехорошо, вонь» (2 г. 7 м. 8 д.). Уже упоминалось как дитяти не нравился запах дыма и как оно говорило: «Пахнет дымом, убири дым в комод».

Я никогда не замечала, чтобы человеческое дитя боязливо одиозно относилось к каким-либо запахам, что так свойственно было шимпанзе^[207] , наоборот, я не могла установить у Иони специального пристрастия к повторному упивающемуся нюханию каких-либо несъедобных веществ, обладающих запахом; зато, поедая вкусные пахучие плоды, Иони при еде многократно, после каждого откусывания производил и принюхивание, чего Руди не делал.

Конечно далеко не равноценно квалифицируются и ребенком человека и дитятей шимпанзе качественно различные вкусовые ощущения. Как то уже отмечалось, у обоих детей обнаруживается пристрастие к сладкому — сахару, конфетам (у Руди больше, чем у Иони), к фруктам и ягодам и другим съедобным вещам; можно отметить у человеческого дитяти не столь одиозное отношение к еде масла и вареного мяса, как у Иони.

Я не склонна более подробно входить в сравнительный анализ предпочитаемых вкусовых ощущений ребенка человека и дитяти шимпанзе, так как замечала, что эта вкусовая сфера ощущений наименее устойчивая, чрезвычайно индивидуализированная не только в связи с разным пищевым обиходом детей (следовательно зависящая почти целиком от внешних условий жизни и привычки), но и колеблющаяся индивидуально в разные возрасты жизни. Например мой Руди в более раннюю пору жизни (от 1 года до 1½ лет) охотно ел лимон, а позднее высказался так: «ох, любу мандарин!», «апельсин немножко нравится, а лимон совершенно ненужен» (2 г. 9 м. 29 д.).

Дитяти часто приедаются даже вкусные вещи, и что нравилось вчера — назавтра отвергается.

Переходя к области осязательных ощущений, следует точно так же подчеркнуть, что и в этой сфере обоим малышам одно нравится, другое нет: гладкое, мягкое, бархатистое обычно вызывает положительную оценку ребенка, жесткое, колючее, шероховатое — отрицательную.

«Нца» — говорит дитя (1 г. 9 м. 26 д.), поглаживая хотя и черную, но мягкую бархатную материю; «нца, пай» — называет оно (1 г. 11 м. 9 д.) мягкую пуховую кофточку; «харосая» — гладит оно (2 г. 2 м. 1 д.) мягкую атласную кофточку, хотя и темнозеленого цвета. «Бяка» называет оно (2 г. 2 м. 1 д.) хотя и красную, но грубошерстную кофту. «Колючка нехороша», — говорит Руди (2 г. 5 м. 9 д.) про жесткую соломенную шляпу; «эта хорошая», — говорит он про мягкую фетровую шляпу. «Эти штаны (бумазейные мягкие) люблю, а вот те (суконные жесткие) не люблю» (2 г. 8 м. 25 д.). «Когда эти штаны надевал, сё равно не люблю» (т. е. хотя эти штаны и надевал, все равно, дескать, не привык, не нравятся). «Ох, колется, — вот в чем дело», — говорит он, беря колючую шапку (2 г. 8 м. 25 д.). «Какая хорошая», — говорит он, поглаживая мою голую ногу (в возрасте 3 г. 0 м.), и просит: «дай дотронуться до другой ножки».

В отношении осязательных восприятий Иони никогда не обнаруживал особой тонкости диференцировки и заметного предпочитания — вероятно потому, что не обладал достаточно чутким осязанием вследствие грубости кожи своих рук.

Очень рано дитя выявляет качественную квалификацию и по другим более тонким — эстетическим, этическим и идейным — признакам. Оно (1 г. 9 м. 9 д.) субъективно квалифицирует даже своих домашних, называя одних из них более нравящихся — «нца», других, менее приятных — «бя». В возрасте 1 г. 10 м. 13 д. Руди уже субъективно диференцирует разные рисунки животных^[208] , называя одни картины (собаки, осла, лошади, кошки, коровы, свиньи, гуся, петуха) «нца», другие (козла, курицу, утку) — «бяка»^[209] .

Уже отмечалось, как избирательно (в возрасте 2 г. 4 м. 30 д.) Руди относился к своим игрушкам. Эта избирательность распространяется и на выбор им книг для чтения: при моем предложении почитать ему (1 г. 9 м. 16 д.) ту или другую книгу он выбирает для чтения одни книги и настойчиво отстраняет другие.

Более того, в одной и той же книге он желает слушать одни страницы, называя их «нца» (в возрасте 1 г. 9 м. 28 д.), и совершенно не дает читать и не желает слушать другие страницы, называя «бяка»; например первые 4 страницы описательного характера в книге про «Четыре цвета»^[210] он называет «бяка», не хочет слушать; едва раскрываю 5-ю страницу, где сказано, что девочки идут гулять (страницы более динамичные по содержанию), говорит «нца», — и позднее три-четыре раза Руди заставляет меня читать ту же книгу, но именно с этого же места (с 5-й страницы); иногда он не хочет дослушивать последнюю (печальную) страницу, где сказано, что шары улетают. Руди предпочитает например книгу «Чики-чики-чикалочка» перед книгой «Кто скорее?» и порой четыре раза подряд просит читать первую книгу. В книге «Мячик-прыгунишка» 14 строф про щенят он слушает охотно и даже выучивает наизусть, а про другие стихи говорит: «неинтересные» (3 г. 0 м. 1 д.) и не желает их повторить.

Конечно, если у шимпанзе я могла подметить диференцированные восприятия зрительных, обонятельных, осязательных, вкусовых и отчасти слуховых признаков, его субъективное эмоциональное предпочитание и отвергание некоторых признаков конкретных предметов и изображений, то, разумеется, я не могла подметить у него и следа оценки по идейным признакам, так рельефно выступавшим уже у 2-летнего ребенка.

Примитивное эстетическое чувство зачастую определяется у дитяти необычностью стимула. У моего 7-летнего мальчика это нашло отражение в том, что он неудержимо интересовался только вещами, книгами, рисунками, из ряда вон выходящими. Он неустанно упрашивал меня, чтобы я читала ему только то, «что на свете не бывает»; он настойчиво просил дать ему посмотреть книгу с картинками, но перед тем, как взять книгу, он непременно спрашивал: «А там есть (т. е. нарисовано) то, что на свете бывает?» И когда получал утвердительный ответ, то сразу охладевал к рассматриванию и не хотел брать книги.

Зато с каким энтузиазмом смотрел он какие-либо фантастические изображения из греческой мифологии, с каким неослабевающим интересом слушал он разного рода сказки и легенды, пропитанные фантастическим элементом!

Я полагаю, что фанатичный и длительный интерес моего (6—8-летнего) дитяти к собиранию и рассматриванию карикатур в основе своей имел его восторженную влюбленность в созерцание всего необычного. Я полагаю, что дитя (до 6 лет), удовлетворив свое первое любопытство, освоившись с реальными свойствами окружающих его конкретных вещей, не умея еще углубить своего проникновения в более глубокую их сущность (еще не развив своей любознательности) и не имея возможности получения все новых и новых впечатлений, пока и ограничивается тем, что расширяет, раздвигает пределы своих восприятий, переносясь в область фантазии и тем самым развивая свое воображение.

Все мы знаем, что в детской игре, чем необузданнее эта замещаемость действительных предметов и вещей мнимыми, тем больше радости получает от нее дитя. Я живо помню, как мой малютка восторгался куклой, которую я молниеносно сделала ему из носового платка, замотав концы и завязав их узелками на конце, и он длительнее и охотнее играл с этой безликой тряпичной фигуркой, нежели с настоящей детализированно по-человечески оформленной куклой.

Какую радость доставила я ему однажды, когда в нашу скучную игру с ним я включила простую палку, которую мы уподобили знакомой девочке, нарисовав на ней человеческое лицо. Никогда не забуду, как восторженно играли мы с ним однажды, когда за неимением ничего другого я привлекла в качестве действующих лиц мои пять пальцев руки, воодушевив их под живых людей, заставив их говорить и действовать.

Дитя уже в возрасте 4 лет не менее энтузиастично ездит на палочке, замещающей ему живую лошадь, нежели на игрушечной лошадке (Табл. B.89, рис. 5).

Если проследить жизнь 1½—3-годовалого ребенка хотя бы на протяжении одного дня, можно установить, что на 50% его провождение времени протекает в нереальном мире, с воображаемыми предметами и существами, за которых дитя говорит и действует.

Вспомним общение Руди с живыми животными, одушевление игрушек-животных, изображений предметов, даже собственных частей его тела. Мне приходилось слышать, как Руди (в возрасте 2 г. 4 м. 19 д.—2 г. 8 м. 30 д.) угощал свою ножку печением, говоря: «на покушай»; как он, ушибив мизинчик, подходя ко мне, серьезно говорил: «Мама, маленький пальчик плятет» (плачет). Я не раз заставала, как Руди. в возрасте около 2 лет пытался поить деревянных гуськов, нагибая головы к воде и говоря: «Пейте, пейте, кушайте капустку»; он нередко пытался кормить деревянную лошадку, давая ей траву и выжидательно смотря, когда же она будет есть (Табл. B.72, рис. 2); он кормил изображенных на картинке детей, подсовывая им настоящий хлеб ко рту; если под рукой даже нет реальной воды и хлеба, дитя может представить себе и эти вещи, его игры оттого не менее занимательны и воодушевленны.

Воображение Руди настолько разыгрывается (в возрасте 2 г. 9 м. 30 д.), что он способен даже детализировать поведение куклы, воспроизводя фразы, приписывающие ей субтильные действия: «Поперхнулась Ривочка, надо дать ей сахарочку»; когда он (в возрасте 2 г. 5 м. 11 д.) случайно наступает на куклу, он серьезно говорит: «пасти» (прости) так же, как он сказал бы это живому человеку. Правда, мальчик все же видимо считает, что по своему психическому складу кукла далеко не равноценное ему существо, почему он пытается быть ее руководителем и навязывает ей неверные, заведомо извращенные понятия. Однажды я застала, как Руди (в возрасте 2 г. 11 м. 1 д.) говорил: «Кукле Муничке покажу что-нибудь»; «Муничка не видела, как Апочка (т. е. он) пилит, покажу как пилит». Начинает пилить правильно и высказывается так: «Муничка говорит: Апочка не так пилит»; после этого он берет пилу, кладет ее не ребром, а плашмя и начинает так действовать. Я говорю: «Муничка, что ты сказала! Это неверно». Руди хохочет, опять воспроизводит правильную процедуру и опять устами куклы делает какое-либо нецелесообразное замечание — и хохочет. Закончив процесс пилки, он говорит, обращаясь к кукле: «Теперь видела, как Апочка работает?»

Уже упоминалось, как дитя вверяет игрушечным зверям свою охрану во время сна, как вводит оно игрушечное животное (мишука, зайчика) в круг своих идейных интересов и развлечений. Приставляя книжку к морде игрушечной лошадки, Руди показывает ей картинки и заставляет ее читать: «Ну, лошадка, почитай, что написано», и сам (2 г. 9 м. 16 д.) читает за лошадь: «Бех-эль ы соль, хоэп, хорболя-ха, горрлэб-эльэп, галя-бизя, гол-гол, гол варелебойгаплебап, горопэба-эба-эба»; перевертывая страницу, книги, продолжает: «Гизобэболэб, галегалей-радель рагель-рагель, хызялебль-бэбль, гыробольробль-робль, халёпль, халёбыль-барёбыль» (характерно это употребление членораздельных слов, не имеющихся в человеческом обиходе).

Как сейчас помню, как оживленно играл Руди (2 г. 8 м. 30 д.) мнимой водой, поступив очень просто: он авторитетно, законодательно объявил указав на пол: «Вот вода» и добавил: «хочу валяться, прыгать в воду», — и, падая на пол, стал делать барахтающиеся и плавающие движения. Воображение дитяти восполняет ему недостающие свойства в неодушевленных предметах. «Пусть будет яблоко!» — говорит Руди, беря в руки деревянный шарик, затем он дает шар игрушечной обезьянке в рот, говоря: «Обезьянка будет кушать».

Я вырезала картонную бабочку. Руди (2 г. 6 м. 13 д.) спрашивает: «А потему не летает?» Я говорю: надо привязать ниточку. Он воодушевленно: «Привязать ниточку — будет летать (восторженно) по всем комнатам, и по апочкиной; будет распускать крылышки» (сам разводит ручками). «Распускает!»— радостно кричит он, бегая с ниткой, на которой волочится, как бы летает, бабочка. Но Руди не смущается этим, он даже поясняет: «За коньтик замешь — и будет летать» (за кончик нитки возьмешь — и будет летать). «А как она на небо будет летать?» — задает он вопрос, замечая, что бабочка не поднимается вверх.

Яркое воображение дитяти обусловлено живостью и яркостью его представлений.

«Ох, ох!» — быстро отдергивает руку Руди от изображенных на картинке ножей, как если б укололся или порезался о них. Мнимое ощущение^[211] . Я говорю: дотронься, не колятся. Он дотрагивается до картинки, отдергивает руку, говоря: «Ох, колется!»

Порой дитя отдает, полный отчет в том, что действие не «взаправдашное», — но это его не смущает. Оно часто прибавляет: «Я как будто», — но это «как будто» не омрачает, не умаляет радости его переживания, как будто не доходит до сознания ребенка; так велика сила его воображения, так велики красочность, реальность, живучесть этих мнимых образов.

Именно это воображение — залог будущей творческой фантазии человека — разукрашивает порой его будничную, узкую, ограниченную одинокую жизнь в пределах его комнаты и в тесных границах его семьи. И все мы знаем, как изощряется дитя в этих играх с мнимыми сотоварищами, воспроизводя воображаемые действия с мнимыми предметами.

Уже здесь мы видим, как человеческий ребенок мысленно претворяет мир действительный в более яркий и красочный и полнозвучный — мир фантастический, признаков которого мы не могли подметить у шимпанзе, если не считать тех случаев, когда Иони осуществлял игры мнимой борьбы, мнимого нападения, нарочитого столкновения с различными искусственно поставленными препятствиями; но было ли в этих случаях замещение реального предмета воображаемым или не было, — мы не имеем определенных данных для суждения. Судя по той горячности, с которой Иони осуществлял эти игры в их конечном этапе, возможно предположить, что в начале игры Иони манипулировал с реальными предметами, но в разгаре игры, «войдя в раж», возможно, что он утеривал чувство действительности и принимал неодушевленное за одушевленное, мнимое за действительное.