Из группы подражательных действий Иони, определенно перенятых им от человека, актов, связанных с ежедневными гигиеническими процедурами, следует упомянуть о плевании, вытирании носа, умывании, обмахивании. Так например после периода моей горловой болезни, когда в присутствии Иони мне часто приходилось полоскать горло, откашливаться и плевать, Иони целыми днями ходил и все плевал на пол, испещряя плевками слюны всю комнату и заставляя меня удивляться тому, откуда он мог набирать такое большое количество слюны.

Иони идет в своем стремлении к имитации так далеко, что когда например ему подставляют чашку с едой, он плюет даже в нее, повидимому воспроизводя мое плевание в тазик при полоскании горла и откашливании.

В первое время пребывания у нас Иони обычно он вытирал вытекающую из носа наружу слизь тыльной стороной руки; как известно, аналогичный способ вытирания носа чрезвычайно распространен у детей и взрослых малокультурного населения всех стран и нередко наблюдался мной и у низших обезьян, содержавшихся в условиях неволи. Но я склонна рассматривать этот жест у шимпанзе не как подражательный, а как природный и безыскусственный жест, ибо я могла видеть его у очень маленьких детей в высококультурных семьях, где не могло быть и речи о подражании кому-либо из взрослых.

Но в более поздний период пребывания у нас Иони он усвоил иной, заведомо подражательный способ обсушивания носа, именно вытирание его при посредстве какой-либо подобранной тряпочки путем прикладывания ее к носу.

В данном случае он точнейшим образом имитировал пользование носовым платком окружающих его лиц и мои обычные приемы применения платка при очищении носа и тела самого Иони при его запачкивании и вымокании. Вымазавшись или облившись, Иони ищет и берет в руку какую-либо бумажку или тряпочку и старательно досуха обтирает себя ею.

Иони легко усвоил прием намыливания рук мылом и всякий раз употреблял этот прием при умывании.

Из других действий шимпанзе, направленных по отношению к самому обезьянчику и подозреваемых в их принадлежности к подражательным, относится еще обмахивание. Я не раз замечала, как, получив в обладание большое перо, Иони берет его в руку наманер веера и начинает производить им махающие движения по направлению к себе и от себя.

Правда, в обиходе нашего дома веер никем и никогда не употреблялся, но можно предположить, что Иони мог видеть пользование веером у своей прежней владелицы или еще где-либо ранее, почему и это действие я склонна отнести скорее к подражательным, чем к самостоятельным действиям самого Иони, употребляемым им по собственному почину.

Заведомо подражательные действия воспроизводит Иони, имитируя разного рода манипуляции, осуществляемые обычно при уборке его комнаты.

Предоставленный себе нередко Иони берет половую щетку, метелку, веник и пытается ими подметать пол комнаты, стараясь подгребать в одно место сор, но он делает это чрезвычайно неуклюже, непродуктивно ввиду малой целенаправленности этих действий и скорее развозит сор по комнате, нежели собирает его, и никогда не добивается конечного эффекта действительного очищения пола; при этом Иони даже двигает из стороны в сторону мебель, как это делается при уборке, хотя зачастую, отодвинув, не выметает сор на освобожденном месте.

Нередко Иони берет крыло и пытается сметать опилки со щита своей клетки, но и в этом действии выявляются малая точность, тщательность работы и полное отсутствие целеустремленности, отчего конечные результаты метения весьма проблематичны.

Та же цель — очищение пола клетки — осуществляется лучше, когда Иони пытается сгребать руками им же самим разбросанные опилки; в это время он обычно плотно сжимает губы, несколько вытягивает их мысиком вперед и с сосредоточенным видом начинает собирать опилки изо всех уголков клетки, координируя свои движения более тщательным и целенаправленным образом. Иногда при этом сгребании Иони раскрывает рот и смешно вращает языком, переводя его из стороны в сторону в соответствии с направлением движений рук.

Нередко, увидев на столе разбросанные крошки, Иони сметает их рукой, как это делаю и я.

Однажды, увидев волосяную фотографическую кисточку, Иони употребил ее как веник и сметал ею разбросанные по столу пуговицы.

Очень часто и с большой результативностью шимпанзе имитирует также и действия вытирания.

Всякий раз, как Иони видит на полу лужи разлитой воды, он берет тряпку и старается их вытереть. Нередко случается, что Иони обмочится или сделает свои испражнения на пол, — он берет бумагу или тряпку и пытается обсушить, очистить запачканное место, но, как и в большинстве его подражаний, работа отличается большой небрежностью и не доводится до конца, так что приходится за ним доделывать. Процесс вытирания мокроты явно нравится Иони, и нередко он сам, набрав в рот воды, выливает ее на пол, а потом начинает растирать ее тряпкой по полу; нередко он даже обмакивает тряпку в воду и, намочив ее, трет ей по полу или по стене клетки, имитируя мытье пола и стен, зачастую производимое в его присутствии. Порой, когда поблизости нет воды, Иони даже многократно плюет на пол и потом растирает бумагой или тряпкой свои слюни.

Из других технических действий, осуществляемых шимпанзе в подражание человеку, следует упомянуть еще о зажигании электричества путем повертывания стенного штепселя. В данном случае обезьянчик настороженно следит за появлением конечного эффекта и, поворачивая рукой штепсель, контролирующе смотрит вверх на висящую лампочку, вращая пальцами до тех пор, пока не появится свет.

Повидимому привлекающий Иони эффектный результат зажигания побуждает его добиваться завершения своих действий и доводить начатое дело до конца.

Еще случай подражания: я открываю пианино, ударяю по клавишам, — Иони немедленно подходит к пианино и также ударяет по клавишам сначала боязливо одной рукой, потом, слыша звук, пускает в ход обе руки и барабанит все сильнее и сильнее, улыбаясь широкой улыбкой.

С успехом — и также в подражание человеку — шимпанзе производит надевание на крючки и снимание с крючков железных колец, поддерживающих трапеции.

С меньшей удачей осуществляется действие забивания молотком. Взяв в одну руку молоток, а в другую руку или ногу гвоздь, Иони нередко пытается вбивать гвозди в плоскость, на которой сидит, но обычно дело плохо спорится по следующим причинам: то шимпанзе не прилагает достаточной силы при ударении молотком, то не удерживает в строго вертикальном устойчивом положении гвоздя, и он вихляется у Иони по сторонам и не может укрепиться, то Иони не может точно координировать движения обеих рук и укрепив левой рукой гвоздь, правой рукой опуская молоток, попадает мимо; в других случаях он точно приурочивает удар к нужному месту, но не сохраняет в должном положении гвоздь (Табл. B.111, рис. 2). Таким образом в результате своей большой практики Иони все же никогда не забил ни одного гвоздя. Тем не менее стремление к заколачиванию у Иони так велико, что он не может видеть равнодушно ни одного гвоздя, ни одного выступающего острия, ни одного винта, чтобы не попытаться его забить.

Если у Иони нет под рукой молотка, он берет в руку какую-либо тяжелую вещь и забивает ею; если не находится и этой последней, Иони сжимает свой кулачок и ударяет им по гвоздю, но он совершает эту манипуляцию кратковременно и легковесно, повидимому из боязни повреждения руки о шляпку гвоздя.

Точное и продуктивное подражательное действие представляет собой у Иони вынимание клещами вбитых, но несколько выступающих над поверхностью гвоздей. Взяв в обе руки клещи совершенно человеческим способом, Иони сжимает в тисках гвозди и выдирает их, притягивая клещи к себе; если в его обиходе нет клещей, с неменьшей успешностью Иони вынимает не слишком туго забитые гвозди, захватив своими зубами их шляпки и защемив их во рту и с силой оттаскивая шляпки от твердого субстрата, в который гвозди вбиты. Видя наши манипуляции с дверным крюком, обычно замыкающим комнату Иони, шимпанзе тоже начинает оперировать с крюком и добивается его отмыкания и открывания двери; получив таким образом доступ в смежные комнаты, позднее обезьянчик не раз употреблял этот прием для самостоятельного высвобождения.

Чем более интересен для Иони конечный эффект подражательных действий, тем легче усваиваются и точнее воспроизводятся сами эти действия.

Напомню хотя бы о том, что Иони научается сам отмыкать щеколду, замыкающую дверь его клетки, причем даже если он находится внутри клетки, а щеколда замкнута снаружи, он ухитряется, просунув через сетку указательный палец, одним нажимом сверху на выступающий тупой конец щеколды отомкнуть эту щеколду и выйти из клетки.

Характерно, что первоначально подражательные манипуляции с щеколдой носят совершенно хаотический характер, и первое отпирание щеколды для самого Иони является совершенно неожиданным и неучитываемым по своему значению актом; отомкнув щеколду, Иони не догадывается открыть дверь, а когда при случайном нажиме на дверь последняя открывается, Иони явно удивлен и видимо совершенно не устанавливает связи между своими действиями близ щеколды и открыванием двери.

Только позднее, после многократных опытов отмыкания, у Иони вырабатывается более целенаправленный и точный прием оперирования со щеколдой при процессе ее отпирания, более непосредственная и прочная связь между отмыканием механизма, открыванием двери и высвобождением из клетки. Выключив все привходящие излишние движения близ механизма, определенным кратчайшим способом отомкнув щеколду, Иони без всякого промедления и отвлечения открывает дверь клетки и выбегает оттуда.

Когда во избежание самовольного выхода шимпанзе ему сделали новое осложнение — стали завязывать в узлы ремешком или веревочкой петли щеколды, Иони и на этот раз вслед за человеком начинает воспроизводить подражательное оперирование с ремнем и веревкой.

Но при более детальном наблюдении его действий опять-таки выявляется, что в данном случае есть целенаправленное устремление Иони к отмыканию уже знакомой из опыта щеколды и беспорядочные, неточные, подражательные действия с ремнем и веревкой — действия, вскрывающие, что вначале у Иони нет и смутного представления о пути и способе отмыкания. Взяв в руки ремешок (или веревочку), Иони делает никчемное движение продевания его свободного конца в петли щеколды то с одной, то с другой стороны; ни на шаг не продвигаясь в отмыкании, Иони изменяет прием: со значительным, сосредоточенным видом и с большими усилиями и кряхтением он старается притягивать к себе и отводить в сторону ремень, то все более запутывая, то распутывая затяжку; таким случайным подергиванием то здесь, то там Иони наконец ослабляет узел, оттягивает петлю, высвобождает завязанные концы и нередко распутывает завязку, но и после полного ее развязывания тем не менее он продолжает перетягивание близ петель щеколды свободных концов ремня (или веревки), не учитывая завершенности своей работы производя совершенно бесцельные движения.

Бывает и так, что Иони, сидя вне клетки, осуществляет подражательное действие в чистом виде и безотносительно к утилитарной цели: взявшись за свободные концы ремешка, он пропускает эти концы в петли щеколды и неуклюже завязывает самые настоящие узлы, но он делает это очень редко и без всякого энтузиазма.

Иони в подражание нам и стимулируемый любопытством длительно воспроизводит отмыкание оконных задвижек и, схватив за выступающий пуговицеобразный центр приложения силы механизма, с усилием водит скользящий замыкающий стержень задвижки до тех пор, пока не услышит завершающего звука щелканья, свидетельствующего об отмыкании запора.

Когда я делаю новое осложнение — закладываю петли щеколды горизонтальной палочкой и для повышения энергии его действий кладу в клетку отнятый у Иони предмет (молоток), — Иони мгновенно высвобождает палочку, приподнимает щеколду, с быстротой молнии схватывает молоток и уносится с ним на верх клетки.

Когда, овладев опять молотком, я снова вмещаю его в клетку и закладываю петли щеколды не палочкой, а незапертым висячим замком, Иони с прежней горячностью бросается к отмыканию механизма, пытается отстегнуть щеколду, но не может этого сделать; тогда он берет свободно привешенный к замку ключ и проделывает с ним никчемные действия близ замка; одним из движений Иони случайно подталкивает замок, и тот выскальзывает из петель. Иони мгновенно учитывает освобождение щеколды от добавочного осложнения, моментально отмыкает щеколду, открывает дверь, врывается в клетку и берет оспариваемый предмет.

Теперь в присутствии Иони я запираю щеколду висячим, замкнутым ключом, замком, но оставляю ключ в скважине замка.

Первоначально Иони не обращает внимания на ключ; взяв в руки замок, он повертывает его вправо и влево, закидывает замок вверх и вниз, но ничего этим не достигает; тогда Иони берется за ключ, пытается вращать его то в одну, то в другую сторону; случайно правильным поворотом направо Иони отмыкает замок, дужка выскакивает и отодвигается, но Иони не учитывает произведенного отмыкания, а все еще продолжает вращать ключ; проделав еще ряд бесполезных вращательных движений, Иони опять принимается за манипуляции с замком и опять-таки при посредстве ряда беспорядочных манипуляций, наугад нащупывающих путь высвобождения замка, вынимает замочную дужку из петель щеколды, быстро отмыкает самую щеколду, отворяет дверь и овладевает желанным предметом.

И в четвертом случае замыкания замка ключом Иони опять-таки начинает пробы отмыкания не с ключа, но с замка, производя движения дергания, сотрясения его кузова; только позднее Иони обращается к ключу и отмыкает замок в срок, в два раза более короткий, чем в предыдущем случае.

Даже при шестом опыте замыкания висячего замка Иони не обращается в первую очередь к ключу, не квалифицирует ключ как главный центр приложения силы, обусловливающий отмыкание механизма, а начинает обрывать веревку, на которой висел ключ, оборвав, дергает за ручку дверь клетки, желая ее открыть, а не преуспевая в этом, — рвет к себе замок, качает его из стороны в сторону и опять производит ряд хаотичных движений, нисколько не продвигающих его в деле отмыкания.

Позднее, по мере упражнения, Иони начинает процесс отмыкания непосредственно с оперирования с ключом, минуя беспорядочные и бесцельные движения с замком, но при условии, что ключ остается всунутым в замочную скважину.

Плодотворность работы и ее продолжительность зависят от того, берет ли Иони ключ правой или левой рукой; в первом случае он отмыкает скоро, во втором зачастую он не справляется с задачей и не доводит дело до конца; это происходит потому, что обычно Иони, взяв ключ в правую руку, вращает вправо и тогда отмыкает запор; взяв ключ в левую руку, он и вращает влево и таким образом наталкивается на полное сопротивление механизма; только после более или менее продолжительного и безуспешного оперирования Иони переменяет руку и уже сразу отмыкает механизм.

Вначале, слыша щелканье отомкнутого механизма, Иони не учитывает еще завершенности акта отмыкания и продолжает возиться с вращением ключа до тех пор, пока не отпадает дужка замка; позднее звук щелканья ассоциируется так прочно с актом отмыкания, что едва Иони слышит этот звук, как немедленно оставляет ключ, дергает замок, ускоряя выскакивание его дужки, и вынимает из петли щеколды свободный конец дужки.

Высвобождение замка из петли всегда происходит одним и тем же приемом, самостоятельно примененным самим Иони, именно: свисающий вниз от петель щеколды замок Иони обычно приподнимает кверху и проталкивает указательным пальцем левой руки свободный конец дужки в кольца щеколды, в то же самое время правой рукой Иони отталкивает замок в сторону, вывертывая его из петель. Как скоро Иони вынет замок, отмыкание самой щеколды осуществляется незамедлительно, в срок не более секунды.

Для большей успешности и краткости процесса отмыкания замка я конкретно показала Иони (вкладывая в его руку замок и ключ) что надо брать замок левой рукой, а ключ — правой; после двух раз такого показывания Иони усвоил этот прием и стал пользоваться им преимущественно, сокращая время отмыкания в 5 раз по сравнению с тем, что имело место ранее (до употребления этого приема Иони тратил на отмыкание примерно 5 минут, теперь же он стал тратить всего 1 минуту).

Но я иду в осложнении его работы еще далее: замкнув замок, я вынимаю совсем ключ из скважины и оставляю его свободно прикрепленным близ замка. Стремясь отомкнуть замок, Иони берется за ключ, но явно не умеет вставить его в скважину, направляя бородку ключа не книзу, а кверху; после нескольких неудачных попыток вставления Иони бросает ключ и переходит ко второму моменту отмыкания — вытаскиванию замка из петель щеколды; с напряжением всех сил Иони пытается вывернуть замкнутый замок, но ничего не выходит, тогда он нетерпеливо бьет кузовом замка по стенке клетки.

Желая помочь ему в отмыкании, я даю Иони ключ в руку так как следует, и, держа его руку в своей, направляю его пальцы при вставлении ключа.

После вставления ключа Иони быстро производит движение вращения и отмыкает замок.

При повторном аналогичном изъятии ключа из скважины Иони опять-таки прежде всего берется за ключ, почему-то предварительно всовывает его в рот, слюнявит, а потом быстрыми нервными движениями производит нащупывание скважины замка, царапает ключом замок.

Успех вставления ключа обычно зависит от того, держит ли Иони ключ бородкой вверх или вниз, а так как несмотря на мое показывание правильного способа держания ключа Иони тем не менее зачастую берет ключ не в соответствующем положении (именно бородкой вверх или вбок), то он и не может его вставить в замочную скважину. Тогда Иони оглядывается на меня и демонстративно протягивает мне ключ, как бы прося помочь.

Если я не предполагаю ему помогать и не беру ключ, Иони снова принимается за вставление ключа, но опять-таки ввиду того, что вопреки моим указаниям не обращает внимания на то, в какую сторону направлена бородка, он вынужден путем осязательных нащупывающих проб прилаживать вставление ключа в скважину; если это все же не удается, Иони перекладывает ключ из руки в руку, пытаясь отмыкать то правой, то левой рукой, берет ключ в рот, слюнявит его, пытается вставить, приподнимаясь в вертикальное положение, отчего может лучше регулировать движения руки. Старательно, сосредоточенно нащупывая отверстие замка, Иони делает ртом ритмичные движения открывания и закрывания, кривит с одной стороны губу. Чем напряженнее действуют его руки, тем шире оттягивание его рта; чем менее успешны его пробы отмыкания, тем чаще и рельефнее злобное волнообразное подергивание его губы. Мимика его лица как бы отражает все перипетии в процессе выполнения его работы; отмыкая, замок, Иони эмоционально переживает осуществляемый им акт, и это в особенности сказывается в конечном этапе отмыкания, когда после удачного вставления ключа Иони вращает этот ключ, имея на лице выражение радости, выявляющейся в широкой улыбке. Теперь Иони как бы уверен, что успешность завершения работы уже обеспечена, так как выем замка и откладывание щеколды обычно не представляют для него затруднения; эти последние действия он обычно совершает с большой торопливостью: нервными движениями он проталкивает пальцем дужку в замок (теперь уж без закидывания замка кверху), с быстротой молнии он отмыкает засов, дверь распахивается, и Иони проникает в клетку.

Со временем Иони перестает перекладывать ключ из руки в руку при отмыкании замка, опускает маневр взятия ключа в рот и смачивания его слюнями, а сосредоточивается на более настойчивом движении поскребывания при нащупывании скважины ключа и не прерывает работы до тех пор, пока не попадет ключом в скважину^[110] .

Научившись отмыкать замок своей клетки, Иони расширяет сферу применения своих знаний: он пытается вставлять каждый найденный ключ в любую попавшуюся на глаза скважину, зачастую совершенно не считаясь с взаимными размерами прилаживаемых частей механизмов.

Нередко Иони берет громадный ключ от двери и пытается им отпирать миниатюрный замок его клетки, требующий в 5 раз меньшего размера ключа, или, взяв ключ от этого последнего замка, пытается приладить его к крошечной скважине чемоданчика и к совсем другим по типу замочным отверстиям шкафов, комодов и других запирающихся вместилищ. Интересна та большая настойчивость, с которой Иони стремится к достижению цели отмыкания; в случае долгого безуспешного действия, как обычно, Иони демонстративно обращается ко мне за помощью, тянет меня за платье, дотрагивается До моей руки, и если я не обращаю на него внимания, он начинает скулить, хныкать, протягивать мне ключ, выразительно переводя глаза с меня на замок.

Из других подражательных действий, легко усвоенных обезьянником от человека, следует упомянуть еще о раскрывании деревянного раскладного яйца, включающего в себе 10 уменьшающихся по размерам цветных яичек.

Стоило мне только раз показать Иони раскладывание этих яиц, как он принялся с помощью рук и зубов терпеливо открывать одно за другим, одно за другим все до последнего крохотного яичка, с любопытством приглядываясь к каждому новому по цвету яйцу. Чем больше уменьшались размеры яичек, тем затруднительнее осуществлялось раскрывание, но всякий раз зубы выручали Иони там, где руки не справлялись и отказывались действовать; хотя бы и с повреждением поверхности яиц, тем не менее Иони добивался того, что доводил дело раскрывания до конечного этапа.

Из группы особенно человекообразных подражательных действий Иони надо упомянуть еще об его писании или вернее черчении.

Иони видит целыми днями и часами неразлучные со мной карандаш и блокнот, наблюдает процесс моего записывания его поведения и сам стремится воспроизводить те же действия. Я пишу, а Иони старается выхватить карандаш у меня из рук, чтобы самому почертить на той же тетрадке. Я не даю, сопротивляюсь, — он плачет и настаивает на своем.

Отдав карандаш, я протягиваю ему какую-либо бумажку для письма, но он желает приложить свою руку именно там, где я только что писала, упрямо отстраняет мои противодействующие руки, сердится и плачет, если я продолжаю не пускать его.

Наоборот, получив карандаш в руки, он видимо испытывает явное удовольствие: иногда сжавшись в комочек, близко-близко наклонясь к бумаге, припав на одну руку и держа на весу другую, опираясь лишь, на карандаш, с сосредоточенным видом Иони начинает «рисовать» (Табл. B.109, рис. 2); иногда, рисуя, он сидит несколько откинувшись телом, опустив голову, придерживая бумагу пяткой ноги и сложенными пальцами свободной руки.

Обычно Иони берет карандаш в правую руку, держит его совершенно тем же способом, как и дитя человека, но потом он ежесекундно перекладывает карандаш из руки в руку и проводит то здесь, то там на бумаге тонкие, как паутинки, как бы пробные черты; потом он как бы входит во вкус и, не отрываясь, воспроизводит более длинные и определенные линии, проводя их обычно от края или от угла листа к центру; видя оставляемые карандашом темные полоски, Иони улыбчиво оттягивает губы, принимается чертить более страстно и торопливо, при этом нередко в такт писанию шевелит губами, вытягивает и втягивает губы, вращает языком, раскрывая широко рот, как при всяком сосредоточенном действии, и чертит-чертит, обычно проводя прямые полосы и лишь изредка делая короткие загибы (Табл. 4.9, рис. 1, оригинал письма). От времени до времени Иони водит пальцем понаписанному, а потом с прежним энтузиазмом опять начинает чертить и так расходится, что, испещрив данную ему бумагу, чертит всякую попавшуюся под руку вещь: стол, за которым сидит, белые стены своей клетки, обои комнаты.

Если во время его писания на бумаге я начинаю чертить другим карандашом, но рядом с ним, мешаю ему, он немедленно отстраняет меня своей рукой, даже слегка хлопает мою руку, а если тем не менее я все-таки пристаю к нему, он бьет меня ладонью по лбу, отталкивает меня и даже непрочь покусать мою надоедающую ему руку.

Трудно точно сказать, какой момент в процессе подобного «рисования» доставляет Иони наибольшее удовольствие: движение как таковое, воспроизводимые черты или шуршание карандашом, — только ясно, что акт писания является для шимпанзе настолько приятным, что позднее не раз с успехом употреблялся мной как поощряющий стимул при моих экспериментальных занятиях с Иони, а отказ в предоставлении ему карандаша и бумаги зачастую вызывал у него самый искренний и горький плач.

Надо было видеть наши комичные сцены оспаривания друг у друга карандаша, чтобы наглядно уяснить себе, какое большое развлечение доставляет шимпанзе акт писания и как он стремится заполучить себе карандаш; почти всякий раз, как я пишу при Иони, он старается вырвать у меня карандаш из рук и писать им; если я не даю, он злобится, нападает с большим азартом, схватывает зубами карандаш, всячески старается им овладеть, кусает и оттягивает мои руки и входит в такой же раж, как при оспаривании самых вожделенных вещей.

Получив наконец карандаш, Иони опрометью вприпрыжку убегает от меня подальше, в угол комнаты, как бы из боязни, чтобы у него не отняли это сокровище, и с энтузиазмом принимается за черчение на всем, что попадается под руку.

Иногда он занимается своим писанием, лежа вниз животом и испещряя чертами паркетный пол его комнаты, иногда стоя у стен и неистово «украшая» своими каракулями белые обои; и чем шире поле его писания, тем воодушевленнее бегает по нему взад и вперед карандаш Иони.

Иногда я сажаю Иони и пытаюсь водить его рукой с карандашом по бумаге и рисую простые рисунки, например крестики, но тогда его рисовальный энтузиазм сразу пропадает — и он сидит со скучным видом, как подневольный ученик.

И в сидячем положении он рисует охотнее, когда ему предоставляется полная свобода, когда, зажав карандаш в кулак (Табл. B.109, рис. 3), как это обычно делают дети дошкольного возраста, не спуская глаз с бумаги, он чертит до тех пор, пока не испещрит всю поверхность и не останется ни одного белого местечка.

Иони охотно пишет чернилами и копирует не только процесс писания, но и акт обмакивания пера в чернила, причем совершает это последнее действие с такой горячностью, что всякий раз слышен стук пера о дно чернильной склянки, а так как Иони не регулирует нажим пера и основательно налегает на него, то все чернила стекают разом, перо царапает, и он вынужден ежесекундно снова и снова набирать чернила, тратя больше времени на это обмакивание, нежели на писание, оставляя больше клякс, чем линий. Иногда он обмакивает перо, не имея в том надобности, очень напоминая этим детей, и в частности моего мальчика, который, научившись писать печатными буквами, считал необходимым, хотя без, всякого к тому основания, после каждой проведенной линии погружать перо в чернила.

Иллюзорное писание явно не удовлетворяет Иони, и он прибегает к более действительному способу, — он опускает свой палец в чернила и потом мажет им по бумаге, оставляя более эффективные следы.

Если поблизости нет чернил, Иони погружает палец в первую попавшуюся под руку жидкость — в молоко, в кисель, в свою мочу, в воду — и размазывает ее по столу.

Нередко он плюет на бумагу и делает пальцем разводы слюней.

Со временем замечается некоторая эволюция в его писании: он перестает так часто перекладывать карандаш из руки в руку, долго рисует без отрыва, отчего проводимые им линии становятся более длинными и определенными; иногда он сам делает взаимно перекрещивающиеся черточки, рисуя их одну за другой (Табл. 4.9, рис. 3).

В качестве орудия писания Иони использовывает также длинные палочки, отрывает узкий листок бумаги, слюнявит его во рту и потом водит им по бумаге, стремясь оставить какие-либо следы. Взяв гвоздик, Иони начинает царапать им, а за неимением и этого последнего он царапает по бумаге ногтем указательного пальца руки. Анализ «рисунков» Иони заставляет отнести их к первой стадии сложности, не выходящей за пределы простого черчения человеческого дитяти.

Подобно тому как и в других подражательных действиях шимпанзе, и в акте писания у него наблюдаются видоизменение действия и замена орудия действования.