Маленький шимпанзе является необычайно подвижным существом не только в физическом, но и в психическом отношении: когда за ним наблюдаешь, так ясно-ясно видишь, что его мозг ни секунды не остается в бездействии, так как Иони отыскивает себе занятия при самых неблагоприятных ограниченных и искусственных условиях обихода.

Когда его кормишь, в то время как его рот занят едой, его руки находятся в непрестанном движении: то он дергает пальцами окружающие его предметы, то перебирает и теребит руками мои одежды, то проводит пальцем по моему лицу, придавливает мои веки, перебирает полосы (Табл. B.94, рис. 2) и приглядывается так внимательно, как если бы видел меня впервые, но и при этом он каждую секунду отвлекается, оглядывается по сторонам. Пока его умываешь, причесываешь, он забирается ко мне в карманы, стучит по мебели и всячески старается заняться еще чем-либо посторонним, и каждый гвоздик в стене, каждая бросовая бумажка на полу являются объектами, надолго привлекающими его внимание, зазывательным материалом для его игры.

Пока Иони бодрствует, он играет непрерывно, играет до тех пор, пока сон не сваливает его с ног, когда он широко зевает и даже не в силах держаться на ногах и вынужден лечь; но, уже и лежа с полузакрытыми глазами, он все еще пытается занять себя, то перекатываясь с боку на бок, то задирая высоко кверху ноги и руки и внимательно-внимательно приглядываясь к ним, то доставая ногой до висящих над ним трапеций и стараясь коснуться их, а достав легко покачивает, отталкивает эти трапеции до тех пор, пока совсем не сомкнет своих глаз.

Даже обессиленный болезнью, едва волоча ноги, Иони все же с трудом добирается до стола, за которым я сижу, и присматривается к каждому моему движению; когда я укладываю его близ себя, он все время не спускает с меня глаз, и когда он случайно видит в моих руках какой-нибудь новый, невиданный им дотоле предмет, то, шатаясь от слабости, все же привстает на своем ложе, с трудом пытается влезть на стол и рассмотреть эту вещь поближе.

Заболевший шимпанзе, лишенный возможности самостоятельного передвижения, особенно тяготится пребыванием на одном месте и в поисках разнообразия каждую минуту просится то ко мне на руки, то на стол, то на стул, прихотливо меняя свои желания.

Когда поблизости не оказывается ничего достойного внимания Иони, он начинает заниматься тщательным самообследованием: он перебирает волосы на своем теле, на руках, на ногах, настойчиво обкусывает себе ногти, захватывает в рот какую-либо крошку, гвоздик и длительно перебирает эти предметы между губами, стараясь не уронить (Табл. B.29, рис. 1), или вращает языком, делает бесцельные движения губами, челюстями, раскрывая и закрывая рот (Табл. 3.4, рис. 1—3).

Даже полуслепой (после киносеанса) Иони придумывает себе развлечения. Сидя с полузакрытыми глазами, он перетягивает в пальцах веревочки, наощупь делает петли и пытается в них пролезть, раздирает картонки, ни на секунду не оставаясь в бездействии, и ведет себя так активно, что непосвященный человек не заметит, что Иони делает все эти вещи в буквальном смысле слова вслепую.

Наблюдая игровые процессы Иони, предоставленного самому себе, мы замечаем чрезвычайную кратковременность каждой его игры, быструю перемену объектов игры и способов саморазвлекания.

В играх шимпанзе так ясно отражаются и его живой подвижной темперамент, и непостоянство его желаний, и переменчивость его настроений, и нетерпеливость, поверхностность в использовании вещей и прежде и больше всего легковесное любопытство.

Три картины препровождения времени, шимпанзе, списанные с натуры почти с исчерпывающей подробностью и охватывающие краткий период времени нескольких минут, дают конкретное подтверждение только что высказанной мысли.

Шимпанзе выпущен из клетки и введен в общую комнату, в которой он бывает сравнительно редко (примерно не более трех раз в неделю).

Он прежде всего взбирается на стоящий близ окна стул и пристально смотрит на улицу; при этом он забирается на спинку стула и прикладывается лицом вплотную к самому стеклу, а потом залезает даже на подоконник; секунд пять-шесть он смотрит в окно, причем стучит рукой по стеклу и глухо ухает всякий раз, когда видит проходящего. Но на окне стоит лампа с электрическим проводом; едва Иони замечает ее, как тотчас же завладевает шнуром, грызет его зубами, вертит в руках, от времени до времени взглядывая в окно и стуча в стекло. Через 1—2 минуты окно надоело, Иони перебирается на середину комнаты, вскакивает на кресло; на кресле он схватывает лежащую бумажку и с ней переходит на близстоящий стул. Стул находится около подзеркальника, на котором стоит несколько мелких предметов, флаконов, фарфоровых безделушек и др. Иони берет эти предметы и по очереди тянет их в рот, но занимается этим недолго и переходит к креслу, стоящему близ другого окна, и заглядывает в это второе окно: от времени до времени он отрывается от окна, срывает с рождественской елки^[94] блестящие нити и начинает перетягивать их между губами, не переставая смотреть в окно. Но и это надоедает; он спускается под елку, ложится на пол брюшком кверху, вытягивает вверх руки и ноги и ловит ими висящие на нижних ветвях дерева елочные шишки; поймав и сорвав их, он тащит их в рот и разгрызает.

Потом он отходит от елки, опять приближается к окну и пристально смотрит в окно, приглядываясь к происходящему конному и пешему передвижению; минут пять, не отрываясь, он предается этому созерцанию, а затем снова идет к елке и занимается перебиранием руками нижних ветвей ели; взяв некоторые веточки, он тянет их в рот и грызет их зубами. Опять он отходит от елки, встает на ручку кресла и смотрит издали в окно, от времени до времени вытягивая голову по направлению проходящих и провожая их глазами.

Наконец он ложится на кресло навзничь, поднимает кверху руки и ноги и старается поймать ими нависающие над ним сверху елочные ветви и шишки; поймав их, он то пытается их оторвать, рискуя свалить на себя всю ель, то, подтянув и залучив их к себе в рот, настойчиво, усиленно грызет их (весь процесс наблюдения длится не более 15 минут). Вторая картина игры осуществляется в комнате Иони.

Иони находит на полу в углу комнаты большой пустой аквариум, наполненный' разными мелкими предметами; он выдвигает аквариум из угла, возит его по комнате, а потом выбирает из него все предметы на пол. Вдруг он сам забирается в аквариум и сидит там секунду-другую; вот он вылезает и стучит в стекло аквариума кулаком, потом опять принимается возить его, то приближая к себе, то удаляя от себя; теперь внимание Иони привлекает небольшой тазик, который он берет и опускает на дно аквариума; теперь он завел за стекло одну из своих рук, смотрит на нее через стекло, хочет коснуться до нее через стекло губами и видимо не может понять, почему не может коснуться, так как несколько раз повторяет ту же процедуру. Аквариум оставляется; Иони вывозит из угла яшик с опилками; он схватывает горстями опилки и сыплет их на пол. И это занятие прерывается! Иони взбирается на умывальник, берет частый гребень, которым его чешут, и сначала внимательно приглядывается к нему, потом, проводя по зубцам пальцем, трещит зубцами. Новый предмет интригует Иони — висящий на стене деревянный градусник; Иони схватывает его, смотрит и скоро оставляет; далее он открывает нижнюю дверцу умывальника и хочет лезть внутрь. И от этого он оторвался.

Вот уже он берет с окна клещи и гвозди, кладет их на пол, вот он схватывает подушку и возит ее по полу, потом стряхивает с подушки прилипшие опилки, кладет на нее гвозди, берет железный крючок и колотит им по гвоздям.

Вдруг его осеняет мысль надеть клещи себе на шею; надев их, усиленно кряхтя, он пытается растянуть их за концы, за пределы возможного. И это оставлено. Иони хватается за дверцу клетки, подтягивается на ней руками, потом быстро сходит, берет молоток, стучит им по гвоздям, вбитым в корзину. И этому скоро наступает конец; Иони бросается к другим вещам: он берет с окна бумагу, конверт, царапает пальцем по написанным буквам; еще мгновенье — и он уже пытается выдвинуть из пазов его клетки щит (выдвижной пол); не преуспевая в этом, он приносит ящик с гвоздями и высыпает из него гвоздики, захватывая их мелкими горстями; среди гвоздиков он усматривает зерна подсолнухов, он выбирает, разгрызает и съедает их; вот и это надоело; на некоторое время Иони обращается к высыпанию опилок, потом бросает и их; вдруг он находит ключ, надевает его кольцо на палец, снимает; опять принимается за высыпание гвоздей; вдруг он начинает сосредоточенно выбирать некоторые гвоздики и, взяв их в руки, отправляет в рот, таким образом он набирает полный рот мелких гвоздей. Скоро надоедает и это. Иони идет к террарию, снимает с него крышку, затем потихоньку подбирается к близстоящему калориферу и откусывает у стены известку; я оглядываюсь, и он срывается с места, так как знает, что колупание стен запрещено. Теперь он хватается за корзину, то возит ее по комнате, то влезает в нее головой, то перекатывает ее по полу, то, зацепив ее за деревянную скамейку и таща в руке, носится с этими предметами вокруг ножки клетки, зацепляя и гремя и корзиной и скамейкой, что видимо доставляет ему огромную радость; то и другое опять скоро надоедает. Иони берет таз, опрокидывает его вверх дном, возит его, сам весь согнувшись, упершись руками в дно, а потом, перевернув таз вниз дном, садится внутрь него и, упершись ногами в пол, двигается по комнате, как бы сидя в коляске. Снова надоедает и это, — Иони берет щетку, возит ее по полу, стаскивает ковер, волочит его по полу, влезает на умывальник, схватывая губку, подбрасывает, подталкивает ее, гонит ее по комнате и сам носится за ней (период наблюдения длится не более 20 минут).

Третья картина — игра Иони в клетке.

Иони пересыпает опилки, перебрасывая их из одной кучки в другую, засыпает ими в одном месте лежащую на полу небольшую деревяжку; вдруг он отрывается от своего дела и бросается на качели, подтягивается на них, зацепившись одними ногами вниз головой, а потом мешком падает вниз на пол. Быстро оправившись от падения, он торопливо собирает в кучку разбросанные бумажки, почему-то втянув в себя при этом щеки, подбирает бумаги под себя, присаживается на них, несколько притихает и сидит, треская губами. Еще мгновенье — и он уже переменил занятие; он опять схватывает деревяжку и с ожесточением грызет ее, затем берется за край щита клетки и пытается выдвинуть его наружу, далее снова бросается на качели и опять, прицепившись к ним, повисает на ногах вниз головой, спуская совсем к полу свои руки и стараясь схватить ими какие либо предметы; в следующую секунду он всем телом подбрасывается с качелей на высоко подвешенную полку и, прикрепившись к ней, висит вниз головой, ударяя руками в сетку клетки. Вот Иони отцепляется, спрыгивает на пол, а потом снова подтягивается к полке и опять отрывается от нее. В следующий момент он опять бросается на качели, опять спрыгивает с них и опять взбирается на них. Стоя на качелях, он проносится в воздухе взад и вперед раза три, потом он ложится на качели, развалившись на спине вверх брюшком и медленно покачиваясь, как в гамаке. Но и это краткосрочно; едва я: отрываю глаза от записи, как вижу, что он уже прилип всем телом к передней сетке клетки и, замерев в неподвижной позе, сосредоточенным взглядом смотрит в окно, но это длится секунду, не более. Прицепившись к качелям, Иони подвешивается на них вниз головой и носится в воздухе, широко открыв рот, стараясь подхватить с пола деревяжку. Далее он опять забирается на полку; подтянув себе туда качели, он начинает грызть их веревки, а потом переменяет желание, вспрыгивает сам на качели и несется сверху вниз в воздухе; вот он опять взметнулся на полку и лег на ней, переваливается с боку на бок; но вдруг опять срывается с полки на пол и подглядывает в щели пола клетки, пытаясь засунуть в них руку; но и это длится всего 2—3 секунды; Иони подтягивается к полке обеими руками и качается на руках, затем он прицепляется руками к качелям и носится в воздухе, то с силой отталкиваясь от стен ногами, то пытаясь подтащить с пола пальцами ноги бумагу, чтобы волочить ее за собой в своих воздушных эволюциях.

Когда это не удается сделать, Иони снижается на пол, набрасывается на лежащую там бумагу и раздирает ее зубами; вот, захватив всю бумагу в руки, он перекувыркнулся с ней; вот он мнет ее всеми четырьмя конечностями, сам весь съежившись в комок.

Не успела я поднять глаз от записи, как вижу, что Иони уже сидит на полке, а потом опять спрыгивает вниз и схватывает деревяжку и снова уносится наверх. Как бы исчерпав все возможные способы саморазвлекания в клетке, Иони пытается вовлечь в игру меня; пристально глядя на меня, он ударяет в стену кулаком и задорно налетает вперед в моем направлении (период наблюдения длится не более 15 минут).

Предоставленный самому себе, зачастую Иони прежде всего обращает внимание на новые предметы, которые он внимательно обнюхивает, осматривает, а потом уже занимается старыми, причем можно определенно сказать, что ни одна вещь в комнате не будет обойдена его вниманием.

Вот он увидел сетчатую корзину для бумаг. Иони встал против этой корзины в вертикальное положение и делает несколько вызывающих поклонов. Так как корзина остается неподвижной, он подталкивает ее рукой и бежит за ней, когда она катится.

Некоторое время он проводит в бегании за корзиной, но скоро она ему надоедает, он с силой сдвигает кресла и стулья, валит их на пол, но и это не надолго: он хватает ботинки и, держа их за шнурки, возит с грохотом по всей комнате, на пути он еще набирает в руки другие предметы, увлекает их за собой и несется неуклюжим галопом из одного угла комнаты в другой, застревая под столами и стульями, и, с трудом преодолевая препятствия, продвигается вперед. Иногда, завертевшись вокруг ножки мебели, он прикручивает и себя вместе с зацепившейся вещью и тогда с удесятеренным азартом вырывается и выбивается на свободу, с тем чтобы опять начать новое занятие.

Во всех картинах игр шимпанзе мы наблюдаем одни и те же характерные вышеотмеченные черты: переброску внимания шимпанзе от объекта к объекту, кратковременность оперирования с каждой вещью, прерывание начатых действий с одним предметом и их повторное многократное воспроизведение после перерыва. Весь игровой процесс данного отрезка времени не представляет собой единый, целостный процесс, направленный к осуществлению определенной цели, подчиняющей себе все слагающие его действия, и доводимый до конечного эффекта, но мозаично внешне сцементированный комплекс разрозненных хаотичных действий, совершаемых с привлечением всех доступных находящихся к комнате предметов.

Насколько случаен и немотивирован выбор этих предметов, уже можно судить по тому, что иногда например шимпанзе прицеливается схватить для игры какой-либо один предмет, но, метнувшись к нему, по дороге видит другой и тотчас же изменяет первоначальное решение и начинает заниматься этим последним, забывая о первом. Даже в злобе, взяв в качестве угрозы или для бросания первую попавшуюся под руку вещь, иногда в последний момент Иони заинтриговывается самой этой вещью и начинает ею играть.

Всякая новая вещь тотчас же привлекает внимание шимпанзе, но она скоро становится для него старой и заменяется другой и другой. В этой бесконечной смене объектов своих игр, более чем во всех других видах поведения, шимпанзе обнаруживает необычайное непостоянство своих желаний.

Какой стимул так понукает, словно подхлестывает его юный ум к этой быстротечной смене занятий?

Это прежде и больше всего неутолимое любопытство, требующее для своего насыщения все нового и нового материала.

Иони обладает чрезвычайно повышенной способностью загораться любопытством из чувства подражания. Достаточно например мне пристально приглядываться к чему-либо, и Иони уже тут как тут и смотрит в то же место. Стоит мне склониться над какой-либо вещью, и он впивается в нее глазами.

Раз я взяла в руки простую беленькую коробочку с порошком и, погремев ею, стала пристально рассматривать наклеенный на ней печатный ярлычок. Иони нагнулся, оперся на руки и так и прилип глазами к коробочке, слегка вытянув вперед губы (Табл. B.32, рис. 1).

Я стала перевертывать коробочку в руках. Иони пригнулся еще ниже, совсем припал на руки и широко раскрытыми глазами с любопытством смотрел на коробочку, выпятив вперед плотно стиснутые губы, и с напряженным вниманием в полной неподвижности все смотрел на коробочку, следуя взглядом за моим водящим по ярлычку пальцем (Табл. B.32, рис. 2).

Когда, не раскрыв коробки, я пыталась ее удалить от Иони, он одной рукой схватил меня за руку, второй рукой зацепился за коробку и с громким плачем стал тянуть коробочку к себе (Табл. B.32, рис. 4); когда же я попробовала сопротивляться, притянув коробку совсем к себе обеими руками, Иони резко куснул меня за пальцы и некоторое время не хотел выпустить мою руку из своих зубов (Табл. B.32, рис. 3).

Любопытство Иони по отношению к скрытому содержимому коробки так велико, желание присвоить коробку так сильно, что он прибегает даже к крайнему средству, как кусание.

Любопытное ощупывание, обнюхивание, разглядывание новых предметов доставляет Иони много развлечения: при приходе своих людей из чужих домов он обнюхивает их чуть ли не с головы до ног; принесенные чужие новые вещи Иони прежде всего стремится обнюхать, а потом тащит в рот; при разбирании корзин и ящиков Иони принюхивается почти к каждой извлеченной вещи, к каждому клочку бумажки и тряпочки. Некоторые запахи особенно интригуют Иони, и он многократно повторно принюхивается к вещам, издающим эти запахи, как например к сырому мясу, к скелетам, к своим высохшим экскрементам, к живым лягушкам, к раку и к различным раздавленным мелким насекомым.

Не только новые обонятельные, но также и звуковые стимулы возбуждают любопытство Иони. Заслышав в смежной комнате незнакомый голос или необычайный шум, Иони мгновенно отвлекается от своих занятий, припав к полу, подглядывает в дверную щель, и если не получает доступа наружу и не может до конца удовлетворить свое любопытство, то вызывающе стучит кулаком в дверь, демонстративно требуя, чтобы ее открыли. Такое же любопытство обнаруживает Иони и по отношению к новым вкусовым восприятиям.

Как уже упоминалось ранее, получив однажды в свое распоряжение коробку разноцветных мармеладных конфет, Иони, отведав одну, звучно кряхтя от удовольствия и облизывая пальцы, тем не менее не кончает съедания начатой конфеты, а обращается к другой, едва закусывает эту и опять бросает, и опять тянется к новой, и так дегустаторски перебирает целые 15 конфет. Так как все мармеладинки оказываются не совсем одинаковыми по вкусу, Иони снова принимается за оставленные им первые испробованные и с прежним смачным кряхтением доедает их до конца, перетрогав и отведав все имеющиеся в коробке конфеты. Для Иони нет большего удовольствия, как получить большой мешок с разнообразным, перемешанным, неизвестным ему съестным материалом и заниматься извлечением из этого мешка разных продуктов (сухих фруктов, конфет, печенья, кусочков различных плодов и овощей, орехов, подсолнухов и других вещей) и в каждой вынутой щепотке неожиданно для себя находить новые и новые лакомые сюрпризы.

Вступив в обладание таким мешком, Иони совершенно покорно входит в свою клетку и безо всякого сопротивления позволяет себя в ней закрыть, надолго развлекаясь опустошением, разбиранием, рассматриванием и отведыванием содержимого этого многообещающего мешка.

Иони необычайно интригуют неожиданно появляющиеся световые эффекты: с каким всепоглощающим вниманием смотрит он на зажигание спички, как бы поражаясь происходящим загоранием света, как он смотрит и не насмотрится на живой огонь, сам подставляя новые сухие спички, многократно демонстративно требуя повторного воспроизведения зажигания после затухания огня!

Стоит дать Иони самую незатейливую, но новую вещь, даже простой листочек бумаги, — и он тотчас же оживляется и принимается им заниматься. Правда, он быстро удовлетворяет свое любопытство, и через несколько минут та же бумажка, если она не разрывается на куски, лежит в полном пренебрежении вместе со всем другим получившим отставку материалом, но кратковременно и эта бумажка выполняет свою развлекающую роль. Это страстное любопытство к новизне, как и всякая страсть, у Иони так непреоборимо и ненасытно, что отвлекает его от любого занятия, преодолевает его усталость, сонливость и упрямство, вводит его в самые невыгодные сделки, заставляя променять на приманку новизны даже такие драгоценные для шимпанзе вещи, как свобода.

Если в момент даже самой оживленной игры шимпанзе на трапециях издали показать ему какую-либо новую вещь, он мгновенно бросает эту игру и спешит посмотреть новинку, причем, всматриваясь, широко открывает рот.

Иногда к вечеру уже видишь, как Иони устало зевает, полусонный смыкает глаза и вот-вот готов свалиться и заснуть, но если в эту самую минуту вы подносите ему что-либо им дотоле невиданное, он мгновенно оживляется, и любопытное обследование нового предмета совершенно прогоняет его сон.

Часто невозможно усадить Иони в клетку, он сопротивляется, упрямится засаживанию, но едва даешь ему в руки какой-либо новый объект, Иони немедленно добровольно, покорно входит в клетку и начинает его рассматривать.

Нередко Иони сидит снаружи на потолке своей клетки, и никакими уговорами, никакими просьбами, окриками, повелениями, угрозами, криками невозможно заставить его спуститься вниз (так как он по опыту знает, что обычно вслед за этим спусканием производится и засаживание его в клетку), но стоит кому-либо из нас сделать вид, что в полусжатой горсти руки что-либо есть и при этом самому любопытно внимательно смотреть в эту руку, Иони немедленно и сам загорается любопытством, поспешно слезает с клетки, пытаясь заглянуть в призакрытую горсть.

Несмотря на то, что на эту наживку обезьянчика не раз подлавливают для того, чтобы после скорого удовлетворения его любопытства посадить его в клетку, тем не менее он всякий раз попадает на ту же самую удочку; правда, с каждым разом период колебания, предшествующий решению слезть для рассмотрения интригующего его предмета, все удлиняется, но все же в конце концов любопытство превозмогает, и не было ни одного случая, когда бы Иони устоял перед соблазном потешить свое любопытство и отказался бы от его удовлетворения во имя каких бы то ни было других благ. Показыванием чего-либо нового у шимпанзе можно сорвать развитие любого аффекта, видоизменить направление любой эмоции, переводя их в русло любопытства.

Это любопытство проявляется при самых разнообразных условиях и с особенной силой выступает при помещении Иони в новую обстановку.

По привезении Иони к нам в дом, при внесении его в новую комнату, шимпанзе, сидя у меня на руках, сначала только обводит глазами всю комнату, пристально приглядываясь то в одном, то в другом направлении, останавливая взгляд на различных интригующих его вещах.

Он быстро осваивается, и ему уже не сидится на месте, он рвется у меня из рук. Он залезает повыше, чтобы разглядеть получше разом всю комнату, он сходит на пол и, как кошка, принесенная в чужой дом, он подходит и принюхивается почти к каждому предмету, дотрагивается пальцами то до одного, то до другого, берет их в руки и переворачивает во все стороны; он забирается во все призакрытые уголки, подглядывает под столы, стулья, диваны, залезает на все, на что может забраться, и в короткий срок успевает оглядеть, обнюхать, ощупать в доступных ему пределах всю комнату.

Иони всегда желает расширить границы своих наблюдений: дверь, ведущая в смежные комнаты, решительно не дает ему покоя, он хочет ее открыть, он толкает, напирает на нее, желая хоть на секунду высунуться за нее, выскочить вон; когда же его уводят оттуда насильно, он сопротивляется и кусается.

Раз выбежав в смежные комнаты, Иони сосредоточивает все свои усилия на том, чтобы еще раз побывать там. Так как дверь комнаты шимпанзе при выходе от него и при входе к нему обычно запирают, то он длительно сидит у порога, чтобы тем легче и быстрее улучить момент возможного промедления, неловкости, замешательства при открывании или закрывании двери и использовать этот удачный случай для самовольного выбегания из комнаты. Если даже Иони и не дежурит у комнаты и слышит близ двери движение, он молниеносно подлетает к двери, чтобы перехватить подходящий момент и проскользнуть в дверь.

Выше^[95] уже было подробно описано, какие тягостные сцены сопровождают всякое вмещение зверька в комнату и преграждение ему доступа к выходу в смежное помещение; позднее^[96] приводились те разнообразные способы и ухищрения, к которым прибегает Иони для того, чтобы расширить сферу своих рекогносцировок.

В большой комнате окно, выходящее на улицу, дает неисчерпаемый источник новых любопытных восприятий, и Иони длительно созерцает через стекло все происходящее наруже. Как уже было упомянуто, иногда он привстает на ноги, вытягивает шею и голову в направлении особенно интересующего объекта, провожает его глазами от момента появления в поле его зрения до момента полного исчезновения.

Иони особенно интригуют проезжающие извозчики, пешеходы, обремененные большими тяжелыми ношами, и тогда он издает свой обычный при волнении протяжный звук «у-у-у».

Некоторым мимо проходящим людям Иони настойчиво, громко стучит кулаком в окно, и так как тротуар находится близ самых окон, то те оглядываются, улыбаются, увидев черномазую рожицу шимпанзе, задерживаются у окна к вящщему удовольствию Иони, который так прилипает лицом к стеклу, что совершенно- расплющивает и доводит до побеления свой и без того плоский нос.

Бегающие собаки, дерущиеся мальчишки надолго приковывают к себе внимание шимпанзе; его интерес усугубляется, когда мальчуганы вступают в контакт с собаками и заводят игру или нападение на животное, тогда Иони волнуется, ухает, хрюкает, пушится, эмоционально соучаствуя в событии.

При перевозе Иони на извозчике по улицам Москвы он до такой степени увлекается созерцанием мелькающих мимо него картин, что кажется совершенно парализованным: он неподвижно сидит у меня на коленях и, не отводя глаз, все смотрит перед собой; он не реагирует ни одним движением, когда я настойчиво называю его по имени, — так целиком отдается он наблюдению нового для него мира.

Совершенно аналогичную форму поведения обнаруживает Иони и при перевозе его на лошадях в деревню, — в течение 6-часового переезда он смотрит и не насмотрится на меняющиеся ландшафты лесов, полей и лугов и сидит как загипнотизированный, устремив взгляд вдаль. Только от времени до времени это его замурованное состояние прерывается удивленным, протяжным возгласом «у-у!» Этот возглас слышится всякий раз, как мы встречаем другой экипаж.

Иногда на нас почти вплотную сзади наезжают лошади и тычутся в наши спины, — все мы, сидящие в повозке, оглядываемся, и Иони в ужасе отшатывается назад, видя так близко лошадиную морду, и потом еще долго боязливо посматривает назад и не успокаивается до тех пор, пока нас не обгонят и когда он снова видит позади себя чистую дорогу.

При поездке в закрытом автомобиле и в вагоне железной дороги Иони с утра и до вечера не спускает глаз с окна; будучи в вагоне, он в течение целого дня сидит устремив глаза в оконное стекло, он настойчиво отказывается от пищи и перестает смотреть туда только тогда, когда уже спускаются сумерки и становится ничего не видно.

Свое совершенно поглощающее его созерцание Иони эпизодически нарушает только протяжным стоном или отрывистым хрюканьем, издаваемым им в случае появления особенно интересных картин: например при виде движения, суеты людей во время остановок на станциях, замечая бродящие на полях стада скота.

Порой проносящийся, громыхающий встречный курьерский поезд заставляет Иони отпрянуть назад, а потом он, увлекаемый любопытством, опять прилипает к стеклу, возбуждая в свою очередь любопытство и удивление проезжающих, видящих в окне вагона совершенно необычного пассажира.

Выпущенный впервые во двор, Иони находит неисчерпаемый запас нового материала для удовлетворения своего любопытства.

Он подглядывает в низко расположенные окна жилых квартир, он забегает в раскрытое чужое крыльцо и осматривает там каждый предмет, он бежит к калитке, глядит на улицу, прислушиваясь к уличному шуму и гомону, он залезает на невысокие деревца в палисадниках; спустившись на землю, он ковыряет пальцем землю, вырывает траву, все время пристально смотря и нюхая все попадающие в руки предметы, а вслед затем принюхиваясь и к своим пальцам.

И так суетливо с деловитым видом Иони снует из одного конца двора в другой, везде и всюду находя все новые любопытные для него вещи и не унимаясь в своих поисках.

В деревне, помещенный во втором этаже домика с прилегающим балконом, Иони проводит в комнате целые дни, вися на балконной сетке и жадно сосредоточенно наблюдая все происходящее внизу на земле, как бы никогда не утоляя своего ненасытного любопытства.

Ежедневно он собирает под этим балконом целые толпы деревенских ребятишек и праздношатающихся людей и, служа им даровым «петрушкой», сам развлекается созерцанием этой текучей веселой, гомонящей толпы. От времени до времени Иони подзадоривает публику, делая внезапные перескоки по сетке, сотрясая сетку и бросаясь то в одном, то в другом направлении, как бы вот-вот готовясь выскочить наружу, — толпа пугается, шарахается из стороны в сторону, раздается крик, визг, хохот, и это только повышает обоюдное удовольствие взаимного созерцания.

Это созерцание для Иони чрезвычайно заманчиво. Запертый в комнату в холодную погоду Иони сам находит пути к высвобождению из плена и к выходу на балкон. Он ловко и с большой настойчивостью распутывает веревки, завязывающие балконную дверь, и выходит вон, чтобы с прежним воодушевлением длительно набирать новые и меняющиеся впечатления. В одиночном заключении в своей комнате или в клетке при отсутствии притока новых вещей Иони впадает в флегматичное, ленивое настроение. Он валяется на своей постилке брюшком вверх, позевывая, апатично рассматривая свои руки и ноги, совершенно игнорируя все изобилие имеющихся у него под рукой, но уже старых, знакомых игрушек.

В новой комнате после предварительной поверхностной рекогносцировки и беглого обследования непосредственно доступных для наблюдения вещей Иони направляет свое любопытствующее внимание на открывание скрытых полостей. Он заглядывает под диваны, кресла, столы, открывает внутренние оконные рамы и вынимает оттуда лежащие там предметы. Он открывает дверцы гардеробов, буфетов и присматривается к их содержимому, дотрагиваясь до каждой вещи; он выдвигает ящики столов и шкафов, корзины, комоды, коробки и начинает их разбирать.

Сидя перед ящиком с различными лоскутками, он с чрезвычайно сосредоточенным видом вынимает из него различные тряпочки; одни он обнюхивает и равнодушно кладет поодаль, другие, взяв обеими руками за концы, он накидывает себе на шею и сближает у горла, как бы стараясь делать из них подобие галстука (или шарфа), который он от времени до времени перетягивает вправо и влево по шее; вдруг другие лоскутки привлекают внимание Иони, он снимает первые, подбирает их под себя, садится на них и надевает на шею последние вынутые, которые остаются до тех пор, пока не встретятся новые, более предпочитаемые.

Я могла заметить^[97] , как выбор Иони идет по самым разнообразным направлениям, довольно часто цвет предопределяет избрание. Иони отбирает интенсивно-покрашенные красные, желтые лоскуты; в других случаях ему нравятся не яркие, но блестящие шелковые, атласные материи, которые он расправляет, разглаживает руками; иногда прозрачность, сетчатость интригует его любопытство: он выбирает себе кружева (в дырки которых просовывает пальцы), вуали, клеенки, которые он накладывает себе на глаза и через которые смотрит на свет.

Иони тянется к огню: он любит созерцать горение свечи и спички, и радостно отвертывает он штепсель, пуская электричество и смотря на него.

Нередко форма и величина привлекают его внимание: он присваивает в свой обиход особенно большие и длинные лоскуты, которые он использовывает то наманер шарфа, надевая себе на шею, то в качестве покрышки на голову; окутываясь ею, он лазает по мебели, бегает по комнате, придерживая ее за края зубами во избежание спадания.

Иногда стимулируемый любопытством Иони идет в своих обысках чрезвычайно далеко: он открывает печные дверцы, выбирает оттуда угольки и золу; найдя стоящий на полу самовар, он заглядывает в открытую трубу и извлекает оттуда содержимое, состоящее из лучин и углей.

Уже говорилось ранее, как охотно Иони обыскивает посредством палочки даже щели своей клетки, выгоняя оттуда запрятавшихся тараканов. Можно определенно сказать, что в комнате Иони не было ни одного вместилища, ни одной полости, ни одного отверстия, которые он не обшарил бы своими руками, пальцами или в которое он не заглянул хотя бы одним глазком.

Видит Иони сетчатую поверхность на плетеном сиденьи стульев, и он пристально смотрит через дырки на пол; открывающаяся глубина, просвечивание пола видимо его удивляет, и он издает протяжный стонущий звук.

Он пробует запустить в дырки стула свой обследующий палец, и когда это не удается сделать ввиду узости диаметра дырки, он прилагает все меры, чтобы разодрать сетку.

В другое время не столько вогнутые, сколько выпуклые, рельефно выступающие предметы возбуждают его необычайный интерес.

Увидев клавиши рояля, Иони особенно заинтриговывается выпукляющимися черными клавишами, он дотрагивается до них указательным пальцем, ощупывает, пытается ударить, вернее вдавить их; когда он получает звук, то давит еще сильнее до пределов возможного, притом, как это всегда бывает у него (и у людей в моменты чрезмерного напряженного внимания), нижняя челюсть его отвешивается, рот широко раскрывается, взгляд следует в направлении обследующего пальца.

Сходная картина поведения получается и в том случае, когда Иони видит контрастное соотношение черных пятен на белой бумаге. Иони дотрагивается и до них пальцами, старается их защипнуть (как если бы они были барельефными), и когда это у него не выходит и он хватает только свои ощупывающие пальцы, он начинает царапать, скрести, колупать ногтями бумагу, стремясь каким бы то ни было способом оттащить от поверхности бумаги интригующее его изображение. Чем меньше Иони преуспевает в этом, тем настойчивее его усилия и разнообразнее ухищрения в осуществлении желанной цели.

Такое же любопытство и внимание вызывают у Иони различные книги с картинками. Он чрезвычайно любит сам перелистывать книги и рассматривать изображения, причем, как то уже было отмечено, наблюдается его диференцированное отношение к разного рода картинкам. Рисунки животных, особенно обезьян, привлекают его сугубый интерес, особенно если они отличаются большой рельефностью, переданы резко контрастирующими светотенями; и их, как и выпукляющиеся предметы, Иони старается отделить пальцами от бумаги и злобится, когда это не удается сделать.

Фото, передающие морды зверей с резко выступающими глазами, с яркими бликами в глазах, вызывают агрессивные чувства шимпанзе, и он, приглядываясь к ним, ожесточенно царапает их пальцами по морде, хлопает их кулаком.

Как уже было упомянуто, необычайно эффектно выражается реакция шимпанзе на зеркало.

Увидя себя впервые в зеркале, шимпанзе открывает рот от удивления, вопросительно-любопытно устремляет взгляд в стекло, как бы безмолвно красноречиво вопрошая: «что это там за рожа?» (Табл. B.33, рис. 1; Табл. B.7, рис. 3).

Когда я вожу зеркало из стороны в сторону перед глазами шимпанзе, Иони, сам не двигаясь с места, весь подобравшись, с любопытством повертывает голову, ловя глазами изображение и так продолжая оставаться с раскрытым ртом.

Скоро Иони осваивается со своим образом, закрывает рот и, сжав и вытянув вперед губы, продолжает пристально приглядываться к зеркалу (Табл. B.95, рис. 2).

Но это отдаленное созерцание скоро его уже не удовлетворяет, он вопросительно протягивает руку в направлении своего изображения и, натыкаясь на стекло, схватывает зеркало за край, приближает его к себе и, слегка расщелив рот, все смотрит и смотрит на себя, не отрываясь (Табл. B.95, рис. 4). При моем передвижении зеркала, видя перемещение своего образа, Иони старается вырвать у меня зеркало из рук, грызет его края зубами, старается заглянуть за зеркало; если я не даю коснуться зеркального стекла, Иони протягивает и заводит за него свою руку, нащупывая и стараясь захватить кого-то (Табл. B.33, рис. 2), и если я нарочно подставляю ему позади зеркала мою руку, то вначале он пугается, отскакивает, а потом сильно сжимает мою руку своей рукой и старается подтянуть ее к себе. Если я сопротивляюсь и, не показывая свою руку, убираю ее, Иони встречает новое появление своего изображения с большой агрессивностью: закинув голову назад, он яростно, повторно колотит по зеркалу сложенными пальцами, причем по его губам пробегает волнообразная судорога, заканчивающаяся искривлением губы в области клыка^[98] (Табл. B.33, рис. 3).

Затем Иони проделывает перед зеркалом другие гримасы отчасти запугивающего, отчасти любопытствующе-развлекательного свойства.

То, вытянув вперед плотно сложенные губы и сгорбив верхнюю губу, он длительно трещит губами, не спуская с себя глаз в зеркале (Табл. B.33, рис. 4), то, раскрыв рот, Иони вытягивает вперед язык, извивает его, вращает им впереди губ, перемещает из стороны в сторону, справа налево и сверху вниз. Временами Иони придает губам самую разнообразную конфигурацию: то он направляет их раструбом вперед (как при общей возбудимости) (Табл. B.95, рис. 6), то оттягивает в стороны наманер улыбки, то складывает мысиком верхнюю губу над нижней (как при усиленном внимании), то подергивает, кривит и обнажает ее над клыком (как при злобе).

Выше уже упоминалось, с каким любопытством присматривается Иони к своему отражению в стеклах дверей и окон и в других отражающих поверхностях, как например в металлических шариках кровати, в черной полированной поверхности дырокола и в блестящей поверхности стального звонка.

Если фотографические и зеркальные изображения животных вызывают чрезвычайный интерес шимпанзе, то естественно предположение, что чучела животных, мертвые и живые животные должны возбуждать еще большее любопытство Иони.

Так оно оказывается и на самом деле.

В главе, посвященной эмоции страха, мы уже могли видеть, как вопреки боязни некоторых предметов — например маски, изображающей человеческое лицо, головы волка, чучела медведя — шимпанзе тем не менее делает самостоятельные попытки к более близкому ознакомлению, так как любопытство превозмогает над его страхом; аналогичное стремление к разглядыванию волнующих его предметов обнаруживал Иони и при виде черепа человека, скелетов обезьян, чучел, трупов птиц и зверей.

Увидев эти необычайные предметы, Иони первоначально пускает в ход свой обследующий указательный палец, любопытно дотрагиваясь им до интригующего объекта, потом он подносит палец к носу и обнюхивает его, продолжая то более, то менее длительно приглядываться к этим предметам (Табл. B.22, рис. 2).

Живые животные с их способностью к передвижению (например морские свинки) надолго приковывают к себе любопытное внимание шимпанзе.

В полутемном террарии Иони мгновенно замечает медленно ползущую гусеницу и длительно занимается созерцанием ее перемещения по травинкам.

Еще больший интерес шимпанзе вызывает лягушка: увидев ее, Иони нагибается к террарию, то приподнимая, то опуская брови, плотно сжав и выпятив вперед обе губы, вздув верхнюю горбиком; шимпанзе пристально присматривается к лягушке, заглядывая на нее то с одной, то с другой стороны стекла, следя за ее малейшим передвижением. Всякий раз как лягушка, сидя на месте, замирает, Иони колотит рукой в стекло, как бы вызывая ее к действию, а когда лягушка чрезмерно оживляется и начинает прыгать, Иони заглядывает через открытый верх террария, пытается щелкнуть ее пальцем или каким бы то ни было способом ударить ее.

Ящерица, посаженная в террарий, ищущая себе выхода и карабкающаяся по сетке, еще более подвижная чем лягушка, вызывает длительное неохладевающее любопытство шимпанзе (Табл. B.97, рис. 5).

Однажды я показала Иони живого рака. Иони сначала дотронулся до бумажки, в которую рак был завернут, обнюхал свой палец, коснувшийся бумажки, потом самую бумажку и уставился глазами на рака. Рак задвигался. Иони вздрогнул, искривил верхнюю губу и резко дернул рака за ус; потом он обнюхал свои пальцы, хватавшие рака; позднее Иони смелел больше и, взяв рака за усы, начинал его возить. Но обонятельные стимулы, исходящие от рака, возбуждали любопытство Иони не менее, чем зрительные стимулы.

Он снова притрагивался пальцем к спинке рака, опять обнюхивал свой палец, обнюхивал то место, с которого рак сполз, растирал рукой влажный след, оставшийся от рака, ударял рукой по тому месту, где сидел рак, намахивался на самого рака кулаком, а когда я сажала рака к нему в клетку, Иони хватал его за ус, и бросал прочь от себя вон из клетки на пол; слишком близкое соседство членистоногого собрата раздражало Иони.

Необычайный интерес с примесью страха вызывают у Иони все большие домашние животные, как коровы, лошади, овцы; и в деревне мне не раз приходилось заставать Иони висящим часами на балконной сетке и наблюдающим прохождение и водопой стада коров и овец.

Мелкие домашние животные, как свиньи, кошки, собаки, куры, настолько активируют любопытство Иони, что он уже не может усидеть на месте, а уносится вслед за ними, чтобы вступить с ними в более тесный и непосредственный контакт, а когда он разделен от них насильственно стеклом окна или балконной сеткой, за которой сидит, он настороженно созерцает их передвижение на воле.

Люди, и в особенности вновь пришедшие незнакомые люди, пробуждают у Иони еще большее любопытство, нежели животные.

При входе в его комнату нескольких новых лиц Иони так и впивается в них глазами; едва он взглянет на одного присутствующего и успеет буркнуть свое не слишком благозвучное приветствие — взволнованное уханье, — как уже смотрит дальше на дверь, продолжая непрерывно ухать, вытягивать вперед по направлению к вновь вошедшему одну руку, сгорая нетерпением разглядеть его: войдет этот последний, а Иони, раскрыв рот, уже заглядывает дальше, чтобы увидеть следующего входящего человека, и не отрывает глаз от двери и не прекращает звука до тех пор, пока дверь совсем не захлопнется.

Обычно Иони не терпит пассивного созерцания новопришедших, а хочет ознакомиться с ними поближе.

Если при наличии в его комнате сообщества новых лиц промедливают с выпусканием Иони из клетки, он начинает отчаянно стучать и громыхать трапециями, стонать, похныкивать, нетерпеливо, беспокойно суетясь по клетке и не успокаиваясь до тех пор, пока его не выпустят наружу.

Освобожденный из клетки Иони прежде всего направляет свое любопытство на новых лиц. Он подбегает к каждому из них и боязливо касается указательным пальцем разных частей их тела и после каждого притрагивания с сосредоточенным видом долго и внимательно обнюхивает свой палец; к некоторым людям Иони решается прикоснуться даже плотно сжатыми и вытянутыми вперед губами, в то же время осуществляя и принюхивание.

Закончив с этим предварительным обонятельным обследованием и как бы фактически убедившись в миролюбии и безвредности нового человека, обезьянчик начинает уже подробно разглядывать незнакомцев: он ощупывает их, проводит руками по их лицам, залезает пальцем в ноздри, перебирает волосы на голове, шлепает ладонью по лысинам, теребит и растаскивает длинные бороды, проводит руками по платьям, отвертывая борта, полы, складки одежды и рассматривая их, залезая в карманы и опустошая их содержимое, с особенным любопытством разглядывая обувь и ощупывая надетые очки, часы, цепочки. Длинные широкие женские юбки необычайно интригуют Иони; Иони хватает их за край, загибает кверху и с любопытством подглядывает под подол, ощупывает обычно закрытые части ног вплоть до голени к вящшему конфузу посторонней посетительницы, и чем более та противится этому обследованию, тем более загорается Иони желанием продолжать свои рекогносцировки далее.

В присутствии посторонних Иони обычно предпочитает играть с этими незнакомыми людьми и всячески подзадоривает их к игре: легко намахивается на них руками, хлопает, толкает и оживляется необычайно, когда они идут навстречу его зазываниям; быстро освоившись с незнакомцем, Иони может играть с ним продолжительно, совершенно игнорируя «своих», как бы даже не замечая их.

Однажды вечером к Иони в комнату вошел рабочий, делавший перегородку этой комнаты. Иони положительно не спускал глаз с новопришедшего в течение всего периода его трехчасовой работы; обезьянчик явно хотел спать, зевал, с трудом смотрел глазами и все же с любопытством наблюдал за действиями нового человека, созерцая до тех пор, пока окончательно не свалился и не заснул.

В другое время пришел посторонний человек замазывать зимние рамы в комнате шимпанзе. Для Иони это оказалось большим развлечением: он все время совался к открываемым окнам, таскал и пытался есть замазку, в упор смотрел на нового человека, с любопытством и страхом разбирал его бороду, принюхивался к его лицу, касался его своими руками, приглядывался к его сапогам и длительно с напряженным любопытством следил за всеми действиями рабочего; от времени до времени Иони прерывал свое созерцание поддразнивающими зазываниями незнакомца к совместной игре: Иони становился прямо против рабочего, притаптывал ногой, постукивал рукой по полу и с настороженным азартом налетал и толкал его, а потом отбегал в противоположный конец комнаты и поглядывал, что за этим воспоследует.

Если и этот маневр не вовлекал человека в совместный игровой контакт, Иони метался по комнате, валил стулья, бегал, суетился и пытался развлекаться самостоятельно.

Надо сказать, что Иони обладал исключительной способностью наблюдательности и необычайным любопытством: он тотчас же замечал всякий элемент новизны и немедленно хотел опознать его осязательнее.

Знакомый молодой человек, носивший ранее длинные волосы, однажды пришел к нам гладко выбритым. Иони немедленно заметил перемену, он подошел к этому человеку и прежде всего стал дотрагиваться пальцами до его бритой головы, проводя по ней рукой по всем направлениям.

В другое время Иони мгновенно усматривает надетое на мне новое платье и начинает внимательно к нему присматриваться и обнюхивать. Он замечает каждое вновь показавшееся у меня на лице пятнышко, каждую царапинку, каждый прыщик. Иони замечает и любопытно приглядывается даже к лежащей на полу иголке, булавке, каждому пятну на обоях. В этих обследованиях новых лиц и предметов большую роль, чем зрение, играют у шимпанзе обоняние и осязание: так например при входе Иони в новую комнату он обнюхивает решительно каждый предмет. Как то уже было упомянуто, этим своим поведением Иони очень напоминает кошек, которые, будучи занесенными в чужой дом, первые часы своего пребывания проводят в непрерывной обонятельной рекогносцировке, переходя с места на место и всюду принюхиваясь.

Интересующие шимпанзе люди и вещи, которые не вызывают у него чувства страха, обследуются им более осязательным способом, — он ощупывает их вытянутыми губами, прикасается к ним языком, причем в отношении острых вещей делает это так осторожно, что никогда не наколется, не порежется, хотя порой оперирует с такими острыми колющими вещами, как гвозди, стекла, булавки, кнопки, шипы цветов (роз).

Очень часто в обиходе жизни губы шимпанзе выполняют подсобную хватательную функцию, довершая особенно субтильные движения: например шимпанзе хочет поднять руками с пола плоские круглые костяные плошки, но при всем старании не может подцепить их пальцами; тогда он наклоняется ртом к полу и прекрасно защипывает губами плошку, вслед затем перенимая ее с губ в руки.

Когда под руками нет абсолютно ничего подходящего для игры, Иони использует для развлечения свои губы, язык, рот, руки. Плотно сомкнув губы, он оттягивает рот то в одну, то в другую сторону (Табл. 3.4, рис. 4); высунув язык, он водит им по губам или шлепает им о губы или вытягивает вперед, или втягивает назад в полости рта^[99] (Табл. 3.4, рис. 2, 3).