В отношении использования имеющихся у шимпанзе съестных продуктов он обнаруживает ярко выраженный собственнический инстинкт.

Если, дав шимпанзе какое-либо лакомство (например апельсин), во время процедуры его еды я прошу его жестом и словом поделиться со мной, он либо начинает торопиться скорее съесть все до конца, либо поворачивается ко мне спиной на все время еды, либо ест, закрываясь рукой, а когда я пытаюсь заглядывать на то, что и как он ест, он прячет от меня за свой бок съестное, пытаясь его скрыть.

Тем более конечно недоволен и злобится Иони, если сам оказывается в положении обойденного куском: например вместо того, чтобы оделить лакомством самого обезьянчика, я нарочно даю это лакомство кому-либо другому, постороннему; после момента молчаливого недоумения, видя, что кусок «проплыл мимо него», Иони немедленно намахивается на счастливого соперника и, злобясь, пытается отнимать лакомство.

Шимпанзе не любит, чтобы во время его питания даже свои люди протягивали руку не только к его еде, но и к посуде, с которой он ест, так как повидимому он усматривает в этом покушение на его собственность.

Каждого смельчака, протянувшего к нему не во-время руку, Иони резко схватывает за руку, а если это чужой, то он пытается даже укусить его.

И этот собственнический инстинкт появляется у шимпанзе не только по отношению к еде, но и ко всем предметам, которые находятся всего чаще в окружающем его обиходе, к которым он привык и которые имеет основание считать «своими».

При этом Иони обнаруживает большую агрессивность к претендентам, покушающимся на эту его собственность, и эта агрессивность выявляется тем больше, чем менее близко и знакомо ему лицо, являющееся «правонарушителем».

Так, в первый же день привоза к нам Иони, едва я хотела унести из комнаты ящик, в котором его привезли, он тотчас же укусил меня. Посягновение даже близких к нему лиц на его постилки, требующиеся для ежедневного освежения и выветривания, долгое время вызывало злобные протесты и неистовое ответное оспаривание, со стороны шимпанзе. Он оказывался совершенно глух, туп и бесчувственен ко всем просьбам, уговорам, крикам и даже к телесному наказанию его и ни за что не хотел отдавать свои тряпки. Он схватывал их, стараясь держать как можно крепче и подбирая их к себе, он не выпускал их из рук даже тогда, когда их тянули вместе с ним, зацеплялся не только руками, но и зубами, наваливался всем телом, если они выскальзывали. В это время шимпанзе имел совершенно необычный, как бы невменяемый вид: его глаза тускнели и становились бессмысленными, рот все время был открыт, зубы обнажены, все тело, руки и ноги находились в беспрерывном движении, то судорожно отталкивали нападающего на его имущество, то, извиваясь, цепко ухватывались за вещь и притягивали, удерживали оспариваемое. Непрерывное хриплое придыхание сопровождало всю эту возню. Сцена заканчивалась обычно двумя различными финалами: либо человек был вынужден отказаться от своих притязаний и предоставлял вещь в полное обладание шимпанзе, который окончательно забирал ее с собой в дальнее место клетки и там усаживался на нее; либо, наоборот, удачным маневром человек вырывал вещь, всегда рискуя при этом вместе с ней заполучить в свои объятия разъяренного зверька, который в эту минуту готов был искусать даже самого близкого своего покровителя. Эта ежедневная борьба за имущество шимпанзе была несколько сглажена лишь тогда, когда был введен прием обмена старых постилок на новые, приняв которые с радостным уханьем, шимпанзе беспрепятственно отдавал старые. Однажды Иони затащил к себе в клетку чужой халат, и когда обладатель этого халата задумал отнять присвоенную обезьянником вещь, шимпанзе так злобно набросился на прежнего владельца, так разъяренно раскрыл рот и гаркнул на него с таким резким, отрывистым уханьем, что пришлось отступиться от своих прав.

Более того, шимпанзе ревностно охраняет от присвоения чужих лиц даже свои вещи менее утилитарные, как например учебные принадлежности.

В связи с этим мне живо вспоминается один случай, происшедший на демонстрационном сеансе в присутствии нескольких экспертов-профессоров при моих занятиях с Иони по методу «выбора на образец».

Случайно, при торопливом подавании экспериментатору избираемого объекта, Иони уронил предмет на пол, — один из почтенных по возрасту и по научному рангу профессоров из любезности к экспериментатору поспешил нагнуться, чтобы поднять этот предмет, но едва он взял в руки упавшую вещь, как получил неожиданную благодарность со стороны ученика в форме такой увесистой затрещины по голове, что сразу понял, как превратно был интерпретирован его джентльменский поступок со стороны испытуемого и как надо поспешить возвратить вещь по назначению, чтобы немедленно снять с себя подозрение в присвоении чужой собственности. И ученый коллега отделался еще сравнительно легко, так как в другое время имели место случаи, когда одно прикосновение чужого человека к какой-либо вещи, бывшей в обиходе обезьянника, вызывало со стороны последнего такое яростное нападение, которое оставляло длительные и осязательные следы.

Тем более конечно неистовствует шимпанзе при определенном отнимании у него какого-либо предмета, даже мало ему интересного, — уже один факт лишения «своего имущества» приводит его в ярость. Иони начинает оспаривать эту вещь у противника с напряжением всех своих сил, не щадя ни себя, ни своего конкурента (как бы он ни был ему близок) и добиваясь обладания ее так страстно, как если бы дело шло о предмете, связанном с его самыми очередными органическими потребностями или с самыми излюбленными его развлечениями.

Стоит дать шимпанзе на одно мгновение самый обычный предмет, который им дотоле совершенно игнорировался, а потом сделать вид, что берешь от него назад этот предмет, обезьянник приходит прямо в озверение. Пуская в дело и руки, и ноги и зубы, заходясь хриплым звуком, схватываясь за оспариваемый предмет руками, Иони отнимает его, отталкивая противника и грудью и ногами, вцепляясь в него зубами и при малейшем намеке на ускользание объекта извиваясь всем телом, желая его отстоять. Не преуспевая в этом, шимпанзе впадает прямо в озверение и яростно набрасывается на соперника как на самого злейшего врага и кусает его. Тем интереснее последующий момент: стоит отдать обезьяннику вожделенный, столь страстно оспариваемый им объект, и он тотчас же успокаивается, но, заполучив вещь, он обнаруживает к ней так же мало интереса, как дотоле, — он откладывает ее в сторону, совершенно не замечает и длительно забывает об ее существовании, до тех пор пока опять не встанет опасность ее утраты, когда он снова и снова горит желанием отстоять эту вещь во что бы то ни стало и всеми имеющимися в своем распоряжении средствами.

Это страстное оспаривание своей собственности распространяется у шимпанзе не только на неодушевленные предметы, но даже и на людей, причем в отношении последних оно принимает как бы форму ревности (подробнее см. ниже в отделе «Социальные чувства шимпанзе», стр. 145).

Шимпанзе не только ревностно оберегает свою собственность, но он предпринимает и самостоятельные попытки ее приобретения. Если он гуляет на воле, на свободе то он собирает на земле такие предметы, как железки, камни, кладет их в рот и приносит домой, чрезвычайно напоминая этой манерой детей, которые обнаруживают исключительное пристрастие к собиранию во дворе всякого бросового материала.

Шимпанзе готов присвоить каждую показанную вещь, хотя по получении не всегда ее использовывает; он плачет и нередко кусается если, показав ему что-либо новое, отказываются предоставить эту вещь в его полное обладание. Однажды я дала посмотреть шимпанзе простую коробку, в которой был насыпан порошок, глухо гремящий при встряхивании (Табл. B.32, рис. 1—2). Иони обнаружил необычайный интерес к этому предмету: он пригнулся всем телом к коробочке, вытянул вперед губы, вперил в нее глаза и смотрел длительно, не отрываясь. Когда я из боязни, что он откроет коробку и наестся порошка, стала брать назад коробку, он потянулся к ней рукой и разразился сильнейшим плачем (Табл. B.32, рис. 4), а когда, оказывая ему противодействие, я начала вырывать от него коробку, он стал даже злобно кусать мои руки (Табл. B.32, рис. 3).

Нередко я давала Иони в качестве развлечения разбирать мешки с собранными в них вперемежку пестрыми лоскутами, цветными тряпками, ленточками, шнурками. Эти разбирания были одним из самых любимых развлечений шимпанзе, и он длительно, часами мог сидеть, сосредоточенно вытягивая из общей груды те или другие лоскутки, разглядывая их, навешивая себе на шею особенно понравившиеся ему — яркие, блестящие, длинные. Эти последние он ни за что не хотел отдавать назад и не позволял прятать в общую груду после разборки, а уносил к себе в угол на постилки и клал там, горячо отстаивая их от всяческих посягновений. И каждое такое разбирание заканчивалось присвоением обезьянником хотя бы нескольких вещей.

Шимпанзе неохотно отдавал мне даже особенно нравящиеся ему объекты из его учебы, например цветные костяные пластинки, по преимуществу голубого и синего цвета. Всякий раз, как Иони получал пластинки в свое полное свободное пользование, он отбирал наичаще излюбленные синие кружочки, прятал их в наиболее надежное место (в свой рот) и длительно играл и бегал с ними, ничем не выдавая этой утайки, которая обнаруживалась мной только при уборке пластинок, после их пересчитывания.

Несмотря на мои просьбы шимпанзе длительно не хотел их отдавать, пытался кусаться, если я залезала ему в рот, чтобы их извлечь, а если иногда, вняв моим настойчивым длительным уговорам, наконец, он высвобождал их изо рта, отдавал мне, — то, увы, не все, а частично, оставляя для себя хотя бы одну-другую пластинку. Я опять и опять, пересчитывала пластинки и, не досчитываясь их, опять обследовала его рот, открывая и заглядывая внутрь, но зачастую ничего не находила. Увы... Иони нередко умел меня перехитрить и запрятывал похищенное так искусно под язык и в глубине между деснами и щеками, что я могла обнаружить припрятанное только после самого тщательного осмотра всей полости рта, на что впрочем он далеко не всегда соглашался.

Нередко, взяв недозволенные объекты из его учебных принадлежностей, Иони уносил их подальше с моих глаз, забирался в темные-углы комнаты, чтобы тихонько безбоязненно заняться ими там на просторе и не быть скоро захваченным с поличным.

Я замечала, что шимпанзенку доставляет особенное удовольствие: тайное утаскивание запрещенных вещей.

Как уже было упомянуто, он с особенным воодушевлением съедает украденные им продукты. Нередко впрочем я наблюдала, как шимпанзе привлекает не столько самая вещь, сколько процесс ее похищения: однажды я застала Иони в тот момент, когда он, воспользовавшись моим выходом из комнаты, выкрал из ящика стола яблоко, хотя, взяв, не ел его; он с необычайным азартом вытаскивал из ящика стола: запрещенные для него вещи (шашки) и, взяв, убегал с ними подальше, чтобы не попасться.

Правда, что эти покражи всегда сходили ему с рук и оставались, безнаказанными, тем не менее факт нарочитого, тайного похищения запрещенных вещей приходится справедливо инкриминировать всему «шимпанзиному роду».

У Иони есть даже предпочитаемые по форме объемные предметы, именно шарики, и он также пользуется всяким случаем, чтобы присвоить их в свой обиход, и нередко можно видеть, как он самовольно, исподтишка, убегая из своей комнаты в другие, захватывает с собой именно эту излюбленную фигурку, которой может забавляться самым разнообразным способом.