Для ребенка человека, как и для дитяти шимпанзе, характерно наслаждение самодовлеющим движением.

Уже девятимесячный Руди, едва просыпается, пытается привстать, держась за жердочки кровати, а не лежит и гулит, как то было ранее; то он шлепнется, то встанет, пробует итти с поддержкой, пытается ползать, тянется к каталке, чтобы его везли; даже везомый в коляске он все время развлекается своими собственными движениями.

Десятимесячный ребенок является необычайно подвижным существом. Руди в этот период, развозившись, ни секунды не остается в том же положении: то он встает на ножки, то падает на пол, то, быстро поднявшись, пытается стоять без поддержки, широко растопырив ножки, а едва почувствует устойчивость, начинает быстро-быстро махать руками, словно собирается взлететь, делает несколько шагов вперед, падает, опять пытается подниматься, снова и опять с трудом привстает и, зацепляясь руками за окружающие предметы, лезет то туда, то сюда, карабкаясь на валики диванов, стремясь все выше и выше, падая, ушибаясь, но не охладевая в своих стремлениях к движению.

Одиннадцатимесячное дитя, едва выучившееся ходить, может длительно развлекаться беганьем по комнате, оно порой раз 20—30 подряд перебегает безостановочно из комнаты в комнату, из стороны в сторону, из угла в угол.

Годовалое дитя охотно бежит за покатившейся движущейся игрушкой, бежит спешно, наклоняя вперед туловище и голову, порой бросается вперед без всякой опаски и падает. Зачастую ребенок сам бросает впереди себя вещи и сам бежит их догонять, причем его путь идет не по кратчайшей линии.

Руди даже в возрасте около 3 лет очень любит развлекаться, валясь на пол, переваливаясь, как маленький медвежонок, с боку на бок, вздергивая кверху ножки, как бы вспоминая младенческое барахтанье, так и говоря: «Хочу поваляться по полу».

Кто из нас ни наблюдал, как дети-дошкольники носятся, как сумасшедшие, по дому из комнаты в комнату, всем мешая, за все задевая, умоляя «дать им побегать».

Дитя нередко и подолгу развлекается бегом как таковым. «Бегать, бегать, кугом, кугом!» (кругом), — кричит Руди (в возрасте 1½—2 лет), попадая в обширное помещение, крича, визжа,, бегая до изнеможения; ребенок так увлекается этим движением, что, сам того не замечая, доходит до сильнейшей усталости, схватывается за грудь, говоря: «бобо» (больно), но, отдохнув минуту-другую, опять срывается и убегает. Как любил Руди (в возрасте от 1½ до 3 лет) кружиться вокруг себя, доходя до головокружения, с восторгом и удивлением восклицая при остановке: «И кресло вертится, и диван вертится, и хлеб, и молоко, и бабушка вертится», полагая повидимому, что все окружающее вовлечено в водоворот его кружения. Как любил Руди взбегать на высокие горы и безудержно низвергаться с них вниз, рискуя расшибиться!

Бег, сопровождаемый прыганием, особенно воодушевляет ребенка, и для моего малютки (в возрасте 1 г. 6 м. 14 д.—2 г. 7 м. 6 д.) было громадным удовольствием, когда я разрешала ему бегать из комнаты в комнату и вспрыгивать на находящиеся там мягкие диваны и подпрыгивать на них вверх и вниз.

Позднее (в возрасте 2—3 лет) дитя радостно занималось спрыгиванием со ступенек лестницы, перепрыгиванием через плюшевого мишку, через невысокие им же установленные барьеры из деревянных брусочков (Табл. B.47, рис. 4, 5), прыганием через веревочку; но конечно в этих, как и в других физических упражнениях дитя уступало шимпанзе, который легко и бесстрашно прыгал на землю (с высоты 2—3 м) с ворот и заборов, на которые он забирался.

Всем известно, как дети любят игру в «классы», включающую прыгание на одной ноге или перепрыгивание через нарисованные на земле клетки.

Мой Руди с трудом и не ранее 4—5 лет выучился прыгать на одной ноге и обычно осуществлял это прыгание на короткое расстояние; у моего Иони я вообще никогда не наблюдала способности прыгания на одной ноге, но у того и у другого малыша я замечала непреодолимое стремление к прыганию на одном месте, что особенно энтузиастично осуществлялось при наличии под ногами слабопружинящей поверхности (диванов, кроватей), прогибать которые было им так радостно.

Сколько борьбы приходилось мне выдерживать со своим малышом, одно время настолько пристрастившимся к прыганию на мебели, что его приходилось стаскивать с нее насильно из боязни, что все имеющиеся в мебели пружины будут перепорчены этим неистовым и систематическим их продавливанием.

Всем известно, какие оживленные и многообразные игры осуществляют ребята с молодыми щенками. Для моего 4—5-летнего Руди было громадным удовольствием «баловаться», как он говорил, с маленькой собачкой: то он бегал взапуски с ней, то наскакивал на нее, то тискал ее, то боролся с ней как со сверстником-мальчуганом.

Подобно Иони и своей маленькой собачке, преследующим всякое движущееся на их глазах живое существо, одержимым неодолимой силой, заставляющей их догонять убегающее, и маленький Руди (в возрасте от 1 г. 4 м. до 2 лет) очень любил развлекаться самодовлеющим преследованием, гоньбой воробьев, ворон, дворовых кошек, кур, собак, поросят.

Руди, как и Иони, очень охотно вовлекал в свое сообщество живых животных; он играл с ними даже более непосредственно, развязно и оживленно, чем со сверстниками детьми, причем в этих играх не было и следа того издевательского отношения к животным, которое было так характерно для Иони. В то время как шимпанзе, чувствуя свое физическое превосходство над животными, тотчас же пытается выявить над ними свой произвол и власть, преследуя их, тиская, стараясь ущипнуть, колотя, всячески истязая их, — Руди (уже в возрасте 2½ лет) пытается вовлечь живое животное в круг его человеческих, идейных интересов; так например, когда ему показали большую живую кошку, мальчик то подносил ей к носу маленькую игрушечную кошку, предлагая первой поцеловать вторую, то уже (в возрасте 2 г. 9 м. 13 д.) демонстрировал кошке чучело белочки, давал посмотреть ей свою резиновую куколку, то совал ей ко рту дудочку, предлагая подудеть, то приносил кошке разные игрушки и объяснял, как с ними играть, причем порой это объяснение было весьма несовершенное: например, показывая коту колечко от пирамиды и поясняя больше жестами, чем словами, Руди говорит: «Это такая, чтобы так делать», и, не дождавшись от него ответа, сам отвечает за кота и таким образом поддерживает разговор и общение.

Конечно дитя особенно охотно бегает вместе с домашними животными, устраивая всевозможные подвижные игры, догоняя, ловя, убегая от них, борясь с ними. По мере вырастания дитяти конечно осложняются и формы игры с живыми животными.

Мой 5-летний Руди, заполучив в сообщество трех котят, мог играть с ними целыми днями, без конца изобретая самые разнообразные игры: то он делал из колышков подобие клетки и сажал их в так называемую тюрьму, то он катал их на игрушечном автомобильчике, то он побуждал их прыгать через обруч, все время разговаривая с ними и за них, заставляя их вступать друг с другом во взаимное общение. Я никогда не замечала у Иони иной формы общения с живыми животными кроме гоньбы, жестокого тисканья их и драки с ними.

Если нет под рукой живого животного, игрушечное в полной мере могло его заменить. Из несметного количества развлечений сына с бесчисленными игрушечными животными возьму хотя бы забавы с его любимцем товарищем «получеловеком, полузверем» по определению мальчика^[176] — плюшевым мишуком.

Чего-чего Руди с ним ни выделывает! То он (в возрасте 2—2½ лет) сажает мишку в игрушечные авто, или поезд, и возит его (Табл. B.46, рис. 1), то (в возрасте 3—3½ лет) он затевает с ним борьбу, наваливается на него, тискает и как бы побеждает, то он берет на себя роль врача и, вооружившись резиновой трубкой, приставляет ее к груди усаженного на диванчик мишки и как бы выслушивает его (Табл. B.72, рис. 6, Табл. B.106, рис. 6), то он угощает его так называемой рыбой, пойманной в так называемом пруде — в луже. Летом он катается с ним на велосипеде, дрезине (Табл. B.77, рис. 5), зимой — на санках (Табл. B.73, рис. 5, 6); сконструировав из диванных валиков так называемый аэроплан, в качестве пассажира мальчик берет своего мишука (Табл. B.114, рис. 5). С ним он охотнее всего качается на качелях, лазает с ним по трапециям (Табл. B.73, рис. 2—4).

Будучи в возрасте 4½ лет, Руди сам придумывает и конструирует уже сложную игру поимки мишука — игру, состоящую из 6 этапов (Табл. B.72, рис. 1—6):

1. Мальчик собирает ягодки шиповника (прикорм мишука).

2. Мальчик делает на земле веревочную петлю и сыплет в нее: корм.

3. Расположив петлю над прикормом, просит бросить в петлю мишука и сам готовится затянуть петлю, настороженно присев поодаль.

4. Затянув петлю, подтаскивает мишку к себе.

5. Как добычу, уносит на спине висящего в петле мишку.

6. Привязывает мишку к дереву, чтобы он не убежал.

Как видно, эта игра имеет уже ряд последовательно развертывающихся целенаправленных действий, связанных с мнимым овладеванием животным, — представляет собой прототип игры-охоты.

Позднее, в возрасте 5 лет, попав в стадию увлечения войной, Руди постоянным и неизменным своим товарищем по оружию делает того же мишука, снабжая его противогазом, вооружая снарядами, ружьями и пушками, вовлекая его в разнообразнейшие игры в войну, то заставляя мишука быть в стане неприятеля и прислоняя его к пушке, побуждая нападать на себя (Табл. B.68, рис. 5), то беря медвежонка в свой лагерь и, по-товарищески обнявшись с ним, нападая на мнимых противников.

Не только любимец плюшевый мишук, но и другие игрушечные животные (зайцы, кошки, собачки, лошадки), точно так же как и куклы, настолько одушевляются малюткой, что он пытается ввести их в круг самых разнообразных своих развлечений. Забавляясь сам бренчанием клавиш на игрушечном пианино (в возрасте 4 лет), Руди побуждает ударять лапой и своих игрушечных любимцев (мишука, зайчика и кошечку — Табл. B.72, рис. 5); играя с ними, он (в возрасте 2 г. 8 м. 23 д.) непрерывно разговаривает с ними как с товарищами.

Конечно формы игры с одушевляемыми игрушками осложняются в зависимости от возраста ребенка. Если в более раннем возрасте игровой контакт с одушевляемой игрушкой сводится к воспроизведению какого-либо единичного действия, взятого из человеческого обихода, то в более позднем возрасте (3 лет) дитя осуществляет целую серию действий, иллюстративно конкретизирующих сложное явление, требующих участия целого коллектива неодушевленных сотоварищей. Так например (в возрасте 3 лет) Руди устанавливает длинные цуги из различных игрушечных экипажей, рассаживает в них кукол и зверей и «путешествует» с ними по садику (Табл. B.75, рис. 1); то он вмещает массу зверей в грузовой автомобильчик и заставляет меня везти их, а сам, нацепив барабан, идет впереди, говоря, что едем «на демонстрацию» (Табл. B.75, рис. 3); то он делает так называемый аэроплан, сам садится за летчика, а меня заставляет быть пассажиром и дает мне в компанию чуть не всех своих неодушевленных сотоварищей (Табл. B.75, рис. 2).

Иногда мальчик собирает всех игрушечных зверей, полузарывает их в песок, или делает забор, устраивая зоосад (Табл. B.118, рис. 2—3); иногда он усаживает зверей и кукол за стол, расставляет посуду и разливает им чай; иногда он собирает коллектив из многочисленных игрушечных кошек и, показывая им любимую картинку («кошка удирает в окно от собак»), подробно и точно объясняет ее содержание. Таким образом он с воодушевлением и отчетливостью выполняет то руководящую роль возницы, то летчика, то демонстранта, то любезного хозяина, то лектора.

Вы часто можете услышать от дитяти, как он, уходя из садика, делает серьезный наказ игрушечной кошке, сажая ее в сани с остающимися игрушками: «Стереги, кто придет — отшлепай, а потом зубами так — тррык», — при этом подносит руку ко рту, как бы кусает ее. Другой раз он (2 г. 11 м. 1 д.) говорит: «У петушка слезы так и катятся», внезапно спохватываясь, заметив, что забыл посадить резинового петушка за стол, где он угощал игрушечных сотоварищей чаем, — или: «Кошечка плячет» (2 г. 9 м. 10 д.), «барашек плячет» (плачет); в возрасте 2½ лет Руди дает лошадке сено, пытается ее кормить и стоит, созерцая и как бы недоумевая, почему же она не ест (Табл. B.72, рис. 2).

Однажды Руди (в возрасте 2 г. 9 м. 14 д.), показывая своей игрушечной лошадке картинки в книге (Табл. B.72, рис. 1, 3), пытается учить ее читать, дает ей книгу, говоря: «Ну читай, лошадка», и за нее произносит набор бессмысленных членораздельных звуков: «хре-пу-ссеп-хорре-те», и т. п. и т. д., считая повидимому, что лошадиное чтение должно отличаться от человеческого. В другое время он сам прочитывает лошади стишки, угощает ее (делится с ней) данным ему лакомством; иногда, забравшись на лошадь (Табл. B.78, рис. 3), он погоняет ее, говоря: «Но-но-но, еду на Вобовы горы» (на Воробьевы горы).

Разного вида куклы, одушевляемые ребенком не меньше (но, характерно, и не больше), чем остальные игрушки, выполняют по воле мальчика разные человеческие манипуляции: еще 1½-годовалый мальчик пытается кормить куклу (Табл. B.72, рис. 4), дает ей дудеть в трубу, целует ее; 2-годовалый охотно возит куклу в разного вида санках и тележках (Табл. B.89, рис. 1); 4-годовалый укладывает в постельку, купает и одевает ее; 4—5-годовалый уже пытается шить кукле.

Обращаемся к подвижным играм ребенка со взрослыми людьми.

Точно так же и при игре в прятки Руди (подобно Иони) предпочитает более пассивную роль — прятание, — нежели более: активную — искание, — которую он порой не умеет осуществить.

У дитяти человека (от 1 г. 5 м. 22 д. до 3 лет) мы наблюдаем более примитивное прятание, нежели у Иони. Шимпанзе, прячась от человека, залезает так, что его не видно (за портьеры, в темный, удаленный угол клетки); дитя часто лишь мнимо прячется — зайдет за плетеное кресло (Табл. B.76, рис. 2), за которым он видим (2 г. 5 м.), закрывает ладонью лицо, прячется головкой в колена матери (подобно тому, как показано на табл. 76, рис. 3), зажмуривает глаза; Руди, желая спрятаться, то закрывается газетой (1 г. 7 м. 10 д.), то своей шапочкой (Табл. B.76, рис. 4), то стереотипно прячется в то же самое место, приседает на-корточки на ступеньки крыльца (Табл. B.76, рис. 1), закрывая руками глаза (в возрасте 2 г. 2 м. 8 д.), поворачиваясь спиной, и, не видя никого, думает, что и он невидим, хотя расположен на виду у всех. И только в возрасте около 3 лет ребенок начинает прятаться более потаенно: под кроватку, за шкаф, в беседку и другие скрытые места; порой он нарочно прячется так умело, что взрослые ищут его подолгу, беспокоятся не находя, а он с лукавой торжествующей улыбкой сидит прижавшись, боясь шелохнуться, ничем не выдавая своего близкого присутствия. Дитя любит прятать, зарывать вещи в песок и потом настойчиво ищет их, пока не найдет (1 г. 10 м. 6 д.).

Если подвижная игра включает в себе еще элемент соревнования в беге, то она осуществляется особенно восторженно. Я живо помню, с какой горячностью предавался мой мальчик (в возрасте 3—4 лет) бегу взапуски со мной в окружности маленького садика, как он напрягал все свои силы, желая опередить меня в скорости достижения условленного пункта, как он торжествовал, придя первым к финишу, как он бесконечно долго мог перегоняться, доходя до полного изнеможения.

Дитя человека, как и дитя шимпанзе, с азартом отдается играм, включающим моменты соревнования в ловкости схватывания предметов: 2—4-летний Руди всегда с энтузиазмом развлекался игрой, кто скорее схватит подброшенный кверху мячик (Табл. B.82, рис. 6). Для него было большим торжеством, опередив соперника, поймать мячик в воздухе, но, так как это далеко не всегда удавалось, то он уже бывал доволен тем, что настигал мяч на земле, и здесь в последний решающий момент обладания он развивал такую силу натиска, что совершенно не щадил ни себя, ни своего партнера, падая, ударяясь, ушибая и ушибаясь, лишь бы схватить первому, сильно напоминая этой страстностью Иони, но уступая ему в дерзости, горячности и злобности оспаривания.

Все виды игр, построенные на принципе соревнования в скорости осуществления движения (бега, ловли, поимки живого существа, схватывания предмета) в подвижных играх, как и в скорости достижения конечной цели в неподвижных играх, где передвигается уже не субъект, а объект, приводимый в действие (например фишки, передвигаемые по цифрам, в игре «Кто скорее», «Зимний спорт», «Рич-Рач»; вертящийся и попадающий в дырки волчок в игре «Наш наказ советам»), так сильно увлекают ребенка, что возбуждают самые глубокие его эмоции, связанные с самолюбием, делая его сердце ареной борьбы между живейшей радостью и жестокой печалью.

Я живо помню, как неохотно мой Руди (будучи в возрасте около 3 лет) конкурировал в беге взапуски с несколько старшим по возрасту товарищем из опасения, чтобы тот его не обогнал, и когда он все же решился на это соревнование и проиграл, то разразился самыми искренними и горячими слезами. Иони никогда не плакал из самолюбия при поражении в скорости соревнования, но зато страстно злобился.

С невольным сочувствием вспоминаю я также, как при одной игре (в «Кто скорее») всякий раз, как мой мальчик попадал на неудачный номер и по правилам игры должен был начинать игру сызнова (вместо того, чтобы продвигаться вперед), он горько всхлипывал и с таким настороженным душевным волнением продолжал игру, желая опередить партнера, что на него было жалко смотреть. И это несмотря на то, что победа не сулила ему никаких реальных благ кроме первенства окончания.

Зато как торжествовал он, когда выходил победителем! Его личико светилось от радости, глаза живо блестели; лихо ставя первым шашку на последний номер, он звучно вскрикивал и при этом даже вскакивал с места от радости.

Таким образом мы видим, что процесс соревнования, базирующийся на самолюбии и честолюбии, проявляется в онтогенезе ребенка очень рано и властно, — и он-то пожалуй в большей степени, чем-другие виды деятельного поведения, изощряет психические и физические силы и способности ребенка.

Недаром акт соревнования был положен в основу нового соцстроительства СССР, неслучайно он был так энтузиастично подхвачен массами рабочих и дал такие высокие коефициенты продуктивности работы.

При анализе психической установки, связанной с процессом соревнования, мы должны сказать, что и здесь шимпанзе является более стоически выносливым, чем человек, который при неудаче огорчается сильнее, чем шимпанзе.

Руди (в возрасте 1 г. 3 м. 21 д.) был ужасно самолюбив и всякий раз, как стремился выполнить какое-либо действие и не мог его осуществить, тотчас же начинал плакать; он порой успокаивался немедленно и даже хохотал, если другой человек делал вид, что не может также этого сделать. Как радостно соревновался мой Руди в игре в скорости захвата наибольшего количества игрушек (в возрасте 2 г. 7 м. 12 д.) и как торжествовал он, когда превосходил меня в этом!

Дитя не пропускает ни одного случая, чтобы не выказать собственного (даже мнимого, даже воображаемого) превосходства. Например, когда ему было 2 г. 9 м. 27 д., можно было услыхать: «Мама, Апочка (т. е. он) не плакал, когда мама ушла, а Динамо, как мама уйдет, плачет» или (в возрасте 2 г. 10 м. 12 д.): «Я поплакал, поплакал, и перестал, а Динамо (сверстник-мальчик) все плачет».

В еще более раннем возрасте (1 г. 10 м. 15 д.) всякий раз, как мой малыш неохотно и вяло ел, стоило сказать, что другой мальчик кушает лучше, — и он немедленно старался выправиться и начинал есть более энергично. Не обидчивость ли проявлялась у моего 10-месячного Руди, когда например при небольшом промедлении с дачей принесенной и показанной пищи ребенок, вместо того чтобы жадно схватить ложку и кушать, не желал принимать ложку, выворачивался тельцем, ломал ручки и ножки, как бы в знак протеста, обиды за промедление? Не самолюбием ли объяснить тот факт, что сильный смех взрослых первоначально (у ребенка до 1 года) вызывает нередко плач дитяти, позднее (у дитяти в возрасте 1½ лет) тот же смех вызывает агрессивные чувства, мальчик замахивается на смеющегося «своего» человека и бьет его по лицу; возможно, что он заподазривает насмешку над ним взрослого.

Дитя определенно страдает, замечая свою «Minderwerthigkeit» в чем бы то ни было. Как уже было упомянуто, однажды Руди (в возрасте 2 г. 7 м. 23 д.) вызвался пересказать мне сложную прозу (текст из книги «Слон Вамбо»). Я усомнилась, может ли он это сделать. Мальчик бойко начал говорить, но, сказав три строки, вдруг запнулся, не мог вспомнить дальше текста и разревелся, хотя я всячески старалась оправдать его забывчивость, говоря, что это очень трудный текст и даже я не могу его сказать. Позднее (в возрасте 2 г. 8 м. 24 д.) дитя, обескураженное этим неудачным опытом, порой очень охотно и выразительно говорило стихи няне, но определенно стеснялось говорить стихи при мне и в моем присутствии либо замолкало, либо говорило механически, без всякой интонации, словно боясь остановиться.

Большое смущение уже подросшего 3-летнего ребенка, находящегося в присутствии посторонних взрослых, обусловливается не только робостью, но и застенчивостью, в основе которой лежит самолюбивое чувство.

Руди нередко при подобном общении стоит неподвижно, упирая язык в щеку, краснея, когда с ним заговаривают.

Эта большая психическая ранимость дитяти человека по сравнению с дитятей шимпанзе, обнаруживаемая в актах, не имеющих для них витально важного значения, опять-таки намечает дивергирующее расхождение психики обоих малышей в более тонких психических чертах.

Подобно шимпанзе и дитя человека обожает разные способы передвижения, предпочитая те из них, которые более быстры: например Руди (в возрасте 4—5 лет) при условиях выбора со слезами отстаивал езду на автобусе, а не на трамвае.

На мой вопрос, на чем бы он хотел ехать — на велосипеде или на мотоцикле, он конечно останавливался на последнем, и так как ему не приходилось испытать мотоцикла в практике, то он ограничивался только тем, что страстно и любовно созерцал проезжавших мотоциклистов, многократно упрашивал меня купить ему мотоцикл и даже задумал самостоятельно копить деньги на мотоцикл, после того как узнал, что у меня нет столько денег, чтобы купить ему машину.

С каким удовольствием мой 5-летний малыш, будучи в Зоопарке, катался в колясочке, запряженной маленьким пони, — он готов был без конца увеличивать количество туров проезда.

Пассивное пребывание в сидячем положении в перевозимых колясочках, санках, в лодках мало развлекает даже 2—3-летнего ребенка.

Его жажда к движению слишком сильна. «В движении счастие мое — в движении», — можно сказать устами ребенка, и ни одно наказание не воспринимается им так тягостно, так остро, как ограничение движения. А однажды Руди, когда ему стали запрещать болтать ногами за столом во время еды, выразился даже еще более красноречиво — «Мама, у меня что-нибудь да должно быть в движении!»

Неслучайно в (недоброй памяти) старинной школе в качестве способов наказания чересчур подвижным ребятам давались на определенный срок разные испытания, как например стояние «столбом» (т. е. неподвижное пребывание на одном месте), стояние «в углу» (когда изменялась не только способность к передвижению, но и ко всякой психической активности, связанной с деятельностью зрения), стояние «на коленях», и т. д. и т. п.

Когда вследствие какого-либо несчастия (костного туберкулеза, слома ноги) дитя обрекается на неподвижное пребывание в постели, оно производит чрезвычайно тягостное впечатление.

В прелестной книге Чуковского «Солнечная» мастерски изображается списанное с натуры препровождение времени детей, находящихся на излечении в костном санатории. Принужденные лежать, дети-туберкулезники утоляют свое буйное стремление к движению тем, что всевозможными остающимися в их распоряжении средствами воспроизводят разнообразнейшие и неистовые движения: они выдумывают и устраивают так называемые «мастирки», т. е. нитки с грузом на конце, или колечки на резиновом шнурке, которые они запускают для ловли различных находящихся в отдалении от них предметов. Вымахивая свободные концы мастирок, ребята вступают при посредстве этих резинок в контакт друг с другом, производят хищение завлекательных предметов, замены их, игры ими, состязаются в ловкости достижения и умыкания желанных вещей, устраивают воздушные битвы друг с другом за обладание самими мастирками и приводят все находящееся вокруг них в такое безудержное и бурное движение, что издали кажется, что комната населена жизнерадостными сорванцами, одаренными всеми благами природы.

Садясь в повозки, каталки и санки, запряженные игрушечными или настоящими лошадьми, ребенок хочет во что бы то ни стало быть активным. Уже крошечное (11-месячное) дитя, везомое в колясочке, не довольствуется этим передвижением, а привстает на коленочки, бросается вниз личиком, падая на подушку, ерзает на брюшке, привстает и падает, расшвыривает по коляске лежащие в ней предметы. Передвижение стимулирует его к самодеятельным движениям; будучи в экипаже, дитя желает держать вожжи, хотя само еще не умеет править ими. Везомое в игрушечном автомобильчике, дитя (4 лет) вертит руль, хотя еще не умеет фактически осуществить поворот (табл. 71, рис. 5). Двухлетнее дитя; даже садясь на свой маленький стульчик, плотно упираясь ножками в пол, пытается передвигаться толчками, пятясь задом.

Находясь во время передвижения в повозке, в трамвае или на извозчике в пассивном состоянии, дитя дополнительно развлекается тем, что созерцает движение; то оно, широко раскрыв глаза и полураскрыв рот, вглядывается в уличное движение и суету, то дополнительно развлекается привязанными к детским санкам ветряными мельницами, воздушными шарами, которые, кружась и качаясь от ветра, восхищают его своим движением.

Сидеть на неподвижной игрушечной лошадке дитяти совсем неинтересно: приводить ее в движение само оно (3 лет) еще не умеет. И вот мой Руди например придумывает себе такое развлечение. Посидев некоторое время на лошади, он нарочно падает с нее на землю, как если бы она его сбросила, а через некоторое время опять встает, опять садится и опять падает (Табл. B.78, рис. 4)^[177] . В возрасте 4 лет мальчик уже открывает особый способ передвижения на той же лошадке и широко использует этот прием в игре. Он садится верхом на лошадь, опирается ногами о землю и, держа лошадь за морду, отталкивается от земли ногами, толчками передвигаясь вперед (Табл. B.78, рис. 3). Передвигаясь таким манером, он (4½ лет) пытается как на буксире катить за собой еще свою маленькую подругу, усевшуюся на лошадку, прицепленную сзади к его лошади (Табл. B.78, рис. 5).

Но живая лошадка в виде человека доставляла моему дитяти, как и шимпанзенку, особенное удовольствие. Взобравшись на спину к кому-либо из мужчин, стоящих на полу на-четвереньках, уцепившись руками за шею, мой 2½-летний Руди без конца желал кататься по комнате, доводя до изнеможения оседланного человека и все понукая его передвигаться. Любит дитя носиться по комнате, прицепившись к кому-либо из нас на спину и не желая слезать несмотря на настойчивые увещевания.

А каких-каких только установок, предназначенных для передвижения, ни измышляет его маленькая головка, ни конструируют его маленькие ручки (см. подробнее в отделе «Конструктивные игры ребенка»).

Все способы человеческого передвижения и целые цуги их (передающие езду на лошадях, на санях, на трамвае, на велосипеде, на мотоциклетке, на автобусе, на поезде, на лодке, на пароходе, на аэроплане) воплощаются ребенком более или менее совершенно в самых разнообразнейших самодельных приборах, используемых им самим или его игрушечными сотоварищами (Табл. B.75, Табл. B.114, Табл. B.115, Табл. B.117).

Чем больше инициативного участия дитяти при его передвижении, тем это завлекательнее. С какой радостью катается дитя со снежных гор на санках, на ледянках, и просто садясь на самую землю и съезжая вниз. Руди (в возрасте 2 г. 7 м. 27 д.) смело катался с высокой снежной горы, настойчиво отстранял всякие попытки придерживания его, даже бравируя при спуске, не желая держаться за санки; он боялся, он даже закрывал глаза при скатывании вниз, и тем не менее на мой вопрос, почему он не хочет держаться, мальчик неожиданно для меня ответил: «как полагается», повидимому считая, что эта бравурная езда с опасностями ему более свойственна, нежели нормальная, пассивная инертная, покойная езда (Табл. B.48, рис. 4, 2).

У меня сохранилось яркое воспоминание о том, с какой живой радостью отдавался мой мальчик игре в «железную дорогу», когда я перевозила его зимой на санках в разные места двора и садика, называя их станциями; я помню, что самый воодушевляющий момент игры был тот, когда так называемый «поезд» уходил, а мнимо опоздавший пассажир торопился вскочить в санки находу, — и как же Руди ликовал, когда преуспевал в этом! Как и Иони, Руди не удовлетворяло последующее единообразное передвижение до пункта остановки, и он изобрел дополнительный игровой трюк: на середине пробега он вдруг срывался с санок и бежал к месту старта, говоря, что он забыл на станции какую-либо вещь, а потом с удесятеренной поспешностью торопился догнать уже далеко ушедший «поезд». Аналогичное подсаживание делает он всякий раз, как видит проезжающие дворовые сани, перевозимые лошадьми или людьми, догоняя их и прицепляясь к ним, напоминая этим котенка, не могущего удержаться на месте при виде катящегося клубка или какой-либо двигающейся вещи. Неудивительно, что проезжающие извозчики вечно осаждаются мальчишками, прицепляющимися к задкам саней; далеко неслучайно буфера трамваев огружаются целыми гроздьями ребят, пренебрегающих даже серьезными опасностями, лишь бы прокатиться. Я убеждена, что никогда нормальная езда на трамвае не доставит ни одному сорванцу больше удовольствия, нежели такое лихое катание на буферах.

Как бы навстречу этой инстинктивной потребности к инициативному движению идут такие детские машины для передвижения, как дрезины, приводимые в действие путем надавливания на рычаги.

Руди уже в возрасте 3 л. 3 м. мог пользоваться дрезиной, попеременно нажимая на рычаги правой и левой ручкой, но он ехал лишь по прямому пути и еще не умел поворачивать ее ножками (Табл. B.79, рис. 1); через полгода (в возрасте 3 л. 9 м.) он уже направлял машину ногами, а в возрасте 4 л. 4 м. он уже постигает управление дрезиной другой конструкции, требующей одновременного напряженного нажимания двумя руками на рычаг и двумя ногами на нижнюю ось, замещающую руль (Табл. B.79, рис. 2).

Нечего и говорить, что такое двигательное сооружение, как детский велосипед, воодушевленно используется ребенком. Если 4-летний Руди, впервые забравшийся на велосипед, катается еще несколько настороженно, неловко управляя рулем, часто падая то, поездив месяца два-три, поупражнявшись, он настолько осваивается, что с громадной быстротой делает бесконечные туры на велосипеде; скоро он уже не удовлетворяется и этим, а затевает езду с препятствиями: он укладывает на пути своего следования тонкие палки, жестяные пластинки, дощечки (Табл. B.79, рис. 3) и лихо прокатывает по ним, усиливая нажим на педали и торжествуя, когда весь этот «корявый наст» дребезжит, стучит, грохочет, подпрыгивает и разметывается в стороны после его проезда. Он мало смущен, если даже сам падает; более того, он нарочно устраивает порой падение с велосипеда при самой внешне благополучной езде (Табл. B.79, рис. 6).

Через год бравада при его поездке на велосипеде все возрастает: каких-каких только фокусов он ни выстраивает! То он пытается хвастливо, молодецки ехать, не держась за руль руками и управляя лишь ногами (Табл. B.79, рис. 4), то., наоборот, он держится лишь за руль, то откидывает с педалей ноги (Табл. B.79, рис. 5), то наконец он берет в руки книгу и едет, управляя лишь ногами, рассматривая картинки в книге, перелистывая страницы, не глядя перед собой, ловко поворачивая переднее колесо даже на полукружных дорожках (Табл. B.79, рис. 4), приводя в трепет окружающих, опасающихся катастрофы с машиной и седоком^[178] .

Подобно Иони и мой 2-летний Руди еще не учитывает, что не каждая катящаяся при везении вещь способна к самостоятельному передвижению.

Когда например ему подкатили впервые небольшой игрушечный автомобильчик, он тотчас же радостно сел на него и выжидательно и разочарованно сидел так некоторое время, как бы готовясь ехать (Табл. B.77, рис. 1). Когда этого не произошло, авто потеряло для него почти всякий интерес^[179] . Аналогичная реакция была у него на лошадку на колесиках, которую можно было передвигать, но на которой нельзя было передвигаться, кататься.

Конечно маленький ребенок радостно развлекается еще и одним вожением предметов: если он не едет сам, то он возит их, и это утоляет зуд подвижности в его руках и ногах.

Едва освоившись с процессом ходьбы (11 месяцев), Руди охотно возит, ухватившись за колеса, свою большую коляску, подталкивает легкую колясочку, везет, взявшись за край, стульчик, каталку; позднее (1 г. 4 м.) дитя уже с восторгом передвигает летом каталочку или даже тачку, нагруженную песком, толкая их впереди себя (Табл. B.45, рис. 1—3); зимой оно везет легкие саночки (Табл. B.73, рис. 5); этот способ ходьбы с опорой укрепляет еще недостаточно устойчивый и быстрый его шаг и бег.

Позднее дитя начинает возить за собой все, что может повезти, все, что катится: лошадки, авто, сани, тележки, стулья, ковры, и т. д. и т. п. (Табл. B.45, рис. 4, 6). Дальше — больше. В возрасте 3—3½ лет Руди с удовольствием передвигает экипажи, требующие при передвижении значительного мышечного усилия: зимой — тяжелые сани, каталки, доверху наполненные снегом, летом — тяжелое авто, нагруженное восседающей на нем сверстницей-девочкой (Табл. B.71, рис. 5), которую он возит с напряжением всех своих маленьких сил.

Не только 2½-летний, но и 4-летний Руди с восторгом еще забавляется катанием прикрепленных к палочке и передвигаемых впереди себя прыгающих зайчиков (Табл. B.45, рис. 5), зайчиков, ударяющих находу в барабанчики, встряхивающих крыльями бабочек, вертящихся мельниц.

Всякий раз, как мы отправляемся гулять с мальчиком, он берет с собой какую-либо движущуюся за ним или впереди его игрушку^[180] , чтобы оживить дополнительным движением и без того свой изобилующий собственными движениями и уличным движением путь.

Конечно Руди не идет спокойно: то он убегает вперед от меня, то он возвращается ко мне, он не в состоянии итти шагом, для него это слишком медленно, он идет с разными фокусами, то вприпрыжку, то галопом, то с какими-то особенными лихими вывертами и заворотами, то опрометью бежит вперед как сумасшедший, рискуя столкнуться с прохожими. Если Руди и не опережает Иони быстротой своих движений по земле, то он не уступает шимпанзе в многообразии движений.

Подобно шимпанзе дитя любит при беге воспроизводить всевозможные шумы, треск, грохот. С каким наслаждением носится ребенок из комнаты в комнату, возя длинные громыхающие цуги игрушечных тележек, авто, гусеничных тракторов, задевающих при поворотах за углы и издающих неимоверные и оглушающие звуки! И чем больше шума воспроизводит он в подобных скачках, тем больше радость дитяти.

Подобно Иони и 4—5-летний Руди охотно прицеплялся к дверям и, отталкивая дверь, прокатывался на ней некоторое расстояние, но конечно из-за относительной слабости своих рук он не мог держаться в таком положении так же длительно, как это делал Иони.

Подобно шимпанзе и мой малыш нередко, поставив наклонно деревянную лузу или большой полированный щит, скатывал с него различные круглые катящиеся предметы, а порой и сам соблазнялся этим соскальзыванием и, забравшись на верх щита, сев прямо на щит, пытался в сидячем положении съезжать вниз. Всем нам известно, каким вниманием ребят пользуются специально для них устраиваемые ледяные и полированные деревянные горки, с которых они съезжают, садясь прямо на платье (Табл. B.83, рис. 5; Табл. B.48, рис. 4).

Моему 5-летнему Руди необычайное удовольствие доставляло скатывание вниз с громаднейшей песчаной горы с необычайно крутым почти отвесным склоном, по которому он, будучи в лежачем положении, перекатывался как скалка, переваливаясь с боку на бок и со спины на живот... Кувыркание через голову восторженно осуществляют и дитя человека и дитя шимпанзе, причем первый делает это с большей настороженностью, нежели второй.

Катание с перил лестницы даже у детей-школьников является настолько излюбленным занятием, что каждый посетитель многоэтажных школьных помещений неизменно может наблюдать, как в часы отдыха непрерывная живая цепь ребят лихо, стремительно проносится на перилах сверху донизу лестницы, рискуя расшибиться^[181] , но совершенно пренебрегая опасностью.

Ребенок легко соблазняется ходьбой и бегом осложненного типа: уже в возрасте 3½ лет он пытается ходить на ходулях, осуществляя это хотя бы с чужой помощью; 3—4-летним он с большим энтузиазмом бегает на лыжах и на коньках (Табл. B.80, рис. 3, 4), а когда почему-либо это не удается сделать, он импровизирует подобие такого бега даже в комнате: то он вставляет свои маленькие ножки в большие сандалии и, подпираясь палочками, вдетыми нижними концами в деревянные кружочки, скользит по гладкому каменному полу, как на лыжах (Табл. B.80, рис. 1); в другом случае он подставляет под ножки деревянные брусочки и, плотно-наплотно прижимая их ножками к полу, воспроизводит подобие бега на коньках (Табл. B.80, рис. 2).

Дитя стремится увеличить скорость бега, упражняясь в осложненном беге; шимпанзе тоже осложняет свой бег путем захватывания в ногу разных предметов, упражняется в беге, протекающем при неудобных условиях передвижения.

А какую буйную радость доставляет дитяти (в возрасте 2½—3 лет) всякого рода качание: лошади-качалки, кресла-качалки (Табл. B.78, рис. 1, 2) используются им так энергично, что порой оно готово падать с них и ушибаться, лишь бы развить бурный темп качания.

А как радостно качается дитя (в возрасте 3 лет) на ногах человека, услужливо предоставляющего ему свои ступни и толчкообразно подкидывающего его кверху.

Конечно, как и шимпанзе, дитяти человека громадное удовольствие доставляет качание на качелях.

С тех пор как моему малышу повесили в садике качели, они стали его любимейшим развлечением.

Постигнув акт самостоятельного раскачивания, он развивал такую большую силу взлета, что его приходилось многократно останавливать, предостерегая от падения на землю.

Усевшись со сверстником-мальчиком на подвешенные рядом двое смежных качелей, дети длительно качались и качались, желая опередить друг друга в величине взмахов. Они изображали оказывается полет на аэропланах и соревновались в высоте полета.

Скоро и простое качание наскучивает ребенку, и он подобно Иони выдумывает разные фокусы и при раскачивании: то (в возрасте 3—4 лет) мальчик желает качаться стоя на доске, то, качаясь, он старается зацепить ногой смежные качели и трапеции, то он затевает игры с плюшевым мишуком, которого раскачивает и ловит ногами (Табл. B.73, рис. 1, 2).

Игра содержит 4 момента, включает упражнение в ловкости схватывания движущегося медвежонка.

1-я стадия. Руди привязывает своего медвежонка к болтающемуся поблизости канату и сам садится на качели.

2-я стадия. Раскачиваясь сам на качелях, он в то же время старается подтолкнуть ногой и мишука, так что они начинают качаться одновременно (Табл. B.73, рис. 1).

3-я стадия. Налету Руди старается зацепить мишука ногой и подтащить к себе.

4-я стадия. Руди подцепляет (после многих усилий) мишука ногой и подхватывает его себе на колени (Табл. B.73, рис. 2).

Руди, так же, как и Иони, трапеции предоставляют неисчерпаемые возможности для осуществления различных гимнастических упражнений и игровых трюков.

Уже 4½-летний ребенок охотно, хотя и настороженно, взбирается на невысокие деревянные лестницы (Табл. B.53, рис. 3; Табл. B.73, рис. 4), причем, добравшись до самого верха, явно торжествует, выража свою радость буйными возгласами.

В возрасте 5—6 лет дитя уже не довольствуется этим достижением, я робко взбирается до самых высоких перекладин, поддерживающих качели, и хотя сидит наверху весьма напряженно и неуверенно, тем не менее предпочитает употреблять этот рискованный маневр (Табл. B.52, рис. 4).

5—6-летний ребенок может довольно легко взбираться и по качающимся веревочным лестницам.

Подобно Иони Руди также старается пролезать в петли этих лестниц, закидывая ноги выше головы (Табл. B.81, рис. 2), провисая вниз головой, но несмотря на самые большие свои старания все эти гимнастические курбеты он осуществляет гораздо более робко, настороженно и несовершенно, нежели шимпанзе; слабые ручки человека и отсутствие цепкой поддержки со стороны ступней ног естественно не обеспечивают ему того уверенного, легкого, смелого и вольного передвижения, которое свойственно шимпанзе^[182] .

Руди в возрасте 6—7 лет сам дошел до использования трапеций в акте закручивания и кружения и подобно Иони страстно предавался этому занятию.

Конечно Руди совершенно не умел висеть вниз головой при поддержке одними ногами, что хотя мимолетно, но мог осуществлять Иони.

И при других гимнастических упражнениях, связанных с действием одних рук, например при висении на одних руках, при зацеплении за деревянные балки или за веревочные жгуты дитя человека значительно уступает дитяти шимпанзе; уступает оно ему и в проворстве лазания по трапециям.

Стремление к пролезанию «через» у человека, как и у шимпанзе, очень велико; я вспоминаю, как Руди (в возрасте 4 лет), увидев однажды продранное место в шнуровой сетке его кроватки, пробираясь спать в кровать, с тех пор уже никогда не пролезал нормально через край кроватки, путем перешагивания через верхнюю перекладину, но стремился проползать в отверстие сетки; он застревал, пыхтел, с трудом протиснув свою голову, с еще большим трудом он протаскивал все тело и тем не менее предпочитал именно этот затрудненный способ перехода в кровать. Я сама помню, как в детстве меня тянуло просовывать голову между вертикальными железными штангами спинки кровати, хотя не всегда я могла высвободиться самостоятельно из этого добровольного плена.

Сравнительный анализ игр передвижения у дитяти человека и у дитяти шимпанзе приводит к заключению, что хотя у обоих малышей мы наблюдаем сильнейшее стремление к движению, тенденцию к инициативному участию в передвижении, к развитию максимальных темпов движения, — человеческое дитя уступает шимпанзе и в силе, и в темпе и особенно в многообразии всех видов движения. Оба дитяти, упражняясь, изощряясь в разных способах передвижения, осложняют свои манипуляции разными препятствиями, но у человека эти осложнения менее связаны с физическими страданиями, чем у шимпанзе, более направлены в сторону психической, чем физической выносливости, более тренируют дух, чем тело, — вырабатывают смелость, мужество, ловкость там, где обезьяна достигает стоического перенесения боли. Дитя более изощряет способность к ходьбе, бегу, шимпанзе — к лазанию, висению, пролезанию.

Подобно Иони и Руди зачастую значительно осложнял свои гимнастические трюки; это выражалось в том, что он нередко брал себе в сообщники какую-либо любимую игрушку (наичаще плюшевого мишука) и совершал все манипуляции, огруженный этим тяжелым инертным товарищем. В противоположность Иони Руди, затрудняя себе передвижение каким-либо дополнительным осложнением, никогда не брал предметов в зубы, не загружал баластом рот.

Подобно шимпанзе человеческое дитя при отсутствии самостоятельного движения старается приводить в движение все, что только может. Уже крошечное дитя (в возрасте 7—9 месяцев) стремится двигать разные вещи: оно качает маятник часов, подвешенные на стене картины; оно длительно занимается откидываньем самозахлопывающейся картонной корки блокнота; открывает и закрывает дверцы шкафов, вертит краны, дергает веревки, бросает вещи, следя за ними глазами, машет взятыми в ручки платками.

У моего 6—11-месячного Руди бросание предметов вперед, разбрасывание игрушек по всей комнате, махание предметами, взятыми в ручки, было самодовлеющим развлечением; дитя не может видеть спокойно лежащие на столе предметы и стремительно сбрасывает их ручкой, следя глазами, как и куда они падают.

Руди (в возрасте 1 г. 5 м. 17 д.) часто развлекался верчением кольца или наперсточка, надетого на пальчик; уже 2-годовалое дитя радостно предается покачиванию деревянной фигурки обезьянки, само приводит в действие дергающиеся движущиеся фигурки. Однажды я купила 6½-месячному Руди 5 разных игрушек (складную пирамидку, три разноцветных шарика, резиновую погремушку, деревянную сову, взмахивающую крылышками, ушками и носом). Оказалось, что наибольший эффект имела наиболее подвижная игрушка — именно сова.

Естественно, что излюбленными игрушками дитяти оказываются предметы катящиеся и легкоподвижные. Неслучайно шар и резиновый мяч являются игрушками на протяжении всей жизни человека от того момента, когда 4—5-месячное дитя, еще не умеющее сидеть и стоять, находясь в лежачем положении, тянется ручкой к подвешенному над ним качающемуся шарику, и до зрелого возраста, когда человек играет в волейбол, лаунтеннис, баскетбол и наконец огромный эрбол — шар, который он способен привести в движение только при наличии коллектива взрослых сотоварищей. Кажется, ни одна из детских игрушек не может конкурировать с шаром в отношении многообразия ее использования. Дитя еще не может ходить но оно стремится к движению; ему дали шарик, шарик выпал из рук, покатился, дитя тянется за ним, радостно овладело им — и вот уже нарочно бросает этот шарик, чтобы опять бежать и ловить его; теперь потенциальная активность ребенка находит выход.

Мой мальчик делает свои первые шаги в процессе догоняния большого мяча. Мяч — первая желанная игрушка, которую годовалое дитя, едва выучившееся ходить, так охотно катает, бросает, догоняет, которую носит с собой, хотя делает это с большим усилием, напряженно открывает ротик и высовывает язычок (Табл. B.82, рис. 1; Табл. B.44, рис. 3), так как оно еще не легко координирует движения ног при занятости рук.

Двухлетний Руди уже имитировал движение футбольным мячом и, идя, сам пытался подталкивать мячик ножкой (Табл. B.82, рис. 2); позднее (в возрасте 2—4 лет) каких-каких только забав с мячиком ни придумывает он: то он катает мяч по полу, направляя к сотоварищу и в следующий момент встречая обратно к себе, то, уставив кегли, он (в возрасте 1 г. 3 м. 8 д. до 2 лет) сбивает их шариком (Табл. B.82, рис. 5), то он ударяет мячом в стену и пытается ловить мяч, хотя еще не умеет поймать, то перекидывает мяч из рук в руки (Табл. B.82, рис. 4, 6), то он (в возрасте 2 г. 3 м. 7 д.) кладет мячик на землю и погоняет его палочкой, говоря: «Ссибать буду» (сшибать буду). Характерно, что мое дитя до 3 лет еще совсем не умело ловить мячик в воздухе, хотя пыталось ловить (Табл. B.82, рис. 3), и довольствовалось только тем, что настигало мяч на земле; тем не менее и такая игра в мяч доставляла ему живейшую радость. Так же плохо ловил мяч и Иони.

В возрасте 4—5 лет мальчик очень охотно играл уже в баскетбол, в волейбол и еще охотнее играл бы в настоящий футбол, если бы ему не запрещали этого делать.

Но созерцание футбольной игры было одним из его излюбленных зрелищ, в особенности когда появлялась еще надежда быть «кипером», помогать игрокам в ловле и приносе далеко откатившегося мяча.

В возрасте 3 лет Руди чрезвычайно любил скатывать с наклонного желобка или со щита яички (Табл. B.83, рис. 5) и всякие другие способные к скольжению вещи (колесики, авто) и целыми часами мог развлекаться созерцанием того, как эти предметы низвергаются с высоты и как далеко откатываются они вдоль комнаты.

Четырехлетний Руди уже был способен играть в крокет и довольно удачно направлял шарик «в ворота». Катание по земле деревянных колесиков, обручей (Табл. B.83, рис. 4, 3), и металлических колесиков на проволоке так захватывает трехлетнее дитя, что оно не может выйти на улицу с пустыми руками, а неизменно берет с собой колесо для катания.

Подобно тому как щенка, котенка манит за собой всякая движущаяся вещь, и дитя человека не может противостоять этому властному зову инстинкта, побуждающего его бежать и преследовать ускользающее от него, и ребенок сам измышляет себе эти увлекающие его за собой передвижения предметов. Кто из нас ни видел, как дитя стремится схватить ручками вертящийся волчок (Табл. B.83, рис. 6), или как зимой, идя по тротуару, дети-школьники гоняют впереди себя, подталкивая ногой, ледяные комочки, сопровождая их неотлучно и с воодушевлением осуществляя таким образом даже самые продолжительные и без этого скучные переходы.

Летящий шарик, как например воздушный шар (Табл. B.88, рис. 1—3), мыльный пузырь, живо захватывают, восхищают взгляд, интригуют мысль, радуют чувство ребенка.

Как радуется 3-летнее дитя, получив в свое распоряжение цветной баллончик (Табл. B.88, рис. 3), как восторженно бегает дитя с ним, держа за ниточку и любуясь его блеском и пуская по комнате и опять ловя. Эфемерный мыльный пузырик увлекает еще больше. Вот дитя с трудом надуло его через соломинку (Табл. B.88, рис. 1), восхищено достижением, страстно хочет поделиться своей радостью со взрослыми, но боится отнять соломинку ото рта и торопливо говорит сквозь зубы: «Смотри, смотри, какой я пузырь надул!» А пузырь от дуновения воздуха вдруг лопнул. Ах, как хочется еще больше показать такой же пузырь! И вот ребенок опять принимается за выдувание пузырика... Вот заиграл переливчатыми цветными огоньками новый пузырик, вот он оторвался, повис в воздухе и плавно спускается. Дитя жадно следит за ним глазками (Табл. B.88, рис. 2), не может налюбоваться, а пузырь опять лопнул. И кажется, что он дразнит собой ребенка, и у дитяти разгорается желание иметь еще и еще такой же пузырик, чтобы налюбоваться вдоволь его видом, чтобы, поддувая снизу, заставить его подняться выше в воздух, чтобы бегать за ним по комнате и ловить ручками.

Надувающиеся резиновые «чортики» (Табл. B.84, рис. 2), пронзительно пищащие при спадении («уди-уди-уди-и-и-и!»), совмещающие в себе все излюбленные в игрушках признаки, как подвижность (при раздувании и спадании чортика), шарообразность и звучание также радостно используются ребенком.

И другие типы движущихся игрушек, обладающие свойством скакания (прыгунчики, самостоятельно соскакивающие с лесенок, прыгающие лягушки), ползания (самодвижущиеся мышки, жуки, бабочки, божьи коровки), качания (качающиеся между перил паяцы, обезьяны, качающиеся в штанге попугаи), вздергивания (вскидывающие руками и ногами собаки, клоуны, приводимые в движение ниткой, трясущиеся на резинках обезьянки, шарики, кружащиеся в воздухе, китайские — так называемые «животрепещущие» —птички), — все это игровой материал, дающий неисчерпываемый запас для развлечения ребенка. Вертящиеся предметы настолько соблазняют ребенка, что в случае их нахождения он немедленно приводит их в действие.

Как настойчиво добивается например 2—3-летнее дитя повертеть колесико швейной машинки (Табл. B.83, рис. 2), как огорчается оно, когда ему не дают делать это беспрепятственно и бесконечно долго, как оно радуется (в возрасте 2 г. 11 м. 15 д.), когда получает в полное обладание игрушечную швейную машинку, ветряную мельницу, которые оно может вертеть так долго, как хочет (Табл. B.104, рис. 3).

Когда 2-летний Руди увидел вращающийся стул-вертушку, он целыми часами только и занимался тем, что развертывал и завертывал ее (Табл. B.83, рис. 1). Сначала он так увлекался этой забавой, что, созерцая это вращение, даже широко раскрывал рот. Нередко он еще сажал на вертушку какую-либо из своих игрушек, которые тряслись, срывались и падали на пол при более энергичном верчении, и это доставляло ему особенное удовольствие.

Когда дитя по каким бы то ни было причинам еще не может само принять активного участия в движении, оно развлекается тем, что созерцает движение.

Еще 4-месячное дитя, не спуская глаз, смотрит, когда в его присутствии причесываются, раздеваются и производят те или другие движения; наоборот, стоит успокоиться и замереть в неподвижности, — и оно уже начинает хныкать, скучая.

Мой 5-месячный Руди подобно Иони длительно и охотно наблюдал в окно уличное движение: ходьбу людей, езду лошадей, авто, порой издавая неясный мычащий звук (подобно тому как то наблюдалось при аналогичных обстоятельствах и у Иони); нередко он провожал глазами и менял положение головки при наблюдении за особенно интересующим его передвижением. 8—10-месячное дитя с напряженным вниманием следит за вертящимся на полу волчком и стремится его схватить; не спуская глаз, оно следит за сдуваемыми бумажками, за плавающими в воде игрушечками, за бегающими на дворе собаками, созерцая их с улыбкой, с радостными возгласами.

Движущиеся предметы (маятник часов, качающиеся при ветре листья деревьев) фиксируют первое активное внимание ребенка (у Руди в возрасте 2 м. 18 д.).

Позднее (в возрасте от 1 г. 5 м. до 3 лет) дитя не пропускает ни одного случая, чтобы не посмотреть поближе играющих детей, проходящих красноармейцев, причем может длительно созерцать их маршировку и разные военные манипуляции при обучении; для ребенка целый праздник, когда вдруг появится на улице группа конькобежцев и лыжников, которых он кажется готов поглотить глазами, — так жадно смотрит на них. В этом возрасте (1 г. 8 м.) Руди всякий раз, как я вывозила его на улицу, так пристрастился к созерцанию автомобилей, что когда автомобиль долго не появлялся, мальчик хныкал и настойчиво требовал: «ду-ду, ду-ду»^[183] , желая лишний (может быть сотый) раз просмотреть движение авто. Сколько раз я заставала Руди (2 г. 10 м.), буквально впивающегося глазами в медленно проезжавшие танки, при остановке которых дитя восклицало: «Интересно, что они будут делать?» и при отъезде которых грустно говорило: «Ох, скучно без них!»

Еще в возрасте 1 г. 4 м. дитя жадно следит за парящим в воздухе аэропланом, заслышав звук пропеллера, а позднее каждое появление аэроплана, тем более цеппелина, — для него большое радостное событие.

Естественно, что движущиеся и подвижные объекты (какими в частности являются живые существа) у дитяти вызывают неослабевающий созерцательный интерес. Кто видел, прочувствовал и сопереживал буйный восторг детей, смотрящих на живых животных в Зоопарке, в цирке, в зоомагазинах, не будет искать дополнительных иллюстраций сказанного.

В отношении животных, допускающих более тесный и непосредственный контакт, Руди (подобно Иони) уже не ограничивается только созерцательной ролью, а вступает с ними в более активное взаимоотношение (как то было подробно отмечено в главе «Подвижные игры»).