Но быть может ни одна группа игр не роднит так сильно дитя человека и дитя шимпанзе, как разрушительные игры^[212] .

Еще 5-месячное дитя при процессе кормления его грудью производит схватывающие, рвущие движения ручкой, цепляясь за одежды.

Восьмимесячное дитя радостно занимается разрыванием бумажек и их разбрасыванием, схватыванием и ронянием стоячих предметов и длительно может развлекаться такой игрой; когда ему ставят разные игрушки в вертикальное положение, оно ручкой или взятой в ручку ложкой опрокидывает их навзничь. Нередко дитя стремится разрушать своими зубками, зацепляя ими например пришитые пуговички и пытаясь их оторвать; иногда оно, схватив в зубы костяное кольцо или какую-либо другую вещь, царапает ее зубами, с силой рвет ее ручками к себе, притягивая так энергично, что вызывает опасение, что вырвет зубок. Разламывание палочек, разрушение игрушек, разметывание песочных куличиков у дитяти (в возрасте от 1½ до 3 лет) представляет собой самодовлеющее удовольствие.

В возрасте l½ лет дитя еще не умеет само воспроизводить постройки из деревянных кирпичиков, но как энергично оно одним мановением руки разрушает деревянные и картонные постройки, возводимые перед ним взрослыми (Табл. B.99, рис. 1, 2).

Нередко от своего 3-летнего мальчика я слышала пожелание: «Мама, дай мне что-нибудь порвать», и когда ему давалась в распоряжение бумага, он, как и Иони, рвал ее в мелкие клочки, разметывал и пускал на воздух. Позднее я заставала моего уже 5-летнего Руди в сообществе с другими детьми, как они разбивали бросовые бутылки и пузырьки, или, взяв камни, дробили ими лежащие на земле стекла. Кому приходилось видеть использованные детьми игрушки, тот знает, что в большинстве случаев эти вещи представляют собой сборище хлама, перековерканного детскими ручками. Детские ручки всегда в движении, всегда беспокойны, всегда как бы обуреваемы страстью к разрушению.

Уже было не раз упомянуто, что дитя не может равнодушно видеть дырку, чтобы не зацепиться и не разорвать ее еще больше. Руди не представлял в этом случае исключения: стоило ему увидеть где-либо дырку (на простыне, на наволоке, на чулке), он с садическим наслаждением стремился дорвать ее до пределов возможности (Табл. B.96, рис. 3).

Кто не знает, как дети, попав на лоно природы, неистово рвут траву, листья, ветви, не заботясь о последующем использовании сорванного, упиваясь актом разрушения как таковым. Всем известно, сколько труда и борьбы приходится употреблять в общественных садах, оберегая от ломания, срывания не только хрупкие зеленые насаждения, но даже и железные штанги (защищающие деревья), которые разгибаются и разламываются не только детьми, но даже и взрослыми из одного лишь озорства; психологическая основа и этого разрушения представляет собой влечение к «волению» (в данном случае сводимому к злому своеволию).

Первые яркие примеры самопроявления в действии связаны у человеческого дитяти с актами притягивания и отталкивания, причем последнее осуществляется энтузиастичнее, чем первое. 5—9-месячный Руди часто стремился раскидывать со стола лежащие на нем предметы, стягивал скатерти, сбрасывал на пол все, что мог сбросить, и преследовал глазками падающую вещь, смотря, куда она упала. В возрасте 8 м. 23 д. он уже пытался тянуться за брошенным и плакал, когда не доставал его, улыбался, когда брал, и снова, и опять пытался бросать взятое. 9-месячный Руди уже мог откидывать вещи вперед по наклонной линии и на далекое расстояние, а до того замечалось, что дитя могло бросать лишь близ от себя или за себя. Крошечное дитя, едва умеющее держать предмет в руке, уже имеет стремление бросать его от себя и снова тянется достать предмет и опять без конца резко отшвыривает его в стороны, наслаждаясь этим первым, новым для него самопроявлением в действии.

Определенное проявление воли ребенка прежде всего и выражается в этих действиях отбрасывания и сокрушительных играх. Годовалое дитя особенно радостно кидает на пол гремящие вещи. Руди (в возрасте 1 г. 2 м. 20 д.) уже мог бросать мяч целенаправленно в разных членов семьи, в ответ на наше предложение: «брось мячик в папу, в маму, в няню, в бабушку». Характерно, что на мое предложение бросить мячик в Апика (т. е. в него самого) он приложил мячик себе к грудке. Руди (2—4 лет), бросая вещи с прицеливанием в определенное место, принимал соответствующие позы, откидывал назад головку, перегибал назад спинку так сильно, что казалось вот-вот он упадет (Табл. B.82, рис. 4, Табл. B.83, рис. 4). Руди (в возрасте 1½—3 лет) зачастую стремился бросать предметы — палки, камни — через высокие изгороди и, не будучи в состоянии перекинуть сразу, многократно повторно воспроизводил то же действие. В протоколе, относящемся к тому же времени (когда Руди был 1½-годовалым), у меня отмечено его неудержимое стремление к бросанию. Гуляя во дворе, дитя бросает камни (Табл. B.99, рис. 4), песок, землю в лужи; придя в комнату, оно раскидывает по всей комнате игрушечки; забравшись вечером в кроватку, оно пытается выбросить из нее пеленки, подушки, одеяльца; сидя в ванночке с водой, оно схватывает в горсти воду и пытается бросать ее, направляя в меня, в няню, смеясь, визжа, ничуть не смущаясь проливанием воды между пальцами рук.

Однажды я дала Руди (в возрасте 1 г. 9 м. 18 д.) в полное распоряжение комод с разными вещами. Малыш, воодушевленно выбирая, стал раскидывать их по всей комнате; когда весь комод был опустошен и все вещи были разбросаны, я сказала: «теперь собирай!» Но дитя, положив две-три вещи в комод, выразительно сказало: «мама!», приглашая меня к соучастию, потом, когда я отказалась, оно сказало: «баба!» и после отказа последней стало обращаться к игрушкам, говоря: «papa» (т. е. кукла), «ляй-ляй!» (т. е. белка), призывая всех по очереди к помощи; а когда я вторично сказала: «Апа!», предлагая укладку вещей сделать все же ему самому, — он опять настойчиво стал перечислять всех кроме себя.

Как отвечают этой безудержной тенденции к бросанию и к разрушению такие игры 2—3-летнего ребенка, как выбивание шариком кеглей (табл.82, рис. 5), сбивание городков (Табл. B.100, рис. 1, 2, 3), где основной момент игры требует уже целенаправленного бросания предмета, вызывающего разрушительный эффект.

Последующее развитие того же стремления, но облеченного в иные формы, мы наблюдаем уже у 4—5-летнего ребенка, который, вооружившись рогаткой, то выбивает стекла, то стреляет из лука, ружья (Табл. B.68, рис. 2), самострела, осуществляя эти действия тем воодушевленнее, чем более разрушителен конечный эффект.

Естественно, что всякого рода военные игры, как например излюбленные оловянные солдатики, игра в сражение, так сильно захватывают ребенка.

Современное дитя живо подхватывает в свой обиход последние достижения военной техники, употребляет пушки, пулеметы, вооружая ими своих настоящих или игрушечных сотоварищей (Табл. B.68, рис. 5). Например Руди, слыша о маневрах и о газовой атаке, своими средствами пытается осуществить последнюю. Для этой цели он придумывает своеобразный способ: он наполняет песком металлический кувшин и что есть силы бросает этот кувшин по направлению к врагу, к «неприятельскому аэроплану» (Табл. B.68, рис. 3). При падении песок взметывается пылевым столбом кверху и в стороны, и это дает впечатление взвившейся дымовой или газовой волны.