Таблица 9.1. Общий вид лаборатории в момент работы с шимпанзе.

Рис. 1. Выполнение процесса ассоциации по сходству (оперирование с коробками и квадратами).
Рис. 2. Выполнение процесса ассоциации по сходству (оперирование с кольцами и палочками).

Обращаясь к заключительной главе нашего исследования, следует с самого же начала выдвинуть центральные пункты, основные вехи, вокруг которых сконцентрируется наше внимание и разовьется изложение.

Этих отправных пунктов соответственно требованию полноты заключительного итога и в целях отражения всех особенностей исследования намечается четыре:

Обратимся к первому пункту — перечню главных конкретных конечных выполнений шимпанзе, полученных в результате экспериментального исследования его познавательных способностей, связанных с сферой собственно-зрительных восприятий.

В бо̀льшей степени, чем эти фактические достижения, вскрывающие степень и пределы совершенства собственно зрительных восприятий шимпанзе, следует отметить те собственно психологические процессы, наличность которых удалось установить, к осуществлению которых шимпанзе оказался способен:

Ценность этих вышеупомянутых конкретных достижений, конечно, держится и падает в зависимости от признания отсутствия каких бы то ни было внешних направляющих, подсказывающих влияний, руководящих действиями животного, от документальности аргументации против наличности всякого рода механической непроизвольной сигнализации со стороны экспериментатора.

И это выдвигает на очередь к рассмотрению второй пункт: доказательство совершенной необоснованности предположения об участии в производимых животным выполнениях этих внешних подсобных стимулов.

Напомним сначала те конкретные предосторожности (упоминаемые бегло в 1-й части книги), направленные к парализации, выключению этих возможных подсказывающих стимулов при начальной установке нужных навыков, в первых сеансах.

Конечно, можно думать, что подобно тому, как то имело место в других случаях аналогичных апелляций (напр., в случае анализа фактора, руководящего выполнениями «мыслящих» лошадей и собак), помимо вышеперечисленных возможных сигналов, легко учитываемых и фактически также легко устранимых, возможно допустить еще участие менее осязательных и тем не менее достаточно конкретных для животного сигналов более тонкого порядка: как непроизвольных движений тела, рук, головы, век, силы и ритма дыхания и т. д. и т. п., движений, возникающих у экспериментатора в результате освобождения от напряжения энергии, накопляющейся в предшествующий период ожидания и разряжающейся в период удачно производимого животным избрания.

Возможно допустить, что эти предполагаемые сигналы, не учитываемые экспериментатором, могли быть со временем в результате повторения, упражнения уловлены животным (особенно принимая во внимание постоянную довольно тесную топографическую близость между экспериментатором и испытуемым во все время опытного периода) и использованы им в качестве факторов, руководящих его избранием.

Считая по существу недостижимым предвосхищение и учет всех случаев непроизвольных направляющих знаков и влияний самого различного порядка со стороны экспериментатора на животное, не считая рациональным отыскивать и измышлять возможные пути и направления мыслимых воздействий, как и попытку их отвода, центр тяжести нашей последующей аргументации против гипотезы всяческой сигнализации мы перелагаем на логический анализ самих конкретных выполнений животного.

Перечислим хотя бы главные доводы, взятые из основных фактов и выводов нашего исследования.

Все вышеприведенные тридцать особенностей выполнения обезьяной требований экспериментатора, особенностей, обоснованных на конкретных фактах, являются если не прямым, то косвенным, веским, неопровержимым доказательством отсутствия в производимых опытах какой бы то ни было внешней, автоматической сигнализации, руководящей выполнениями животного.

При одном лишь допущении-возможности подобной сигнализации со стороны экспериментатора оставались бы совершенно непонятными, невскрытыми по своему значению большая часть, главных особенностей работы шимпанзе.

Неодинаковая правильность выполнения животным разного рода задач, заставляющая принять и переложить инициативу их выполнения на само животное, особенно принимая во внимание элементарность производимых операций и их абсолютную равноценность для решения самим экспериментатором (как, наприм., при различении цветов).

Произведение животным неожиданных и непредвиденных для экспериментатора решений (как учет формы, величины, места при оперировании с признаком цвета), которые последний не имел в круге своих интересов, в центре своего внимания.

Самостоятельное, произвольное использование животным лабораторного принципа выбора в жизни, при играх обезьяны, вне лабораторной обстановки, при полном отсутствии момента контроля, направления и оценки выбора экспериментатором.

Рациональный характер ошибок, могущих быть объясненными вполне и совершенно в свете логических интерпретаций.

Отсутствие прямой зависимости между количественным осложнением задачи и правильностью ее решения, и в то же время полное соответствие между качественным осложнением задач, темпом их усложнения и верностью выполнения. — При наличности сигнализации со стороны экспериментатора, для которого все предлагаемые животному задачи равноценны по трудности выполнения — зависимость в обоих случаях должна бы быть одинаковая или, даже скорее, обратная.

Неодинаковость выполнения задач после упражнения: различие в решении «старых» и «новых» задач, непонятное при допущении реагирования животного на какой-либо внешний однотипный сигнал.

Неумение, неспособность животного к правильному выполнению некоторых задач и вопреки упражнению, вопреки длительным усилиям, настойчивым требованиям, горячему желанию экспериментатора.

Полное отсутствие соответствия между хронологической преемственностью задач и усовершенствованием работы решения, что в случае наличности стереотипной сигнализации неминуемо должно было бы иметь место, ввиду неизбежного упрочения и усовершенствования всякого внешнего контакта со временем и по мере упражнения, вследствие утончения восприятия животным сигнала и улучшения способа реагирования на него. (Ср. выполнение повторного выбора в первых сеансах на отождествление цветов (1, 2, 3) и выполнение процесса отвлечения в 1-м (47) по счету сеансе при единообразии техники реагирования в обоих случаях.)

Резкое изменение эмоционального состояния животного при выполнении различных по принципу, технически одинаковых задач. («Радостное», бойкое выполнение процесса-отождествления; нервная работа, прерывающаяся плачем, при выполнении процесса отвлечения.)

Правильность выполнения животным уже превзойденных задач при смене многочисленных экспериментаторов, вряд ли могущих сразу и непосредственно уловить и употребить возможную внешнюю сигнализацию, однотипную с таковой, какая имела бы место у постоянно и длительно работавшего в контакте с шимпанзе автора.

Одинаковая правильность выполнения превзойденных задач вне стереотипной лабораторной обстановки, при смене места и времени работы, во время кинематографического сеанса, что при наличности, напр., тонкой оптической или акустической сигнализации, конечно, не должно бы иметь места в первом случае — ввиду необходимости приспособления к новым световым условиям, во втором — вследствие треска, шума аппарата, заглушающего даже звук голоса, не говоря уже о менее слышных слуховых раздражениях, как дыхание и т. д.

Таковы те положения и доказательства, которые, по мнению автора, отводят совершенно всякую возможность принятия гипотезы внешней сигнализации.

Скептику, сомневающемуся и после всех приведенных аргументов в действительной сущности производимых обезьяной выполнений, я предлагаю дать разъяснение тридцати вышеперечисленным особенностям выполнений животного, вскрыть их логический смысл.

Для лиц, менее скептически настроенных, я с полной убежденностью в своей правоте как в отношении установленности фактов, так и их истинной сущности, позволяю себе перейти к дальнейшему, не менее ответственному обоснованию наличности в производимых опытах принципа «развивающего» обучения и «целепонимательного», осмысленного усовершенствования животного в выполняемых им достижениях.

Первое возможно проследить даже при беглом рассмотрении приемов, направленных к выяснению животному смысла задач, требования экспериментатора:

Все эти вышеотмеченные признаки являются необходимыми атрибутами всякого действительного обучения, обучения, имеющего развивающее значение, выключающего автоматичное воспроизведение стереотипных, затверженных действий, укрепившихся путем механического установления, выполняющихся при единообразной ситуации.

Эти вышеотмеченные черты обучения могут гарантирован возможность сознательного усвоения, осмысленного, «целепонимательного» выполнения и усовершенствования в достижениях. Доказательство наличности этих последних элементов в работе шимпанзе является очередным пунктом нашего изложения.

Следующие взятые на учет данные, извлеченные из анализа главных типов достижений, должны быть приняты во внимание для обоснования этого пункта.

Следует ли добавлять, что все вышеперечисленные особенности являются достаточно характерными атрибутами всякого сознательного, осмысленного, «целепонимательного» выполнения.

Такими именно чертами мы считаем себя в праве охарактеризовать вышеприведенные выполнения, производимые обезьяной.

В заключение попытаемся дать беглый абрис психического облика молодого шимпанзе по данным настоящего исследования.

Что же это за создание?

В сфере своих эмоций и воли шимпанзе очень похож на сангвиника ребенка с его резкой сменой настроения, неустойчивостью в стремлениях, непостоянством в желаниях. В своем типичном виде это — неустанно подвижное, безудержно живое, веселое существо, всегда активное, свободолюбивое, общительное, ищущее участия, ласки и содружества для совместной игры, все изощряемой, все видоизменяемой им в каждую минуту и секунду. При таком настроении шимпанзе все члены его тела, все органы — руки, ноги, губы, глаза, уши — заняты и деятельны, он всем своим существом страстно отдается игре, весь растворяется в ней. Его глаза блестят и суживаются, губы оттягиваются в улыбку (см. Табл. 3.3, фиг. 1.), конечности (руки и ноги) производят ряд бесцельных движений, сам он мечется из стороны в сторону, с быстротой птицы переносится с места на место — то преследует, то убегает, то прячется, то показывается — трогает каждый предмет, вызывает к игре каждого человека, словно желая включить в сообщество все и всех, что находится в поле его зрения и в пределах его досягаемости.

Кажется, что нет той силы, которая остановила бы его безудержное, вакхическое настроение. Но это только кажется. Стоит только насильственно призадержать шимпанзе на месте или не дать ему в обладание какой-нибудь желанный предмет, — и его настроение сорвано. Он сразу плотно сжимает губы, слегка вытягивает их вперед, его глаза тускнеют, он производит легкий, отрывистый стон, который все учащает, усиливает, удлиняет; минута-другая — и обезьянчик смыкает глаза, широко раскрывает рот и разражается громким, оглушающим, заходящимся ревом, плачем (Табл. 3.3, фиг. 2.). И теперь он не видит, не слышит обращенных к нему уговоров и утешений — он весь во власти аффекта печали, отчаяния. И опять кажется, что нет средств к его успокоению...

В действительности эти средства находятся мгновенно. Нужно только ласково погладить зверка, взять его к себе на руки — и сразу он затихает и через секунду опять улыбается, и радостен, и весел, и готов опять играть, играть...

Наоборот, сто̀ит оставить его в одиночестве, необласканным, и после отчаянных криков и стенаний шимпанзе, обессиленный, замолкает, становится неподвижным, весь как-то сжимается, съеживается, притихает, опускает голову на колени (см. Табл. 1.2, фиг. 1), прикрывает глаза и сидит так тихо, тихо, как бы в полном отупении, как бы весь замкнувшись в себя, словно замурованный для восприятий мира на эту минуту.

И это его состояние легко обратимо в свою противоположность.

Едва кто-либо показывается зверку на глаза, едва перед ним появляется новый и необычный предмет, как его внимание сразу необычайно возбуждается; на всем его теле волосы распушаются, он привстает в вертикальное положение (см. Табл. 3.2, фиг. 1), подскакивает вперед, устремляет широко, широко раскрытые глаза на интригующий его предмет. В это время он обычно сильно вытягивает вперед трубой раскрытые на конце губы (см. Табл. 1.2, фиг. 2), издает ухающий, повышающийся с каждым разом на полутон звук, звук, переходящий в конечном этапе в звонкое взвизгивание; шимпанзе все это время фиксирует взглядом, не спускает глаз с предмета его внимания, жадно стремится приблизиться к нему, коснуться его, завладеть им, если он представляет для него приватный, субъективный интерес.

В том случае, если шимпанзе на свободе, и вы упорствуете в отдаче ему желанной вещи, он начинает неистовствовать и с напряжением всех сил стремится добиться ее обладания. Тогда он пускает в ход все имеющиеся у него в распоряжении средства, отбивая ее ногами, руками, зубами, явно злясь, кусаясь, когда дело не удается, плача, когда теряет надежду на получение. Он борется за достижение ожесточенно и страстно до потери сил, до изнеможения, не желая уступить, тяжело дыша, даже задыхаясь от усталости и все-таки оспаривая желаемый предмет.

Но сто̀ит дать этот предмет зверку, дать легко и просто, и он едва взглянет на него, едва возьмет в руку, и уже удовлетворил свой интерес, и эта вещь уже больше ему не нужна; он отбросил ее от себя как негодную и ищет новых забав и занятий.

Шимпанзе обращается к обследованию то того, то другого, перебрасывает свое внимание с предмета на предмет, но опять каждым интересуется лишь одно мгновение, не хочет сосредоточиться на чем-нибудь одном, все отвлекается к другому и снова, и опять к другому, все распыляет во все стороны свое внимание.

Иногда ясно видишь, как шимпанзе явно игнорирует некоторые предметы, длительно относится к ним совершенно равнодушно, но сто̀ит взять эту вещь кому-либо в руки, как именно в этот момент она приобретает для зверка громадную ценность, он порывисто обращается к ее отниманию и добивается ее получения с такой горячностью, с таким азартом, как если бы она была до того предметом его особой привязанности и предпочитания.

Так подвержено прихоти минуты, так переменчиво настроение шимпанзе, так непостоянно и неуравновешенно по своим чувствам, так капризно, упрямо по своей воле, так прихотливо в своих желаниях это создание.

Безудержная радость и бурное отчаянье, чрезвычайная возбужденность и полная психическая депрессия, жадное любопытство и его мимолетность, острое внимание и его распыляемость, упрямое достижение цели и отказ от достигнутого, равнодушие к ничьей собственности и страстное оспариванье, борьба за обладанье чужой собственностью, — таковы контрасты в психике шимпанзе, так двойственно оно по своей природе.

Обратимся к абрису его познавательной, умственной сферы.

Шимпанзе — существо «зрительного типа». Зрение, не слух, вопреки ожидаемому (принимая во внимание сильное развитие ушей шимпанзе) играет главную роль в его жизни.

Это подтверждается, во-первых, тем, что шимпанзе длительно не усваивал своего имени (т.-е. не реагировал, не подходил при произнесении его), что при употреблении приглашающего жеста осуществлялось сразу и неизменно правильно; во-вторых, тем, что и после 500 опытов шимпанзе не научился ассоциировать цвет со звуком (т.-е. давать соответствующий цветной объект на его название), вопреки несомненному различению им цветов и знанию техники выбора. Это подтверждается и приводимыми в литературе наблюдениями из жизни шимпанзе на воле, где часто имеют место случаи, когда туземцы- охотники наталкиваются вплотную на семьи шимпанзе и гориллы, мирно расположившиеся на отдыхе или при сборах пищи. Это может происходить, конечно, именно потому, что слух не дает обезьянам во-время предупреждения об опасности, ибо они, привыкши полагаться на зрение, забывают настораживать уши. Сначала видеть, потом слышать, быть-может, делать то и другое одновременно, но не обратно — такова, вероятно, их тактика и в природных условиях, и особенно по отношению к близлежащей обстановке.

Из зрительных ощущений цветность предметов является качеством, охотно, легко и непосредственно учитываемым животным.

При первом же включении цветных пластинок наравне с бесцветными шимпанзе тотчас же явственно живо ими заинтересовался; именно при оперировании с цветами шимпанзе особенно охотно и плодотворно работал и часто не прочь был сам самостоятельно заняться игрой с цветными предметами, получая их в полное свое обладание.

Шимпанзе без предварительного обучения различает при первом же предъявлении два резко контрастных ахроматических цвета (черный и белый) и четыре основных хроматических (красный, желтый, синий, зеленый). Он выделяет эти цвета сразу точно не только на требование экспериментатора, но он не смешивает их между собой и при самостоятельных разгруппировках цветных объектов по цветам; более того, он произвольно рассортировывает по цветам предоставленную в его распоряжение пестро составленную группу из 35 пластинок 7-и различных цветов (красного, оранжевого, желтого, т.-зеленого, синего, черного, белого).

Надо было видеть эту хаотично составленную по цветам исходную группу пластинок и потом эти лежащие порознь то здесь, то там однородные по цветам маленькие кучки (лишь кое-где нарушенные по составу вкраплением цветов промежуточных, близких), чтобы с бесспорностью признать, путем простого наблюдения, наличность у шимпанзе до упражнения в различении способности к распознаванию цветов.

Надо было посмотреть, как бойко, уверенно и точно зверек выискивал и выбирал одну за другой одинаковые по цвету пластинки, учесть полное невмешательство экспериментатора и отсутствие всякой посторонней помощи обезьяне в этом деле, чтобы убедиться в совершенной самостоятельности его выполнения самим шимпанзе.

И эта способность шимпанзе к различению цветов легко понятна в свете биологической интерпретации. Шимпанзе — животное дневное и хотя и обитает в лесах, но не избегает для кормежек посещения более открытых лесных мест — прогалин и полян. Он — вегетарианец, и его главная пища — плоды, ягоды, орехи, корнеплоды, вызревающие под жарким тропическим солнцем, — должны быть ярко расцвечены. Более того, они должны быть покрашены резко различно от прилежащих к ним несъедобных частей, чтобы обезьяна в поспешных поисках пищи могла легко и быстро, по одному взглядыванию, отделить лакомые части от безвкусных, не закусывая плода.

Сто̀ит напомнить в связи с этим наблюдения над собираньем моим шимпанзе земляники в сумерки в густом лесу, припомнить ловкое, уверенное обрывание обезьяной ягод с зелени листвы, чтобы лишний раз признать уместность этого предположения. Следует привести для справки тог факт, что, напр., мой шимпанзе при виде издали показанного ему ярко окрашенного лакомого плода (напр. апельсина) тотчас же издавал характерный смакующий звук, как бы по одному виду предвосхищая вкусовое наслаждение, — чтобы удостовериться, что ассоциирование окраски и вида плода с его вкусом действительно имеет место.

Самостоятельные разгруппировки обезьяной цветных пластинок выявили и еще одну важную особенность — предпочитанье обезьяной одних цветов перед другими, настойчивое выделение цветов ярких (как белый, желтый), цветов максимально насыщенных (как красный, синий) и игнорирование выбора цветов тусклых (как т.-зеленый, черный). Эти факты дали основание к предположению о субъективной неравноценности для животного различных цветов.

В последующем это подтвердилось еще более рельефно. Пользуясь малейшим отвлечением на сторону внимания экспериментатора, шимпанзе часто сам поспешно выбирал, выхватывал одинаковые цветные пластинки из группы, забирал их с собой и уносил в укромное место для игры. Этими предпочтительно отбираемыми пластинками были то белые, желтые, красные, то, чаще всего, синие пластинки.

В других случаях шимпанзе особенно охотно присваивал себе для игр блестящие металлические, отражающие предметы, которыми мог забавляться еще длительнее и которые возвращал еще неохотнее.

Тусклого цвета пластинки никогда не вызывали особенного интереса и пристрастия шимпанзе; черных отражающих обезьянчик даже явно боялся и обнаруживал по отношению к ним все признаки неприязненных чувств. Шимпанзе часто отбрасывал от себя данный ему в руку блестящий черный предмет, если же он вглядывался в него и замечал силуэтную тень своей головы, тотчас же колотил по этому предмету тыльной стороной сложенных пальцев, часто даже привставал, наступал на него одной ногой, топал по нему, как бы стараясь окончательно уничтожить, и издавал при этом низкий, отрывистый, ухающий звук.

Эта субъективная неодинаковость для животного качественно различных цветов, это преимущественное выделение им одних, ярких, максимально насыщенных, цветов объяснимы прежде всего навязчивостью впечатления от этих цветов перед другими, более нейтральными, выразительностью первых на фоне последних.

Шимпанзе тянется к ним по той же причине, по которой, ребенок выбирает самую «кричащую» по цвету игрушку, по которой дикарь навешивает на себя и своих идолов красные тряпки или раковины, по которой беседковая райская птица стаскивает к своим шалашам-беседкам яркие цветные лоскутки, перья, камешки, отбеленные ветром и дождем косточки и раковины. Здесь имеется налицо несомненный зачаток примитивного эстетического чувства, чувства, определяемого прежде всего интенсивностью, необычайностью, новизной производимого на глаз впечатления от цвета.

Не случайно и шимпанзе, при введении новых цветов и новых объектов, обращал именно на них свое внимание, свой интерес.

Цвета металлические, блестящие в силу своих отражающих свойств, особенно на выпуклых предметах ввиду постоянного перемещения светящейся точки фокуса, представляют для шимпанзе интерес с другой стороны: они завлекают его игрой блеска, бесконечной переменчивостью отражения и отвечают его ненасытной потребности к новым зрительным ощущениям, удовлетворяют его постоянному стремлению к смене впечатлений.

Боязнь обезьяны черного цвета предметов является особенностью, разделяемой шимпанзе с детьми и с молодыми животными, которые часто боятся темноты и сторонятся черного.

Экспериментальная проверка степени и пределов распознавания обезьяной различных цветов привела к следующим главным выводам:

Как то обнаружилось из опытов, группа из 39 бывших на испытании цветов по степени точности их различения обезьяной распалась на 5 рубрик.

Качественный анализ состава цветов каждой из этих рубрик вскрывает, что в группу наилучше различаемых попадают как раз цвета наиболее выразительные: максимально яркие, светлые (св.-роз., св-желт., св.-лил., св.-голуб.), максимально насыщенные основные цвета спектра (красн., желт., синий, голубой, зеленый, пурпурн.), в то время как к группе наихуже различаемых относятся цвета темные, с минимальным проступаньем цветового тона (темно- бордо, темно-фиолет.-пурп., темно-синие, темно-зеленые), цвета «смешанные», промежуточные между основными (как, напр., зелено-голубой, оранжево- желтый). Среднее положение по степени различения занимают остальные цвета, средней светлоты и насыщенности. Максимальное количество одновременно сопоставляемых цветов, не нарушающих правильность отождествления, равнялось двадцати двум — при условии их топографического размещения в спектральном порядке, в двух параллельных рядах.

Анализ распознавания обезьяной цветов убеждает нас с полной определенностью, что цветность предметов является для животного качеством, играющим в его жизни большую роль, признаком, к учету которого его глаз приспособлен, чтобы не сказать — изощрен.

Естественно, что шимпанзе лучше различает цвета максимально насыщенные, светлые, яркие, труднее распознает цвета тусклые, качественно промежуточные, смешанные. Как уже было упомянуто, в естественных условиях, на родине шимпанзе, витально важные для него продукты природы, предметы его наибольшего вожделения — плоды и ягоды, вероятно, как и в наших местах, ярко, выразительно расцвечены на окружающем их фоне; это дает возможность при поспешных и жадных сборах обезьяны скоро усмотреть желаемое, быстро сорвать, завладеть им.

С другой стороны, та же жадность и поспешность обезьяны не дает ей времени различить более тонкую окраску зрелого (напр. красного) от недозрелого (напр. оранжевого или оранжево-желтого) плода, обезьяны рвут плоды направо и налево, закусывают то один, то другой, и уже язык, а не глаз, определяет его съедобность; обычное обилие корма позволяет обезьянам быть расточительными.

И в лабораторной обстановке часто также оказывается, что шимпанзе смешивает близкие цвета не потому, что он не может их различить, но он не хочет их различать.

Вопреки уменью разграничения, он небрежно смешивает, так как спешит покончить с выбором и избирает первый же ближайший, сходный по цвету предмет, не заботясь о выборе тождественного.

Объем внимания шимпанзе довольно велик (сопоставление группы в 24 цветных объекта не нарушает правильности отождествления), но активная концентрация внимания слишком кратковременна — и это является главной причиной его ошибок смешения цветов; сто̀ит предоставить условия, более благоприятствующие концентрации внимания (уменьшение количества сопоставляемых и предложение более однородного состава цветов), как шимпанзе превосходно различает любые, смешиваемые им дотоле, цвета.

Из всех шести основных цветов (красн., желт., зелен., син., фиолет., пурпурн.) шимпанзе наилегче, наилучше распознает оттенки желтого цвета, которые все помещены в рубрике наилучше разграничиваемых (1-й—2-й); быть может, этот цвет как раз и является наиболее распространенным в растительном мире окружающей шимпанзе природы, среди продуктов его питания.

Как уже было упомянуто, светлота цвета не играет руководящей роли в процессе различения цветов, и экспериментальная проверка различения обезьяной ахроматических тонов, представленных даже только четырьмя оттенками (в пределах от черного до белого цвета), обнаружила, что различение серых тонов (светлот) у шимпанзе уступает значительно различению собственно цветовых тонов.

Выяснилось, что из группы 6 оттенков серого цвета только четыре (в то время как хроматических 22) могут быть сопоставлены одновременно, не нарушая правильности отождествления; также выяснилось, что общее соотношение светловых компонентов, как и в особенности их светловая близость между собой играют решающую роль при процессе отождествления искомой. Наименьший учитываемый шимпанзе интервал светлоты был 4,3%, в то время как хорошо различаемые хроматические цвета иногда разнились по светлоте на 1,2%; часто они принадлежали даже к одной и той же светловой рубрике и тем не менее различались безукоризненно. И в случае различения ахроматических тонов цвета черный и белый, как наиболее выразительные, контрастные с другими, отличались лучше серых. Анализ распознавания обезьяной светлот говорит особенно убедительно против значимости фактора светлоты при различении обезьяной хроматических цветов, говорит за ориентировку ее в этом последнем случае исключительно по качеству цвета, а не по светлоте цветов.

Является в высокой степени интересным, что при оперировании с серыми тонами шимпанзе работает как-то вяло, неохотно и совсем не обнаруживает стремления ни к. произвольной разгруппировке пластинок, ни тем более к присвоению их и к предпочитанию отбирания их для игр. Каждому наблюдателю его действий с цветными и бесцветными предметами становится ясно, что только яркий, насыщенный цвет радует и влечет к себе взор животного; светлота является для него признаком совершенно индифферентным и, повидимому, не играющим роли в его жизни.

Только в своих крайних выражениях, при наличности максимально белого и максимально черного, светлота учитывается сравнительно легче и предпочитается в первом, избегается во втором случае, средние интервалы светлот для шимпанзе безразличны.

Верно, тропическое солнце, дающее рельефную светотень без промежуточных тонов, ориентирует, приспособляет зрение обезьяны к учитыванию контрастов; нюансы сумерек для нее не существуют ^[184] . Отображение приспособленности обезьяны к жизни в Африке блеснуло, сказалось и в лаборатории Москвы.

В положительном смысле была разрешена проверка распознавания шимпанзе сочетаний цветов, скомбинированных как из 2-х, так и из 3-х цветов, из группы особенно хорошо различаемых обезьяной и взаимно более контрастных (напр.: желт.—голуб., красн.—зелен., красн.—желт., зелен.— желт.— красн, и др.).

Следует подчеркнуть, что шимпанзе узнавал 2- и 3-цветные сочетания при первом же предъявлении соответствующего образца, отождествлял их так же хорошо, как и при оперировании с однотонными объектами. Процесс правильного выполнения не нарушался даже при многократной повторяемости в группе сопоставляемых объектов каждого, входящего в сочетание цвета, не изменялся даже при несходстве положения образца по сравнению с таковым искомой. Ошибочные случаи избрания вскрывали следующие особенности: отождествление 3-цветных сочетаний было затрудненнее, нежели 2-цветных: первые могли быть избираемы точно при меньшем количестве одновременно сопоставляемых объектов и меньшем числе повторений одинаковых комбинационных цветов, нежели вторые. При оперировании с 2-цветными сочетаниями выявилось навязчивое влияние во впечатлении одних цветов перед другими, именно цветов 1-й половины спектра перед цветами 2-й ^[185] , а из первых цветов более ярких перед менее яркими ^[186].

Эта б о̀льшая значимость при процессе отождествления 2-цв. сочетаний одних окрасок перед другими, быть может, объяснима большей распространенностью и принадлежностью первых к привлекательным для шимпанзе продуктам природы по сравнению со вторыми.

Сочетания, составленные из цветов, взятых из одной половины спектра, различались лучше, чем сочетания, скомбинированные из цветов из обеих половин спектра, в силу, вероятно, бо̀льшей слитности комбинационных цветов в целостное восприятие в первом случае, нежели во втором: узнавание двухцветного предмета как целого затруднялось при резкой контрастности комбинируемых цветов, ибо шимпанзе опознавал предмет не как целое, а как две составленные части и отождествлял искомую по части наиболее выразительной.

И эта особенность познавания шимпанзе находит свое объяснение при воспоминании о естественных условиях жизни этого животного.

На воле, в экваториальной Африке, такие витально ценные для него предметы, как плод, ягода, орех, корень, для того, чтобы быть отделенными по первому же взгляду от прилежащих к ним несъедобных элементов, за правило должны иметь резко различно окрашенные части, в то время как части, равноценные по морфологическому и вкусовому значению, окрашены обыкновенно одинаково или, по крайней мере, сходно. Таким образом контрастность видимых окрасок, может быть, в жизни на воле помогает обезьяне сразу правильно оценивать значимость различно покрашенных неравноценных частей, как лист, плод, ягода, цветок ^[187] , но в других случаях, где цветовые различия приурочены к неделимому целому, шимпанзе может быть приведен взглядом в заблуждение — и только язык может выправить ошибку глаз.

Вскрывшаяся неспособность шимпанзе к различению очертания цветовых плоскостей комбинируемых цветов ^[188] цветного рисунка, как и порядка размещения цветов ^[189] , приводит к предположению, что столь тонкие виды различения, как усмотрение точного топографического взаимоотношения комбинируемых цветов, шимпанзе не производит, так как они, повидимому, не имеют места и не нужны в его жизненном обиходе.

В результате исследования по тому же методу выбора на образец обнаружилось, что не хуже, чем цвет , шимпанзе различает и форму, и величину предметов. Подобно тому, как то имело место при начальном оперировании с цветом, при первом введении признаков формы и величины выявилось субъективное отношение к ним животного, его самостоятельный и произвольный учет их до упражнения в их различении, их неравноценность для него.

Так, при первом же предоставлении группы избираемых пластинок 8 различных цветов (красн., оранж., желт., зелен., син., фиолет., черн., бел.), двух форм (кружки, и прямоугольники), двух величин (бо̀льш. велич. 26 мм. в диам., меньшая величина 15 мм.) в полное обладание самой обезьяны, тотчас же, вопреки своим обычным тенденциям к объединению одинаковых по цвету предметов, зверек стал отбирать одинаковые по форме и величине маленькие кружочки (15 мм. в диаметре), совершенно игнорируя их цвет и собирая уверенно себе в руку красные, синие, зеленые, желтые кружочки из общей группы 25 тесно перемешанных пластинок.

Можно было уверенно сказать, что в данном случае признак величины, а не признак формы, предрешал выбор предметов: ибо бо̀льшего и среднего размера кружки при наличности маленьких никогда не отбирались обезьянкой для игры; наоборот, уменьшенного размера прямоугольники также иногда выбирались обезьяной, но отбирались реже округлых маленьких. И это не потому, конечно, чтобы форма не различалась обезьяной.

Точная экспериментальная проверка распознавания животным каждого из этих признаков в отдельности при введении в условия опыта трех различных величин кружков (диаметром в 38, 26, 15 мм.) и четырех видов форм (круга, треугольника, прямоугольника, квадрата) выявила после немногих опытов безусловную точность распознавания обезьяной как того, так и другого признака, и это даже при изменении положения образца по сравнению с положением искомой.

Из группы плоских форм шимпанзе особенно хорошо выделял кружок — причина этого понятна: означенная фигура при всяком положении сохраняла идентичность вида, кроме того, она была единственной фигурой, ограниченной округлыми линиями на фоне прямолинейно-очерченных, она особенно выделялась среди последних.

Кружки (аналогично шарам) ^[190] чаще других фигур отбирались обезьяной для игры, особенно при отсутствии фигур, миниатюрных по величине.

При наличности неравенства величин наилучше и наиболее охотно шимпанзе выделял наименьшие фигуры.

Таким образом, было совершенно установлено, что шимпанзе тонко, точно распознает и форму предметов, он узнает ее даже и тогда, когда фигуры перемещены в поле его зрения в иное, прямо противоположное положение, — когда фигуры тесно примыкают одна к другой, и зверек должен мысленно перевернуть искомые фигуры в иное положение, соответствующее таковому образца, должен уловить характерные очертания фигуры.

Так, верно, в родных местах шимпанзе легко узнает знакомых ему из прошлого опыта зверя, птицу, насекомое, вопреки различию их вида при передвижении, и легко выделяет их среди иных предметов.

Предпочитание обезьяной округлых форм, быть может, объяснимо предшествующими приятными ассоциациями с очертаниями таких округлых предметов, как лакомые плоды, ягоды; быть мо̀жет, бо̀льшая подвижность этих фигур (особенно стереометрических) являлась свойством, особенно ценным для игр, делала эти фигуры незаменимыми в глазах шимпанзе, так как он мог их катать, догонять, носиться за ними по всей комнате, как за живым существом.

Было точно установлено, что величина предметов распознавалась обезьяной так же хорошо, как и форма, и тончайшие интервалы в 5 и 6 мм. безукоризненно учитывались обезьяной на самых различных по форме предметах.

Но по своим восприятиям величин шимпанзе является миниатюристом: он лучше различает те же интервалы различия в величине на меньших величинах, нежели на больших; он охотнее отбирает себе для игр самые маленькие предметы.

Эта особенность, впрочем, отнюдь не выражает его равнодушия к обладанию бо̀льшим, отсутствия у него жадного чувства «большекромства». Вернее, это обозначает как раз обратное. В свою небольшую горсть руки шимпанзе может захватить большее количество маленьких кружков, нежели больших; таким образом общее бо̀льшее количество предметов возмещает ущерб в величине каждого отдельного, и, вероятно, — вследствие более многократного выбора — у шимпанзе остается впечатление и большего захвата желанного материала во втором случае по сравнению с первым.

Стремление к манипулированию с маленькими предметами и в естественных условиях жизни является для обезьяны делом обычным.

В часы отдыха шимпанзе, как и другие обезьяны, занимаются освобождением своего волосяного покрова от мелких насекомых и клещей — паразитов их кожи, от мелких колючек и шипов, засевших им в шерсть, которые, как то часто можно наблюдать и в условиях неволи, приковывают к себе внимание обезьяны и тем самым услаждают ее досуг и интерес к самой себе.

Правильность выполнения обезьяной процесса отождествления по признакам цвета, формы, величины позволила перейти к проверке выполнения более осложненного отождествления объектов, при необходимости учета не какого-либо одного, но двух и даже трех признаков одновременно, при чем каждый из этих признаков искомого объекта встречался многократно и в остальных предметах среди группы избираемых, но в иной комбинации с другими признаками. Так, например, сопоставлялись одновременно 16 предметов 8 различных цветов, четырех форм (треугольник, прямоугольник, квадрат, круг), трех величин.

Вопреки большой сложности задачи, % правильного отождествления был очень высок — 81%.

Анализ ошибочных случаев обнаруживал, что смешение происходило главным образом ввиду отождествления по одному цвету ^[191] , реже вследствие ориентировки по цвету и величине ^[192] и еще реже вследствие отождествления по цвету и форме ^[193] . Смешение вследствие отождествления по одной форме или по одной величине ^[194] не имело места.

И в этих случаях ошибочных отождествлений подтверждается еще раз предположение о большей значимости для животного признака цвета перед признаком величины и признака величины перед признаком формы.

Последняя особенность вряд ли объяснима более давним и привычным оперированием шимпанзе с признаком цвета. Она скорее является выражением известного из человеческой психологии наблюдения, что цветность предметов является первым по времени воспринимаемым нами качеством вещей, в то время как восприятие величины и формы, и в особенности последней, происходит по времени позднее и осуществляется в более длительный срок времени.

В этом отношении процесс восприятия у шимпанзе совпадает с тем, что наблюдается и у человека.

Таким образом, находясь в положении выбора между тремя признаками, шимпанзе в первую очередь ориентируется по цвету, затем по величине и, наконец, по форме; весьма вероятно, что в таком же порядке следует восприятие и учет им признаков предметов в условиях вольной жизни.

Было проверено выполнение обезьяной и еще более сложных случаев отождествления, напр. выбора конкретного предмета на образец — изображение этого предмета, точно его передающее. (Образец — нарисованный на белой бумаге красный квадрат, искомая — картонный красный квадрат, включенный в группу избираемых картонных же квадратов).

После немногих опытов, нескольких ошибок и поправок отождествление и в этом случае осуществлялось правильно, оно не достигало только того безукоризненного совершенства, какое имело место при оперировании с конкретными предметами: шимпанзе иногда сбивался и усматривал тождество только после ряда поправок его неверных выборов.

Это как будто указывало на то, что и в природных условиях шимпанзе производит точную оценку только конкретных предметов, — сходство учитывается им хуже тождества, ибо он воспринимает вещи со всеми их индивидуальными особенностями, из которых с трудом отвлекает характерные, существенные черты предмета.

Одна серия опытов была поставлена на проверку не столько точности распознавания, сколько прочности сохранения полученного впечатления, когда после однократной экспозиции образца таковой совершенно скрывался из поля зрения обезьяны, и шимпанзе не мог вторично, в случае затруднения в выборе, возобновить восприятие, что он обычно делал.

И что же оказалось?

Если время, протекшее от момента экспозиции цветного образца до момента нахождения искомой, равнялось приблизительно 15 сек., выбор (отождествление) как правило производился точно, если же это время было бо̀льшим, то искомая находилась с ошибками; при промежутке времени в 20 сек. впечатление от образца настолько тускнело, что обезьяненок за правило производил неверный выбор.

И этот факт как будто указывал на то, что шимпанзе в жизни не надо и не приходится длительно сохранять у себя в памяти представления предметов, они составляли бы лишний и ненужный балласт его психики; только непосредственное конкретное восприятие — и оно одно — играет в его жизни существенную роль. Живя данной минутой, отдаваясь мгновению, шимпанзе не удерживает в памяти полученные впечатления, быстро предавая их забвению.

Обращаясь к беглой, поверхностной оценке собственно психологических процессов шимпанзе, выявившихся при осуществлении им процессов отождествления и отвлечения, следует отметить следующие особенности.

У шимпанзе быстро образуются ассоциации по смежности, «условные рефлексы» зрительно-двигательного типа.

У шимпанзе после длительного упражнения (500 опытов) не устанавливаются более сложные условные рефлексы, требующие контакта комплекса восприятий нескольких органов чувств: слухового-зрительно-двигательного типа.

Шимпанзе с известным трудом постигает процесс отождествления. Это постижение осуществляется в результате планомерной постановки опытов, шаг за шагом, на конкретных примерах выявляющей сущность процесса отождествления, соотношение вещей (образца и искомой), в результате многократных поправок экспериментатором неверных выборов, закрепления путем повторения удачных решений обезьяны, предоставления ей новых, простейших ситуаций для самостоятельных решений, в результате постепенного усложнения условий выбора.

Выполнение обезьяной задачи — процесса отождествления — носит характер осмысленного, понятого процесса; постижение ею соотношения образца и искомой проникает в сущность вещей, охватывает внутреннюю сторону этого соотношения.

Животное не смущается новизной и осложнением задач, не теряется при многообразной замене отождествляемых признаков, перенося по аналогии принцип выбора на новые ситуации, непосредственно правильно разрешая нового типа задачи.

Только видоизменение принципа выбора при переходе к процессу установления сходства ставит снова шимпанзе втупик, и требуется новый подбор конкретных иллюстраций, практически выявляющих смысл нового соотношения вещей.

Вопреки предшествующим легким манипуляциям с выбором цветных объектов, вопреки безукоризненному различению предъявленных цветов, вопреки пониманию значения образца, вопреки неизменно точной ориентировке шимпанзе по признаку цвета при процессе отождествления, — самостоятельное постижение процесса отвлечения того же признака — объединение по цвету различных по величине и форме предметов — не произошло. Оно не произошло и после многократно-правильного выполнения процесса ассоциации по сходству в качестве «опосредственной» ассоциации и после ее установления путем упражнения в отношении одного и двух цветов. Аналогично постижению процесса отождествления и постижение процесса отвлечения осуществилось в результате чувственного познания, базирующегося на конкретном опыте, на основании тонкой вариации опытных условий, наглядно раскрывающей соотношение вещей на нескольких типических случаях.

Абстракция шимпанзе не была отвлечением в точном смысле этого слова, ибо она не была продуктом логической операции, основанной на образовании понятий и формальных умозаключений касательно сущности процесса; абстракция шимпанзе скорее носила характер материального умозаключения, практического обобщения, основанного на полученном чувственном опыте. Являлось характерным, что и после постижения процесса отвлечения выполнение его никогда не осуществлялось столь же совершенно, как процесса отождествления: внезапно, вдруг шимпанзе словно утеривал отправной принцип и после ряда верных решений длительно давал неверные ответы.

За правило замечалось чуть ли не до последних сеансов изменение эмоционального состояния шимпанзе при работе на выполнение ассоциации сходства. Едва на сцену появлялись образцы-коробки, и шимпанзе начинал работать явно неохотно, вяло, медлительно, только после настойчивых приглашений он возвращался после перерыва к экспериментальному столу, относясь к выполнению, как к тяжелой повинности.

Самое избрание он производил неуверенно и настороженно, после неудач выбора стонал, хныкал, нервно, беспокойно начинал менять объекты, часто выдавая свое непонимание требования и неуверенность в правильности выполнения и возможности исправления. После ряда ошибок и моих отверганий выбора он часто разражался плачем и совсем отказывался работать.

Наоборот, стоило в ту же минуту изменить принцип выбора и перейти к выполнению процесса отождествления, как настроение шимпанзе резко, радикально менялось. Он оживлялся, улыбался, выбирал искомые быстро, легко и уверенно; иногда он бросал мне в руку особенно скоро найденную искомую каким-то «ухарским» жестом, напоминающим жест карточного игрока, удачно бьющего козырем карту соперника. В этих случаях шимпанзе, как бы радуясь своим выполнениям, как бы забавляясь ими, готов был производить выбор длительно без заметного утомления.

Было определенно замечено, что отвлечение признака цвета при оперировании с разноплоскостными объектами, резко различными между собой по величине и форме, производилось затрудненнее, нежели объединение по тому же признаку одноплоскостных объектов. Животному явно было легче улавливать сходство предметов по цвету на фоне меньшего различия их общего вида.

Сто̀ит напомнить примеры легкого объединения по цвету плоских пластинок разной величины и формы, или быстрое постижение правильных манипуляций выбора (объединения по цвету) с кольцами и палочками.

Надо отметить, впрочем, что последняя работа особенно нравилась обезьянке, так как после выбора цветного колечка она развлекалась созерцанием вращения его вокруг палочки, почему с полной готовностью производила каждый новый выбор. Быть может, именно этот привходящий прием вращения кольца значительно содействовал конкретному выяснению сущности процесса объединения по признаку цвета, когда при быстром сотрясении палочки и круговом верчении кольца различие величины и формы предметов исчезало, а единство цвета сливало эти предметы, объединяло их именно по нужному абстрагируемому признаку.

Быть может, более соответствующим, более тонким подбором предметов ^[195] , объединяемых по признаку цвета, возможно было бы легче и скорее достигнуть постижения обезьяной принципа отвлечения, и внешним более рельефным выявлением сущности соотношения вещей побудить ее к самостоятельному выполнению процесса абстракции.

Но и эта абстракция отличалась бы от типичной тем, что — если не прямо, то косвенно — она руководилась бы сознанием, разумом, логическим умозаключением ставящего условия опытов экспериментатора.

И это подводит нас к предположению, что при жизни в природных условиях шимпанзе и не производит абстрагирования. Природа вряд ли бывает настолько заботлива и планомерна в строго последовательном, постепенном, систематичном, конкретном, многообразном выявлении животному сущности вещей, из которого оно может, наконец, сделать абстрактный вывод, полезный ему в целях самосохранения в борьбе за жизнь и за свое благоденствие.

В заключение длинного обзора следует бегло воспроизвести еще раз особенности познавательных способностей шимпанзе.

Шимпанзе руководится в жизни главным образом зрительными восприятиями, слуховые — играют подчиненную роль.

Среди зрительных восприятий преобладающее значение отводится цветности предметов.

Цветовые восприятия шимпанзе по своей тонкости, точности и многообразию не уступают таковым ребенка (4—5-летн. возраста) и выходят далеко за пределы существенно, жизненно необходимых восприятий цветов в жизни на воле.

Шимпанзе распознает до 40 оттенков различных цветов, и мир может представляться ему столь же ярким, красочным и многообразно расцвеченным, как и человеку, но произвольно и самостоятельно шимпанзе не желает разграничивать качественно близкие цвета, он смешивает их тем больше, чем ближе они между собой и чем контрастнее с окружающим их фоном.

Цветовые впечатления для шимпанзе субъективно далеко не равноценны: он явственно выделяет, предпочитает более яркие, более насыщенные, металлические цвета, и это предпочитание определяется не столько прозаическими, сколько эстетическими тенденциями, хотя бы и очень примитивного характера, определяемого навязчивостью впечатления этих цветов перед другими, их выразительностью на фоне более нейтральных. (Не шимпанзе их выбирает, но сами цвета привлекают к себе его взгляд, внимание, интерес.)

Светлые тона различаются обезьяной лучше, они ей приятны, ее забавляют; темные, мрачные игнорируются ею, ее пугают, распознаются ею хуже; к блестящему черному цвету она выказывает признаки неприязненного отношения. Серые тона для шимпанзе безразличны, он различает их хуже цветных.

Шимпанзе хорошо распознает сочетания 2-х и 3-х цветов, но при отождествлении их обнаруживается та же неравноценность, преимущественная навязчивость одних цветов перед другими (цв. 1-й пол. спектра перед цв. 2-й, цветов более ярких перед менее яркими) и значимость качественного состава комбинируемых цветов для правильного отождествления (контрастно составленные сочетания отождествляются хуже более однородно составленных); 3-цв. сочетания распознаются хуже 2-цветных.

Шимпанзе хорошо учитывает форму и величину предметов и предпочитает в самостоятельном выборе округлые формы и меньшие величины. При необходимости учета при отождествлении трех признаков одновременно шимпанзе в первую очередь учитывает цвет, затем величину и, наконец, форму.

Шимпанзе имеет точные восприятия, большой объем внимания, острую, но кратковременную концентрацию его, неустойчивые представления; он образует «типические» представления, «общие» представления, он с трудом постигает процесс отождествления и особенно трудно воспроизводит процесс отвлечения.

Таким образом, хотя шимпанзе является от природы весьма одаренным существом, он как будто не использует и не усовершенствует до конца свои способности. — Он в состоянии тонко различать цвета, но он пренебрегает точностью их распознавания. Он способен к образованию представлений, но он не удерживает их долее 15 сек. Его внимание остро и широко по объему, но кратковременно в своей активной фазе. Он может образовывать «общие», «типические» представления, но он с трудом абстрагирует существенные признаки конкретных предметов; он воспринимает вещи со всеми их мелочными, несущественными чертами и не может возвыситься до того, чтобы самостоятельно выделить их характерные признаки.

Шимпанзе производит практическое обобщение в результате многочисленных конкретных опытов, выявляющих наглядно и в результате чувственного познания — опыта — соотношение вещей; эпизодические характерные случаи, вскрывающие сущность этого соотношения, им своевременно не замечаются, не использываются в качестве предпосылки к важному для него общему выводу-умозаключению.

Шимпанзе должен затратить массу времени и сил, сделать много удачных проб, испытать большое количество неверных решений, чтобы прийти, наконец, к должному обобщению.

Его поведение не столько «предусмотрительно» (как его характеризует проф. Кёлер), сколько «послеосмотрительно». Если можно так выразиться, шимпанзе «крепок задним умом»: лишь многократно испытав на практике пути решения, он избирает правильный путь, при чем удачные решения учат его больше, чем неудачные.

Следует ли добавлять, что хотя такая форма поведения является характерной более для человека, чем для зверя, все же — надо признаться — для человека «недалекого». Умный, разумный человек не нуждается в этих многочисленных пробах решения: он чисто умозрительно, по умозаключению от единичных специфичных фактов, провидя последствия, делает должный вывод.

В этой квалификации поведения шимпанзе мы имеем двух союзников: авторитетного исследователя антропоидов проф. Кёлера ^[196] , пролагающего грань между психикой высших антропоидов и психикой человека на основании точного экспериментального изучения шимпанзе, и свободомыслящего гуманиста А. Герцена, интуитивно тонко, чутко уловившего особенности психики шимпанзе.

Но, по мнению автора этих строк, последнее слово по этому, громадной важности, глубокому вопросу еще не произнесено ^[197] ; это слово следует услышать из уст представителя объединенного лагеря ученых — зоопсихологов и педологов.

Как развивается мысль ребенка? Какова форма его поведения в разные возрасты жизни?

В чем отличие психики ребенка от психики взрослого человека и от психики животного?

Таковы вопросы, ответы на которые или перекинут мост через бездну, пока разделяющую человека от животного, или оставят эту бездну зияющей навеки...